Четвёртый раунд - Николай Николаевич Крамной

Из дальнейшего разговора выяснилось, что уезжал Жогин, видимо, в спешке, так как даже часть мебели бросил на произвол судьбы.

— Мы тоже не знаем, как быть, — жаловалась хозяйка, — мебель теперь такая, что, если со старой квартиры сюда везти, рассыпаться может. Да ещё по этажам тащить. Может, продать на месте за сколько дадут, а новую купить? Так и купить негде, — загоревала раньше времени хозяйка.

— А куда он выехал? — спросил Друян, не разделяя её забот.

— Соседи говорили, что у него родственник где-то умер и дом ему оставил. Ну, он квартиру бросил и уехал.

— В хороших краях, очевидно, дом оставили ему, если он решил в таком городе квартиру бросить, — зло заметил капитан.

Он подозревал, что никакого умершего родственника скорее всего не было, а спешный отъезд Жогина вызван другими, более важными причинами. Наследство можно принять не ранее чем через шесть месяцев, а для того, чтобы похоронить близкого человека, не обязательно бросать квартиру. То же самое думал и Друян.

— Значит, не знаете, куда он уехал... — в раздумье проговорил капитан.

— Не знаем, — слаженным дуэтом отозвались супруги. — Может, он кому-нибудь из соседей говорил, а мы его даже не видели. А что он натворил? — с нездоровым любопытством спросила хозяйка.

— От алиментов скрывается... — равнодушно пояснил капитан, поднимаясь с шаткого табурета.

Соседи, опрошенные в некоторых квартирах, ничего нового не добавили. Видели, что человек уезжает, а куда — неизвестно.

— В Молдавию он покатил! — уверенно сказала одна старушка из тех, что постоянно сидят возле подъездов и все знают.

— А вы откуда знаете? — спросил её Сергей Викторович. — Разговаривали с ним?

— А зачем мне с ним разговаривать? — пренебрежительно сказала старушка. — Я через стенку от него живу и всё слышу. Он, как выпьет, сейчас берёт гитару и одну и ту же песню поет: «Что за ветер в степи молдаванской...» Значит, тосковал человек по тем краям. А это уж, видно, припекло: бросил всё и уехал.

— Ну спасибо, — унылым голосом поблагодарил капитан всезнающую старушку.

Теперь вот они сидели с Друяном в скверике, под густой каштановой кроной, накрывшей тенью не только их скамейку, но ещё и порядочный кусок зеленого газона. Обоим было ясно, что их опередили на несколько ходов и отыгрываться теперь будет нелегко. И виноваты в этом временном проигрыше они сами. Этот эпизод со старшим лейтенантом, сопровождавшим «скорую», был оттеснён на задний план более важными, на их взгляд, событиями, и они не торопились им заняться. Более того, они сомневались в целесообразности поиска этого неведомого милиционера, против которого и обвинений-то никаких конкретных нет, — так, одни подозрения. Теперь эти сомнения полностью рассеялись. Человек, не чувствующий за собой никакой вины, не будет столь поспешно уезжать из города, бросив квартиру, которую в наше время получить не так-то просто.

— Ошибку он допустил, — прервал молчание Друян. — Не надо было ему уезжать. Если он даже и сопровождал Любченко в «скорой», то теперь этого никто не докажет. Свидетелей-то нет! Один был, и того убрали. И искать, где он работал, бесполезно, если даже и найдем, это ничего не даст. Ключ лежит не там.

— А где? — спросил Денис Николаевич.

— Нужно точно знать, за что убили Любченко. Кому он мешал, и почему там оказался. Тогда всё встанет на свои места, — ответил следователь.

— Вообще-то я знаю, где работал Жогин, — спокойно сказал капитан. — И искать особенно не надо. Может, под другой фамилией или не был там оформлен. Ну, это выяснить не трудно.

— Где? — удивлённо посмотрел на товарища Друян.

— В психиатричке... Это его я видел возле «скорой» во дворе больницы. Далековато, правда, было, как следует я тогда его не рассмотрел, а теперь точно знаю: и тот человек, и неизвестный, на которого указывал Барков, и этот бывший старший лейтенант Жогин — одно и то же лицо. Интересно, что их связывать может? — задумчиво спросил сам себя капитан. — Патов — главврач, кандидат наук, а этот бывший гаишник, к тому же чем-то замаранный... В отделе кадров мне, правда, не сказали, за что его уволили. Но за хорошие дела со службы не попросят.

— А я, Денис, думаю вот о чём: какое отношение главврач этой больницы имеет к магазину «Восток»? Я у него видел на столе письменный прибор из капа. Ему цена многие тысячи рублей. Конечно, он себе может позволить купить такую вещь. Да ещё если за счёт больницы. Но дело не в этом: точно такой прибор стоит в магазине для продажи. Может, в мелочах чем-то и отличается. А Шуртов утверждает, что второго такого прибора у них не было. Почему? Не хочет, чтобы мы знали о его знакомстве с Патовым? Если боится, то чего?

— А что такое кап? — спросил капитан.

— Сразу видно, что ты бесплатное образование получил, — улыбнулся Друян. — Это нарост или наплыв на стволе дерева. У него на срезе фактура очень красивая. Да ещё если он с ценной породы дерева взят... Так вот, у главврача прибор из орехового капа изготовлен. Я в Средней Азии жил и кое-какие поделки из такого материала видел. Ореховый кап ни с каким другим не перепутаешь.

— Может, и он там бывал, мы же его не спрашивали, — обронил капитан. — Какое отношение прибор имеет к этому делу?

— А вот какое: Любченко забрали в психушку из конторы магазина. Теперь уж сомнений нет, что оттуда. Но почему забрали? Что он там делал? Кто позвонил в больницу, чтоб за ним приехали? И почему так поспешно убили? Я, конечно, не отрицаю, что сумасшедшие на всё способны. Но почему именно его? Ведь до этого у них таких случаев не было! А в кармашке пиджака у директора магазина почему-то номер телефона городского морга оказался. Зачем он ему понадобился? Не мог же он предвидеть своей смерти и заранее место там себе заказать? — мрачно пошутил Друян. — Теперь этот спешный отъезд Жогина. Куда он поехал — это не секрет. Я смотрел в магазине накладные на товар. Кооператив у них в Самарканде. Можно, конечно, дать телеграмму и встретить его там, но мы этого делать не будем: никаких серьёзных обвинений мы ему пока