Жил отважный генерал - Вячеслав Павлович Белоусов

Тимоня запрыгал вокруг стола, подталкивая особо неповоротливых, пододвигал им табуретки.

– Ошобого приглашения ждёшь? – ткнул он легонько Одоевцева, совсем застывшего у дверей. – Шадиш вон, рядом к Эду по правую руку. Шлева – Рубика табуретка.

Когда наконец все уселись, Порохов поднялся со стаканом водки в руках, окинул стол живым взглядом, проследил, чтобы все подняли свои стаканы.

– Поздравим, братья, нового нашего товарища, Георгия. Мужик он верный. Я ручаюсь за него. И имя ему дадим… – Порохов задумался.

– А у него уже ешть, – не удержался, высунулся Тимоня, улыбаясь во весь свой битый, лишённый передних зубов рот. – Жорик!

– Жорик? – неуверенно глянул на адъютанта Порохов. – Не совсем в кон вроде?…

– Жорик! Жорик! – вразнобой подхватили за столом.

– Все так решили?

– Все! Чего тут думать? Жорик пойдёт! – недружно поддержала компания.

– Ну, Жорик, так Жорик. Давай, братаны, за Жорика!

И Порохов выпил первым по полной.

Следом выпили остальные, так же, как Порохов, по полному стакану, но не для каждого задача оказалась посильной: Тимоня поперхнулся и с половины, начал кашлять, Аргентум задохнулся следом за ним, но этот поторопился и тоже закашлялся, Рубик, выручая его, хватил кулаком по спине так, что Серебряный прогнулся, но не обиделся, а ощерился, сверкнув фиксой в благодарственной ухмылке. Седой с Хабибой тоже зашевелились, хлебанули по стакану, потянулись закусывать балыком и картошкой.

Вторым стаканом Порохов пожелал всем здоровья, только сказал как-то загадочно, непонятно:

– Здоровья желаю тем, кто рядом со мной не только за этим столом, но и в решающий миг никогда не дрогнет.

И тут Тимоня успел всех опередить и крикнуть уже пьянеющим голосом вдогонку тосту:

– А кто предашт, башкой швоей ответит!

Опять выпили, стараясь по полной, но Одоевцев отставил свой стакан, лишь отхлебнув; у Тимони Порохов сам стакан отобрал, а Седой с Хабибой только отпили по половинке. Аргентум в этот раз не сплоховал и, когда рядом с ним Рубик свой стакан опустевший громыхнул на стол, то же сделал и со своим.

После этого Порохов, уже вкусивший яств, откинулся на спинку царственного кресла и начал оглядывать компанию незаметно, из-под бровей, испытывающим невесёлым взглядом. Затем он подозвал Тимоню, что-то тихо шепнул ему на ухо и подмигнул. Тимоня, будто по своей надобности, мышкой юркнул к двери, потёрся там, закрыл её на внутренний замок и сунул ключик в карман.

– Тимоня! – тут же окрикнул его Порохов, словно и не посылал никуда. – Наполни-ка братанам по третьей. Пусть каждый подумает, что пожелать товарищам своим от чистого сердца. А я попрошу Рубика, нашего второго именинника, сказать слово за себя.

Толстяк-армянин вздрогнул, налился малиновой краской, поднялся на нетвёрдых ногах, обхватил обеими руками стакан так, что побелели пальцы, выставил свои глаза-маслины на Порохова. Тот сидел, не двигаясь, изучал перед собой пространство.

– Чего сказать? – начал толстяк, он уже не казался большим и могучим, живот обвис, и грудь не мускулами играла, а колыхалась от дыхания жиром, и маслины-глаза не сверкали, а выкатившись, слезились. – Сказать мне нечего. Виноват. Простите, братья. За вред, что причинил, отработаю. Азеры, сволочи, будто взбесились! Звери чёртовы! Вон, Тимоню мордовали даже.

– А ты чего же? – вскочил в запале, пошатываясь, Серебряный. – Ты где был, амбал?

– Молчать, Аргентум! – рявкнул Порохов. – Опять? Я тебе слова не давал. Дождёшься своего – скажешь… Если будет что сказать.

И уставился на Серебряного сурово, тот съёжился и опустился на табуретку.

– Простите, братья! Отработаю, – закончил Рубик и замер, ожидая приговора.

– Все слышали? – спросил Порохов.

За столом молчали.

– Я думаю, поверим, – сказал Порохов. – Пей, Рубик. Но учти, больше ошибаться не позволю.

За столом заговорили, закивали головами, сначала тихо, шёпотом, потом громче, пересмеиваясь, затолкались, зашумели. Тарелки быстро пустели. Тимоня выпрыгнул из-за стола, заспешил к печке, восполнил съеденное, подкладывая куски рыбы, хлеб; чугунок, расчистив место, целиком взгромоздил на стол, картошку из него таскал руками. Рубик освоился, отошёл и лицом и душой, нехотя рассказывал Хабибе и Седому о поездке в Баку; Аргентум, расставив локти перед собой, засыпал, захмелев совсем, изредка вздрагивал, подымал голову с мутными, не понимающими глазами. Одоевцев, трезвее всех, скучал, оглядывая помещение.

– Есть у нас ещё одна тема, – заговорил снова Порохов свежим, трезвым голосом, будто и не пил совсем, будто водка его лишь взбодрила. Он распахнул ворот своей рубахи и снял с шеи величественный золотой крест на цепочке, отодвинул локтем посуду, положил перед собой на стол.

– Помните?

Все уставились на крест. Тимоня так и повис на плечах Порохова из-за его спины.

– Крест и ожерелье мы решили сдать надёжным людям. Деньги большие. В любую лавку не понесёшь. Вспомнили?

– Аргентум же вшался за это дело! – крикнул из-за спины Порохова Тимоня. – Шкашал, что у него еврей ешть опытный. Не выгорело?

Все уставились на Серебряного. Тот, почувствовав неладное за столом, оторвал голову с расставленных локтей, увидел крест и долго не сводил с него глаз, сознание медленно возвращалось к нему.

– Что молчишь? – врезался в него буравчиками глаз Порохов.

– Тот крест, – открыл наконец рот Серебряный. – Тот. Я сдавал Арону.

– А где ожерелье? – не отводил глаз Порохов.

– Где?

– Я спрашиваю, где?

– Там… Где ты крест взял.

– Я взял?

– Ну… Не знаю… Кто его принёс? – Серебряный трезвел на глазах, он уже выпрямился за столом, потянул руки к кресту, но Порохов успел схватить крест и поднял его над собой.

– Ожерелья нет, братаны! – тихо сказал он, раскачивая крестом. – Ожерелье, которое Рубик добыл с Хабибой и Седым, у ментов. А вот это нам осталось.

– Как? – вскочил Рубик на ноги.

Седой и Хабиба не сводили глаз с Порохова.

– С кем ты договаривался, Аргентум? – Порохов уставился на Серебряного. – Кому сдавал вещи?

– Я сдавал.

– Кому?

– Арону, я же сказал… Помощник ещё у еврея старого был. Слизняк из ломбарда… Надёжные люди. Мне рекомендовали. Салих Арона знает, как родного…

– Племянника Арона убили, – ещё тише, почти прошептал Порохов, но слышали все; мёртвая тишина стыла над столом. – Искали наш товар. Крест Арону племяш успел вернуть, а ожерелье менты при осмотре трупа нашли. Трупа этого самого племяша!

– Где? – вытянул голову вперёд Аргентум.

– Интересно? – Порохов так и не сводил с Серебряного глаз. – А чего это ты так интересуешься?

– Ну не тяни, Эд! – не выдержав, запрыгал Тимоня. – Где? Где нашли?

– А ты чего лезешь? – оттолкнул его Порохов. – В тайнике! Вот где. Мужики действительно надёжные были. Только подловил их кто-то.

Порохов опустил голову вниз, окружающие потеряли для него интерес.

– А как же крест? – не терпелось уже Хабибе.

– Крест мне Арон вернул. Не берётся