Аварийный взлёт - Левит Ирина

Юрий Александрович Лавронин действительно гордился отделом экономической безопасности, который создал в первый год работы в аэропорту. Да, этой самой безопасностью прежде занимались и экономисты, и юристы, однако они не умели очень важного: добывать сведения, запрятанные в тайных глубинах, а там порой водились настоящие черти. Зато умел Никита Старчук, который восемь лет прослужил в управлении по борьбе с экономическими преступлениями и с радостью сбросил с себя мундир, как только Лавронин позвал его с собой. Вольнолюбивому умнице Никите погоны измозолили все плечи. Старчук возглавил отдел, подобрал толковых спецов и избавил аэропорт от целого ряда проблем. Любой договор, любой деловой партнер не только проверялся, но и регулярно контролировался отделом Старчука.

Недели через три после своего появления Огородов составил с Лаврониным серьезный разговор о передачи отдела под начало нового заместителя по экономике Екатерины Александровны Малафеевой — дамы, которая приехала из Москвы почти одновременно с гендиректором и прежде работала в «АвиаАльянсе». Огородов считал, что все экономические направления должны быть сосредоточены в одних руках, а Лавронин утверждал, что здесь речь идет прежде всего о безопасности. Разговор тот был долгим, напряженным, но Лавронин не уступил, и Огородов отступил.

— К страховой компании «Гранит» и лично Эдуарду Борисовичу Марадинскому не возникало никаких вопросов, — сказал Лавронин.

— Зато теперь вопросы возникнут к нам. И прежде всего к вам, — заявил Огородов.

Эта весьма неприятная беседа состоялась спустя несколько часов после убийства. А на следующий день Лавронину пришлось выдержать весьма долгий разговор с полковником Купревичем, после чего стало понятно: привлекать местные силы к активному расследованию москвичи не намерены — разве что в качестве своего рода порученцев.

И вот сегодня объявился этот непонятный эксперт по фамилии Казик, для которого накануне в спешном порядке пришлось согласовывать и оформлять не просто пропуск, а «вездеход».

Сначала Лавронин увидел его фотографию. Затем (из окна кабинета) — семенящего в сторону административного корпуса в сопровождении старшего лейтенанта. Этот внешне довольно забавный человек не то, чтобы обеспокоил, но озадачил: гражданский… психолог… Зачем он понадобился? И что за тип? Лавронин решил не мудрствовать. Позвонил начальнику ЛОВД, выяснил, кого приставили в качестве оруженосца к непонятному гостю, набрал номер старшего лейтенанта Гаврюшина и передал приглашение Казику пожаловать для знакомства. Параллельно вызвал к себе начальника САБа со словами: «Сережа, я хочу, чтобы ты тоже посмотрел, пообщался. Может, будет полезно».

Общение, на удивление, оказалось весьма приятным (Казик был улыбчив и разговорчив), однако весьма бесполезным (при массе слов — почти ноль информации).

— Ну что скажешь, Сережа? — спросил Лавронин, когда гость покинул кабинет.

Дергачев пожал плечами:

— Вроде как пушистый, но… скользкий.

— Не-е-ет… — задумчиво протянул Лавронин. — Он хитрый и умный. И Купревич, я навел о нем справки, тоже хитрый и умный. Не зря он этого психолога из закромов достал. Пока криминалисты ищут следы, этот Казик будет искать мотивы. В людях он будет копаться, помяни мое слово.

Дергачев снова пожал плечами:

— Моих людей уже перекопали на десять рядов, все докапывались, мог ли кто-то пропустить на входе человека с ножом, но ничего не выкопали.

— А тем не менее, как-то человек нож пронес…

И в этот момент зазвонил внутренний телефон. На дисплее высветилось: «Гендиректор».

— Слушаю, Валерий Леонидович, — отозвался Лавронин. Положил трубку и сказал: — Огородов вызывает. Похоже, у себя на мониторе увидел, как ко мне в кабинет Казик заходил. Явно любопытствует. — Усмехнулся и добавил: — А у прежнего нашего директора трансляция с камеры в коридоре была выведена только в приемную. Самому приглядывать было без надобности.

— Я тогда тоже пойду? — спросил Дергачев.

— Подожди, — остановил Лавронин. — Чувствую, ты мне еще понадобишься.

Вернулся он минут через двадцать, причем весьма озадаченный.

— Начальник интересовался Казиком. Причем сильно тревожился. Но что я ему мог рассказать? Ничего особенного.

— А чего уж так тревожиться? Ну будет к людям приставать, разговоры разговаривать… Мало нас трясут, что ли? Ну еще один… ловец душ, — отмахнулся Дергачев.

— Вообще-то Огородов тревожится прежде всего за меня.

— За вас?!

— Именно. Здесь я отвечаю за безопасность.

— И я, — заметил начальник САБа.

— Да, и ты. Но за тебя отвечаю я. А ты здесь без году неделя. Я же семь лет. И главная ответственность — моя. Огородов боится, что у меня будут большие неприятности. Очень ему это не выгодно. Причем прежде всего потому, что у меня в городе все схвачено-охвачено, а он тоже здесь без году неделя. У тебя задача — освоиться в аэропорту, и ты уже освоился. А ему надо мощно укрепиться в городе, и тут я у него вроде локомотива. Я его везде двигаю.

— И что его так психолог напугал? — спросил Дергачев.

— Ну-у-у… — поморщился Лавронин. — Психолог же не отпечатки пальцев сличает… он чего-то там приглядывается, принюхивается… в общем, ощущает. А потом свои ощущения в голове переваривает и всякие выводы делает. Ничего конкретного, а что он по моему поводу может выдать, — совершенно непонятно. Поэтому Огородов считает, что мне лучше подобру-поздорову исчезнуть.

— То есть как — исчезнуть? — насторожился начальник САБа.

— С работы исчезнуть. Официально отстранять меня Огородов не хочет. Чтобы всякие слухи не плодить. Но предлагает на больничный уйти и дома засесть. Конечно, если сильно понадобится, меня достанут. Прятаться же я не буду. Но и глаза мозолить не стану. Возьму больничный с радикулитом, болезнь такая, что не особо докопаешься, а спина у меня регулярно болит. — Лавронин потер поясницу, покривился и добавил: — Неохота мне крысой с корабля бежать, но Огородова я понимаю. О том, что я симулянт, знать будем только мы втроем. Для всех остальных — прихватило меня. Эти радикулиты с хондрозами сильно с нервами связаны. А ситуация у нас такая нервная, что хуже некуда…

— Это точно, — со вздохом согласился Дергачев.

ГЛАВА 9

Казик покинул кабинет заместителя генерального директора по безопасности с ощущением, что ему устроили смотрины. Впрочем, рассматривали не только его — он тоже присматривался.

В отличие от полковника Купревича, похожего на университетского профессора, в полковнике Лавронине полицейский угадывался почти сразу. Лет шестидесяти, крепкий, солидный, широколицый, с басовитым, пропитанным командирскими нотками голосом. Три крупные звезды прямо-таки светились не только на его плечах, но и на лбу.

В отличие от полковника Лавронина, в начальнике САБа Дергачеве не угадывалось ничего. Лет за сорок, среднего роста, сухощавый, с непроницаемым выражением лица.

Лавронин руководил беседой, в которой было много всего, но ничего конкретного, и эта беседа сильно напоминала прощупывание мягкой игрушки в надежде обнаружить запрятанный в ней «секретик».

Дергачев все время молчал, но при этом буровил своим острым взглядом, словно намереваясь сделать в этой игрушке множество дыр.

Весь разговор напоминал светскую беседу в армейском штабе. Это было весьма забавно…

Гаврюшин ждал в приемной, вперившись в телефон с таким вниманием, что не сразу увидел Казика. Пришлось его окликнуть.

— Извините, — смутился старший лейтенант и быстро сунул телефон в карман.

«Дитя гаджетов», — подумал Аркадий Михайлович.

— Я тут читал блогера Карпенко, довольно популярного в нашем городе, — сообщил Гаврюшин. — Скандальный, конечно, парень, ну как всякий блогер, так ведь без скандальности-то не продвинешься. Но он сильно не дурак. И въедливый, любит покопать вглубь и вширь. Так вот он выкопал, что Марадинский, оказывается, уже женился двадцать восемь лет назад, то есть когда ему двадцать было. Через три года развелся. А еще через четыре года снова женился.