Призрак Сомерсет-Парка - Б. Р. Майерс

них я сама была скорее призраком, чем медиумом.

Флора перехватила корзину другой рукой.

– Давай я понесу, – предложила я.

Она заколебалась.

– Так не полагается, Дженни.

– Это вовсе меня не обременит, кроме того, я буду чувствовать себя нужной. А когда мы подойдем ближе, я снова передам ее тебе, и никто ничего не узнает.

Она нахмурилась, обдумывая предложение, а потом привычная улыбка озарила ее лицо, и Флора вручила мне корзину.

Охнув, я подстроила шаг под ношу: та оказалась тяжелее, чем я ожидала, а Флора – сильнее.

– Итак, – начала я, – здесь есть приворотное зелье? Надеюсь, мы не спутаем его с мятным желе. Хотя это, разумеется, внесло бы оживление в скучный ужин. Правда, сдается мне, тебе не требуются никакие зелья, чтобы привлечь внимание возлюбленного.

Я успела немного прошагать вперед прежде, чем поняла, что Флора остановилась как вкопанная. Она уставилась на меня, распахнув от удивления глаза.

– Неужто всем это заметно? – ахнула она, коснувшись губ.

– Мужчина доказывает истинные чувства делами, а не болтовней, – заявила я, вспомнив приправленные фальшью разговоры о любви, которые подслушала в пансионе мисс Крейн.

– Он огорчится. Я обещала хранить тайну.

– Но почему? Ему и холод нипочем, раз он приходит тебя повидать. Или угоститься яблочным пирогом, – поддразнила ее я.

Флора теребила ленту чепца, накручивая ее на палец.

– Конечно, может статься, и так, – неуверенно сказала она. – Но он обещал мне кольцо, это ведь что-то да значит, верно?

– Кольцо? Я и не думала, что все так серьезно.

Она усмехнулась.

– Он обещал взять меня в жены. – Флора вздернула подбородок. – Недолго мне ходить в судомойках. Скоро я буду носить фамилию Саттерли.

Я подавилась смешком, думая, что она не всерьез.

– Ты говоришь об Уильяме? – спросила я. Мы остановились посреди дороги, уставясь друг на друга.

Флора захихикала, прикрывая рот ладонью.

– Вы так покраснели! Я знала, что вы удивитесь! Но как же здорово наконец хоть кому-то рассказать! – Она коснулась моей руки. – Пока мы никому об этом не говорим. Но что с вами? Разве вы за меня не рады?

Я взяла ее под руку.

– Должно быть, ты шутишь, – сказала я, представив, как он, напившись, лежит в кровати Одры. – Это же нелепо.

На ее лице промелькнула обида.

– Почему в это так трудно поверить? Он не чванливый, как остальные!

– Нельзя доверять ему свое сердце. Он одержим Одрой. Он был в нее влюблен.

Флора грубо отдернула руку и устремила на меня сердитый обиженный взгляд.

Необходимо было ее образумить.

– Он даже волочился за одной из служанок, – сказала я. – Я видела его в первую ночь в Сомерсете.

– Это была я! – Ее глаза налились слезами. – Только я могу унять его горе. Только я могу заставить его о ней забыть! Он сам мне так говорит.

Мое сердце болело за нее. Если бы я не видела Уильяма в тот вечер в комнате Одры, то, возможно, спокойнее приняла бы ее заявление.

– Он говорит тебе лишь то, что ты желаешь слышать, – сказала я.

– Да вам-то почем знать! – Флора вырвала из моих рук корзину и умчалась вперед.

Меня объял неописуемый ужас: я поняла, что лишилась, возможно, последнего человека в Сомерсет-Парке, которому могла доверять.

Глава 41

Леди Одра Линвуд

Запись в дневнике

Сомерсет-Парк,

16 апреля 1852 года

Дружочек,

не могу поверить, что весь мой мир за один день перевернулся с ног на голову.

Он пришел ко мне сегодня с докторским саквояжем. Я решилась посмотреть на него. Но, Боже… Его руки такие нежные, а голос – до боли искренний и сердечный. На протяжении всего осмотра он вел себя сдержанно, как и подобает врачу, что меня одновременно и подкупило, и разочаровало.

Однако мы оба были поражены, когда он определил, что мое недомогание на самом деле вовсе не болезнь.

Я ношу ребенка.

И тут же будто спали чары. Исчезла маска знающего доктора, а вместо нее появилось выражение безмерной радости. Мы со слезами упали в объятия друг друга. Это были слезы невыразимого счастья, но также и печали. Ведь мы не можем быть вместе…

Он сказал, мол, ему довольно знать, что обо мне позаботятся, а наше дитя будут любить. Он искренне полагает, что мистер Пембертон – достойный человек, который станет добрым мужем и отцом.

Он признался, как страдал оттого, что не мог меня увидеть после смерти отца. Но готов был принять эту боль как небесную кару за то, что соблазнил невесту лучшего друга.

Я засмеялась, Дружочек, оттого, что сердце мое снова преисполнилось счастьем! Я сказала ему, что у нас есть на то все права в мире, ведь мы по-настоящему друг друга любим. Теперь, когда я уверена в его чувствах, я твердо решила: он будет нашим семейным врачом. Мистер Пембертон не станет оспаривать мои доводы, поскольку считает, что старый доктор Мэйхью никуда не годен. Само лишь осознание того, что он вернется в мою жизнь, наполнило меня новыми силами.

Я не в состоянии спрятать улыбку. Он будет принимать мои роды, первым увидит личико нашего ребенка, первым положит его мне на руки. Разве возможно быть настолько счастливой?

Глава 42

За ужином я едва могла смотреть на мистера Пембертона. Вместо легкого сюртука мне то и дело чудилась залитая кровью рубашка, что была на нем в тот вечер, который описала Флора. Он расспрашивал меня о деревне, но я давала лишь короткие ответы. Я не осмелилась поведать ему историю бабули Лил.

Даже Гарри и Бромуэлл, наблюдая за нашей безжизненной беседой, озадаченно переглядывались. В конце концов я извинилась, сославшись на то, что из-за дождливой погоды мне немного нездоровится.

Мистер Пембертон поднялся.

– Я велю Джозефу съездить в деревню за доктором Барнаби.

– Мне просто требуется отдых, – возразила я. – Наверняка утром буду чувствовать себя гораздо лучше.

По виду хозяина Сомерсета было ясно, что я его не убедила.

– Какие-то сложности с сеансом? – спросил он, и я удивилась, сколь смело он высказывается в присутствии остальных.

– Вовсе нет. Доброй ночи, милорд. – Я не сомневалась, что граф и прислуга прислушивались к моим поспешно удаляющимся шагам на протяжении всего пути до моей комнаты.

Я лежала в постели, пока не удостоверилась, что все остальные улеглись спать. Казалось, слышно, как дышит сам замок. Его стены хранили секреты, но я боялась, что моя собственная тайна под угрозой.

Затянув потуже халат,