Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина

были отношения с ней? – и вдруг удивленно заметил, как в глазах Чуркиной плеснулся страх.

– К-какие отношения? Никаких! – женщина повернулась к полке и стала переставлять банки, хотя в этом, явно, не было нужды, скорее, чтобы скрыть смятение.

– Я жду! И играть со мной в кошки-мышки не советую. Я в любом случае узнаю всё, что мне надо! – это было сказано настолько грозно, что Чуркина почувствовала, как по спине побежали мурашки. Флиртовать ей уже больше не хотелось, более того, она сейчас жаждала лишь одного: чтобы этот человек со стальным холодным взглядом ушел как можно скорее.

Она медленно повернулась к подполковнику и тихо спросила:

– А мне ничего не будет?

– Будет, но лишь то, что вы заслуживаете. А я пока не знаю, какова степень вашей вины, и в чем она состоит. Поэтому не тяните время, – бесстрастно проговорил Дубовик, глядя на побледневшее лицо Чуркиной.

Она ещё немного помолчала и сказала:

– В общем, осенью позапрошлого года пришла Верка ко мне, это было перед свадьбой её дочери. Предложила купить кольцо у неё, золотое, – она замолчала.

– Описать его можете? – в голосе подполковника появилась явная заинтересованность.

– Большое, с голубым камнем, по бокам сеточка, – Чуркина вытянула вперед руку и ногтем с ярким маникюром пыталась показать на своем пальце, каким было кольцо.

– Вы его купили?

– Мне оно понравилось, и подошло… На нем и бирка была… Верка сказала, что купила в райцентре по случаю, а продаёт, потому что деньги нужны на свадьбу. Я взяла… – Чуркина споткнулась на полуслове, потом торопливо добавила: – По той цене, что была указана на бирке! Верка больше и не просила! – щёки женщины запылали.

– Сколько стоило кольцо? – спросил Дубовик, уже начиная понимать, чего именно испугалась Чуркина.

– Я точно не помню… – она сделала вид, что пытается вспомнить, но подполковник прекрасно видел, что женщина просто тянет время.

– Сколько стоило кольцо? – в его голосе вновь послышался металл.

Женщина, опустив голову, ответила.

– Вы заплатили ей сразу? Всю сумму?

– Да… – ещё тише проговорила она.

– У вас такая зарплата, что вы можете позволить себе подобные покупки? – теперь Дубовик смотрел с насмешкой.

– Я… копила… – из-под накрашенных ресниц выкатились две большие слезы, оставляя черные дорожки на припудренных щеках.

Чуркина со злостью их смахнула, размазав тушь ещё больше и потеряв при этом вмиг всю свою привлекательность.

Андрей Ефимович почувствовал к этой женщине неприязнь, но, как истинный джентльмен, всё же достал платок, пахнущий одеколоном, и протянул ей, не позволяя своим настоящим чувствам вырваться наружу: работа требовала беспристрастности.

– Понятно. Деньги вы взяли в кассе магазина, – утвердительно кивнул он своим словам. – Вернули?

– Не все… Но я обязательно вложу всё! – Чуркина постаралась, как можно, тщательней вытереть лицо, и посмотрела на Дубовика с мольбой. – Только… – она приложила руки к груди. Наткнувшись на расстёгнутую пуговицу, быстро застегнула её.

– Давайте без этих подкупающих интонаций. Где теперь это кольцо?

– Здесь…

– Вот как! Так какого рожна вы взялись его описывать, если можно было просто показать? – досадливо покачал головой Андрей Ефимович.

– Я боялась домой отнести, муж бы не позволил носить, да и деньги…

– Не вижу ни логики, ни смысла в подобной покупке. Просто поразительно! – Дубовик посмотрел на неё с изумлением. – Неужели?.. А, впрочем, это вопрос психологии, – он махнул рукой. – Покажите мне кольцо.

Перстень оказался довольно внушительных размеров, но бирку женщина, по её словам выбросила, на тот случай, если увидит муж: истинной цены он знать не должен.

– Ну, что ж… Странно, что ревизия до сей поры не выявила у вас недостачи. Ладно, это вопрос чистоплотности торговых работников, пусть ОБХСС занимается, если сочтёт нужным. Изымать пока эту вещь у вас я не имею никакого права, пользуйтесь! Но если вдруг возникнут какие-то иные обстоятельства по вопросу приобретения вами перстня, тогда… не взыщите – вернусь к вам ещё. Продавать, дарить, терять пока не советую, – с этими словами подполковник ушел, вызвав вздох облегчения несчастной женщины.

А тот, возвратившись в Правление, попытался проанализировать всё, что услышал и увидел.

В этот момент пришел Воронцов, доложив, что он уже успел поспать немного и готов идти в лес. Также он сказал, что никто из персонала больницы тайны о состоянии здоровья Гаврилова не нарушил. «Значит, «капает» из другого места», – добавил Костя.

– Или «течёт», – засмеялся Герасюк, подмигнув Дубовику.

Тот лишь отмахнулся от него.

Кобяков, обойдя несколько домов, тоже вернулся, сказав, что деревня переполошилась. Теперь одни разговоры об исчезновении Веры Кокошкиной.

В подтверждении его слов, за окном послышался шум.

Герасюк, глянув на улицу, захлопал глазами:

– Ого, по-моему, собирается митинг! Андрей Ефимович, тебе флаг в руки, и – грудью на «баррикады»! Баташов, бедный, «отстреливается», но ему не устоять одному. И парторга не видать! В первых рядах должна быть! Непорядок! – он повернулся к Кобякову.

– Она на ферме, там какие-то свои неурядицы. Пошла разбираться, – объяснил тот.

Дубовик через плечо Герасюка посмотрел в окно:

– Н-да! Придётся мне «идти в народ»… – с этими словами он быстро направился к двери.

Громче всех в толпе кликушествовала жена Загоскина. Но и сам он, стоя рядом с ней, обращался громко в Баташову:

– Денис Осипович! А ведь людям надо всё объяснить! Товарищи из органов многое скрывают от нас, пусть бы поделились результатами следствия, – и забормотал про себя, пытаясь сочинить нечто соответствующее данному случаю.

Баташов, глядя на эти его попытки, иронично сказал:

– Брось, Иван Гаврилович, не тужься – ни к чему… – и вновь попытался что-то сказать людям, но тут вступил Нигай, активист-общественник:

– Имеем право знать, что, в конце-концов, происходит! До их приезда у нас всё было спокойно! А что теперь, товарищи? Одни едут, другие, а толку-то нет! Несчастье за несчастьем! Меня ни разу не допросили! Сидят в кабинете, совещаются! А люди умирают!

Дубовик во время этого выступления вышел на крыльцо и, скрестив руки на груди, молча, слушал обличительный монолог Нигая, который стоял лицом к толпе, не видя смотревшего на него с усмешкой подполковника. Тот знал, что людей можно успокоить только своим примером – самообладанием и хладнокровием.

Следом вышел и Кобяков, с укоризной глядя на колхозников.

Наконец, Дубовик оторвался от стены и вышел на середину крыльца, встав рядом с Баташовым. Наклонившись к нему, негромко спросил:

– Как звать товарища? Алексей Павлович! – получив ответ председателя, окликнул Дубовик Нигая.

Тот резко оглянулся, едва не упав.

В толпе засмеялись.

– Вы закончили свои диффамации? Теперь позвольте высказаться мне! Это относится ко всем вам! – он обвел взглядом стоявших