Фатальное прикосновение - Виктория Викторовна Балашова

выводами? — спросил несколько нервно Курекина граф Сиверс. — Недаром ведь просили нас сюда прийти.

— Начну, пожалуй, с того, кто вас пригласил в Анлицкий клуб. У нас впереди ужин. Времени хватит на все рассказы. Итак, наше доблестное охранное отделение давно следило за некоторыми англичанами, наводнившими столицу… — далее следователь поделился с гостями тем, что уже знали Радецкие.

— Вот же ироды, прости Господи! — возмутился Бобрыкин. — Чего им приспичило? Революции, видишь ли они готовят. У себя пусть хозяйничают. Мы в своем доме сами разберемся.

— Согласен с вами всецело, — кивнул Курекин. — Так вот-с, приглашения рассылал сам управляющий. Сличить почерки не составило труда. Кроме того, бумага для записей, лежавшая в библиотеке, сильно мне что-то напоминала. Потом понял: на такой же присылали письма с анонимными приглашениями. Только на тех не было вензеля — низ бумаги отрезали. А Фёдор сейчас доложил, что господин Маршев отпираться не стал и признал организацию derniererendez-vous. Название вполне подходящее. Если бы фолиант начали трогать все, кому ни лень, то результат был бы куда печальнее чем мы в итоге имеем. С посланием господину Бобрыкину ничего не вышло. Но враги земли русской ведь не знали, что Ольга Михайловна читала про их новый яд и вовремя меня предупредила. Слух о моей смерти распространили специально. Как видите, сработало. Англичашки не подозревали, что трогать мы фолиант не станем. Другое дело, что, как ни прискорбно говорить подобное, но отчасти нам помогла княгиня Килиани…

— Каким образом? — удивился Сиверс.

— Простым. Её отравили цианидом, но мы осторожности ради грешили на фолиант, который, опять же совершенно случайно, лежал перед ней. Цианид цианидом, но она могла трогать сию книгу. Мы и попросили никого к ней не прикасаться. А теперь представьте, что никакого трупа нет. Кто-то из вас заходит в библиотеку и от нечего делать, а то и из чистого любопытства листает фолиант.

Генриетта передёрнула плечами.

— Какой гранд кошмар! Да, в этом есть резон, — пробормотала она.

— Еще какой! С вашего позволения. — Курекин опрокинул рюмку с анисовой и поморщился: — Ядреная! — И отправил в рот крохотный кусочек хлеба с селедкой. — Доложу вам, Герман Игнатьевич, весьма удобные у вас закуски. Как говорится, на зубок. Ни резать, ни откусывать не надо.

— В том и суть, Пётр Васильевич, аперитивов и всяческих фуршетов! — с готовностью откликнулся Радецкий, смотревший на поедавших его яства гостей с нескрываемым обожанием.

— Ресторанчик бы нам открыть, я настаиваю, — встрял Бобрыкин. — Никто вас на кухне кашеварить не заставляет. Так, общее управление и составление меню, в чем вы мастак!

— И тем не менее, вернемся к нашему делу, — торопливо произнес Сиверс. — По англичанам понятно. Четыре преступления на них, а также покушение на Севастьяна Андреевича, а по большому счету и на всех нас в клубе. Про убийство моего сводного брата поговорим, Пётр Васильевич, тет-а-тет. То дело сугубо личный характер носит. Однако у нас остается смерть княгини и покушение на нас с Германом Игнатьевичем. Я себя все же не исключаю.

— Себя можете исключить, — Курекин утер бородку салфеткой. — В вашем бокале никакого цианиду не обнаружили. Сведения уже получены точные…

Разговор прервал слуга, доложивший, что в столовой накрыли к ужину.

— Прошу, дамы и господа, пройдемте, — пригласил Герман Игнатьевич. — Успеется получить ответы.

Гости составили тарелки на столы; кто сидел — повставали. Слуга распахнул смежные двери в большую столовую. Обслуга, как положено, выстроилась вдоль стены. Свет от люстры, висевшей прямо над столом, отражался в начищенных до первозданного блеска приборах. В камине уютно потрескивали дрова. По обыкновению, возле каждой тарелки стояли карточки с именами гостей. Про Свешникова Герман Игнатьевич не подозревал, но шустрый Ваня, услышав, что того не будет, заранее убрал карточку с именем штабс-капитана, лишние приборы, бокалы и сдвинул стулья. Прорехи как не бывало — никаких изъянов.

Когда гости расселись, всем раздали новые списки блюд.

— Как видите, перво-наперво, у нас выбор супов. Прошу: борщ с ушками. Начинены ушки грибами с обжаренным луком и говядиной. Суп-пюре из кур с гренками. И суп-пюре из раков. Хлеб белый и черный, гренки.

— Герман Игнатьевич, родимый, а если по половничку каждого отведать? — попросил Каперс-Чуховской, памятуя о совете докторов худеть. В ином бы случае просил бы по два.

Остальные не стали следовать его примеру, хотя Афанасий Никифорович был уверен, что в душе каждый желал бы отведать все три супа.

После супов со стола убрали суповые тарелки, и перед подачей горячего Курекин решил взять слово. Он встал и подошел к краю стола. Прямо напротив него сидел хозяин дома. Всех гостей теперь было хорошо видно. Бобрыкин дегустировал белое вино, Каперс-Чузовской вдыхал ароматы коньяка, дамы и герцог пили шампанское, Герман Игнатьевич и Фёдор пока свои бокалы не трогали, а Сиверс задумчиво смотрел на красное, барабаня длинными тонкими пальцами по хрустальному фужеру.

— Честно признаюсь, сначала я грешил на другого человека, — заговорил Курекин, и все взоры обратились на него. — Меня запутали собственные размышления. Я искал мотив и возможность. Мотивов нашлось два: любовь и деньги. В княгиню Килиани многие мужчины влюблялись, и среди гостей таковых было трое. Я никак не мог понять, зачем им убивать княгиню. Вспоминал знаменитое: «Так не доставайся же никому», но эта фраза не желала укладываться в голове касательно данного преступления. Тем не менее, мысль про ревнивого ухажера меня не отпускала. Вскорости, отыскался и денежный мотив. Вы уже знаете, что князь просил в долг. И тут у нас обнаружилось всего двое. С любовным мотивом это господа Свешников, Сиверс и де Шоссюр. С денежным — тот же граф Сиверс и господин Бобрыкин.

Де Шоссюр закивал и протянул свой бокал к Сиверсу, чтобы чокнуться. Видимо, понял соседство фамилий как-то иначе, чем имелось в виду.

— Так, вот-с, очевидно, что оба мотива совпадали лишь у Ефима Карловича. Что, по большому счету, ни о чем не говорит в плане улик и доказательств, но наталкивает на размышления. Совпадения в преступлениях никогда нельзя игнорировать.

Лицо графа исказила кривая усмешка, но он молчал, не спорил.

— До беседы с самим графом мне были непонятны две вещи, касающиеся обоих мотивов. Первое, граф ухаживал за княгиней давным-давно. Почему вдруг сейчас ему, простите, приспичило её травить. Этот же момент касался и штабс-капитана. Только у де Шоссюра была причина отомстить самой княгине за обман, не будем раскрывать подробности. Второе, деньги, одолженные князю. Да, мне говорили, что в его семье уже крали и убивали из-за долгов. Делали это горцы, народ весьма жестокий и мстительный. Представим господина Бобрыкина или графа Сиверса