Кот и мышь - Кристианна Брэнд

которая три дня назад приходила повидать Карлайона, пересекла Атлантический океан, отыскала захолустную валлийскую деревню, переправилась через реку и поднялась по горной тропинке только для того, чтобы заявить свои права на картину и фарфор и удалиться, даже не взглянув на девушку, которую вырастила и которая лежала изувеченной в комнате наверху.

Чаки нелегко застигнуть врасплох, подумала Тинка. Он быстро шагнул вперед, остановил женщину, предъявил ей удостоверение и начал что-то говорить. Из переулка появилась мисс Эванс, ведя своего пони, который упирался передними ногами, чтобы не поскользнуться на крутом спуске. Она оставила его и подошла к Катинке.

— Ведь это та самая леди, которую я перевозила в «Пендерин» в моей лодке!

Ухватившись за предлог нарушить несправедливую монополию мистера Чаки, Катинка подтолкнула вперед мисс Эванс, которая, краснея и запинаясь, поздоровалась с приезжей. Женщина радостно откликнулась, сказав, что надеялась уговорить мисс Эванс еще раз переправить ее на другой берег. Она сунула руку в черную сумочку и извлекла оттуда конверт.

Мистер Чаки с сардонической усмешкой наблюдал, как мисс Джоунс с помощью пантомимы сообщает глухой женщине о согласии мисс Эванс снова сыграть роль паромщика. Женщина не возражала против назойливой незнакомки — она хотела попасть в «Пендерин», и ей было безразлично, скольким местным жительницам придется платить за услуги. Однако без осложнений не обошлось. Маленькая разносчица молока указывала на свою тележку, одиноко стоящую на обочине, на реку и горы, на свои часы и, наконец, на маленький дом, находящийся выше на той же улице, где они стояли. Уголки рта женщины недовольно опустились, а тяжелые веки на миг устало сомкнулись над печальными глазами. Еще одна задержка, еще одно усилие, которого не избежать. Ее пальцы сомкнулись на костяных рукоятках тростей, а на лице отразилась благодарность за то, что помимо слабых ног у нее имеются две достаточно сильные руки, способные помочь ей передвигаться...

Катинка с торжеством посмотрела на инспектора Чаки. Мисс Эванс должна найти временную замену, чтобы сопровождать ее коротконогого пони во время доставки молока в деревню. Если леди поднимется в ее дом и подождет там, пока она обо всем договорится...

— Эй! Как насчет меня? — крикнула миссис Лав, оставшись одна со своими вещами, когда они начали подниматься на холм.

Мистер Чаки свистом подозвал помощника, велев ему погрузить миссис Лав и ее багаж в полицейскую машину и зайти за ним через полчаса в дом мисс Эванс, после чего догнал женщин.

— Думаете, ваша новая подруга знает, что ее племянница умерла? — обратился он к Тинке, которая застыла как вкопанная.

— Господи! А вы думаете, она не знает?

— Ее не было на дознании. Она покинула отель в Суонси, и мы считали, что она вернулась в Лондон, но не смогли отыскать ее там.

— Тогда вы должны сообщить ей это, прежде чем она войдет в дом.

— Раз уж вы с ней так подружились, может, возьмете это на себя?

— Ну уж нет! Сами делайте вашу грязную работу. — Тинка посмотрела на женщину, плетущуюся впереди рядом с мисс Эванс. — Кстати, я хотела поговорить с вами.

— Приятная перемена, — заметил Чаки.

— Уверяю вас, мне это не доставит никакого удовольствия, — процитировала его Тинка. — Но новые обстоятельства, касающиеся Ангел Сун...

— Новые, возможно, для вас, но не для меня, — самодовольно произнес Чаки.

— Вы знали об этом?

— Большую часть времени.

— Не верю!

— Разве я не напевал ее хит, чтобы помочь вам опознать кольцо? Вы твердили, что уже видели его раньше. Так как вы были репортером, не составляло труда проверить, носил ли кто-нибудь из знаменитостей, которых вы интервьюировали, кольцо-сфинкс в качестве рекламного трюка. Конечно, если вы видели это кольцо просто у частного лица, мы бы ничего не узнали, но нам повезло. Все соответствовало полностью — указание «артистка»{36} на брачном свидетельстве, масса одежды на чердаке...

— Ладно, убедили. Вы все знали. Но понимаете ли вы, что это означает?

— Разумеется.

— Вот почему я хочу снова вернуться в «Пендерин», — сказала Катинка. — Помощь глухой женщине — всего лишь предлог, и я, конечно, могу сказать, что пришла вернуть кольцо — Карлайон оставил мне его вчера вечером. Но в действительности, мне хочется сообщить ему, что теперь он очищен от всех подозрений...

Впереди мисс Эванс открыла дверь и помогла войти прихрамывающей женщине.

— От подозрений? — переспросил инспектор Чаки. — В чем?

— То есть как это в чем? В убийстве, тупица!

— Ну-ну, проявляйте больше уважения к полиции! — Он посмотрел на нее — в его блестящих карих глазах светилась печаль. — Любовь туманит ваш разум, моя дорогая мисс Джоунс. Если когда-либо был установлен мотив убийства, так это сейчас.

— Чепуха! — Тинка отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и направилась через маленький холл в гостиную, где посетительница уже сидела в лучшем кресле у камина, а мисс Эванс, подняв окно, что-то пронзительно кричала соседской девочке. Тинка обернулась к Чаки. — Ведь ваша идея заключалась в том, что мистер Карлайон убил жену из корыстных целей. Зачем бы он стал это делать, когда она могла зарабатывать тысячи фунтов в год?

Глухая женщина рассеянно взглянула на них и возобновила терпеливое ожидание. Возможно, когда-нибудь ее перевезут через реку, а пока нужно отдохнуть после подъема по улице перед еще более утомительным подъемом к «Пендерину».

— Я хотела узнать, не могла бы Айруэн разнести молоко сегодня утром вместо меня, миссис Уильямс! — крикнула в окно мисс Эванс.

— Но могла ли она зарабатывать тысячи фунтов?

Тинка села за стол, стукнув кулачками по его зеленой поверхности, похожей на пыльную траву лондонских парков.

— Конечно могла! Почему нет?

— С таким лицом и изуродованной рукой?

— Только по деревне, миссис Уильямс! В «Пендерин» и на фермы я пойду сама...

— Я говорю о первом несчастном случае, — сказала Тинка. — Теперь ясно, что это был несчастный случай.

— Возможно, — кивнул Чаки. — Но в результате его последствий второй несчастный случай может оказаться убийством.

В наступившем молчании было слышно, как миссис Уильямс зовет Айруэн, а та пищит, что мама не пустила ее в школу, чтобы она помогла ей со стиркой, и папа отнес учителю записку, где говорилась, что она в постели с болью в животе, так что если учитель увидит ее в деревне с молочной