Испытательный полигон - Майкл Коннелли

— Надеюсь, он останется таким, когда я буду его допрашивать, — сказал я.

Пока мы пересекали площадь перед участком, Джек не переставал разматывать случившееся.

— Похоже на ловушку, — сказал он. — Как будто они ждали, чтобы вычислить, кто и откуда подключился.

— Ради этого мы и приняли все меры предосторожности, — сказал я. — И они сработали. Даже если мы попали в ловушку, мы успели выскочить. Следы ведут не к нам, а в участок. Теперь они будут ломать голову, что делает полиция с их программой.

— Мы ничего не получили от «Рен», — сказал Джек. — Жаль. Вышло впустую.

— Не впустую, — сказал я. — Мы узнали, что чат‑бот Аарона Колтона всё ещё жив — в цифровом виде. И что с ним можно общаться.

— И что это нам даёт? — спросил он.

— Потенциального свидетеля на суде, — сказал я.

Глава 16.

Следующая неделя стала затишьем перед бурей. Обе стороны по делу готовились к процессу. Каждый сидел в своей норе, оттачивая стратегию и списки свидетелей. Единственная стычка вышла короткой и почти комичной.

Мейсоны подали отчаянное ходатайство о прекращении дела. Они утверждали, что любые высказывания «Рен» в адрес Аарона Колтона и то, как подросток их понимал, не имеют значения, потому что подпадают под защиту свободы слова.

Менее чем через три часа после подачи ходатайства судья Рулин разослала сторонам электронный отказ. Она поблагодарила Мейсонов за «новую правовую теорию», но тут же отмахнулся от неё. Суд, написала она, не станет создавать прецедент и наделять чат‑бота на базе ИИ конституционными правами и защитой, предназначенными для людей.

В строках судьи я чувствовал сарказм. Не был уверен, почувствовали ли его Мейсоны.

В пятницу перед началом отбора присяжных мы с Макэвоем предприняли последнюю попытку надавить на Наоми Китченс. Мне нужно было знать, начну ли я процесс без её документов и показаний.

Мы поехали по старой схеме. Прилетели в Окленд, взяли машину напрокат и пересекли залив по мосту Дамбартон. На этот раз мы заняли столик в «Джоуни’с» ещё до того, как пришла Китченс.

— Как думаешь? — спросил я. — Мы её дожмём?

— Не знаю, — сказал Макэвой. — Мы ей явно нравимся. Ей нравится с нами говорить. Ей нравится, что родители стрелка присоединились к иску. Думаю, ей нужен лёгкий толчок, но я не знаю, какой.

— У меня были такие свидетели, — сказал я. — Они хотят помочь. Знают, что будут чувствовать себя виноватыми, если не помогут. Но им всегда чего‑то не хватает. То ли правильных слов, то ли ещё чего. На этот раз позволь мне взять на себя большую часть разговора. Может, если она ещё раз услышит это, но уже от того, кто будет допрашивать её на процессе, это даст ей уверенность. Или хотя бы подтолкнёт рассказать, что у неё есть.

— Давай, — сказал Макэвой. — Вот она.

Мы сидели рядом, в уголке. Я посмотрел на вход и увидел, как Наоми вешает пиджак на вешалку. Она сунула руку в карман, что‑то достала и направилась к нам. Я не успел разглядеть, что именно. Мы с Джеком встали и пожали ей руку.

— Как вы, мистер Холлер? — спросила она.

— Всё нормально, — сказал я. — Пожалуйста, зовите меня Микки.

— Хорошо, Микки, — сказала она. — А вы, Джек?

— Очень хорошо, Наоми, — ответил Макэвой.

По их манере общения я понял, что постоянные визиты и звонки сделали их отношения более близкими. Мы сели.

— Прежде чем мы начнём, хочу вас кое о чём спросить, — сказала Китченс. — Кто‑нибудь из вас знает, когда у меня день рождения?

Я помедлил. Это был проверочный вопрос или игра?

— С хода не скажу, — сказал Макэвой. — Если это было в резюме в «Зловещей долине», я пропустил.

Я покачал головой. Не знал.

— Двадцать восьмого января тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, — сказала она. — Знаете, что ещё произошло в этот день?

Дата звучала знакомо, но я не мог вспомнить. Мне не нравилось начинать разговор с загадок.

— Просто скажите, — сказал я.

— Взорвался шаттл, — сказала она. — «Челленджер». Помните? Взрыв почти сразу после старта во Флориде. Семь астронавтов погибли. Среди них — школьная учительница. Их семьи смотрели на это.

— Помню, — сказал я. — Ужас. Но при чём...

— При всём, — перебила она. — Я выросла, зная, что это случилось в день моего рождения. Каждый круглый год — пять лет, десять — я слышала истории о годовщинах катастрофы «Челленджера». Это стала частью того, с чем я живу с рождения. Я появилась на свет, когда они погибали. В следующем году мне сорок. Будет сорокалетие катастрофы. И поверьте, про неё снова будет полно материалов.

Я ей сочувствовал, но не видел связи. Она говорила с таким жаром, что я решил не перебивать. Но она, увидев моё нетерпение, перешла к делу.

— Я всегда настораживаюсь, когда где‑то упоминают «Челленджер», — сказала она. — Это часть меня. На выходных я сидела дома и открыла «Нетфликс», чтобы выбрать, что посмотреть. Знаю, вы — настоящий «Адвокат на Линкольне» и всё такое, но ваш сериал я уже видела. Я искала что‑то другое и увидела документалку о «Челленджере». Её сняли несколько лет назад, а я пропустила. Три серии. Я начала смотреть и узнала много такого, чего раньше не знала.

Тут я понял, куда она клонит. Я смотрел тот же фильм на «Нетфликсе» с дочерью, когда она вернулась домой после пожаров.

— Нашёлся человек, который всё рассказал, — сказала Китченс. — Они собирались всё замять, но один инженер, который работал на производителя уплотнительных колец, связался с «Нью‑Йорк Таймс». Он отправил им документы. Из них следовало, что НАСА предупреждали об опасности запуска в холодную погоду. Предупреждение проигнорировали. Дали отмашку на старт, и вот что вышло.

— Да, помню, — сказал я. — Этот парень, скорее всего, спас жизни тем, кто полетел позже.

— Именно, — сказала Китченс. — Как только всё вышло наружу, им пришлось устранить проблему, и все последующие запуски прошли нормально. «Колумбия» погибла уже при входе в атмосферу — другая история. В любом случае, когда я посмотрела фильм, я впервые почувствовала, что не зря