Зверь в Ниене - Юрий Фёдорович Гаврюченков

— Нет. Из-за страха, — помедлив, трескучим голосом проронила Хильда. — Ингмар пуглив, но страх побуждает юнца к необдуманным поступкам, которые он, на свой лад, как-то планирует.

— Но зачем? Причём здесь посторонняя баба с детьми? Как гнев или страх Ингмара вообще пал на Егора Малисона? Он добрый и безобидный посредник, был всем угоден в Ниене! — возмутился Клаус Хайнц.

— Купец появился не ко времени. Сразу после той ночи, когда Ингмар зарезал Уту, Малисон прибыл ко мне заключить выгодную сделку. Мы покупали вскладчину много товара, чтобы не достался никому в городе, а потом Малисон продавал его с большой прибылью. Так было и в Ильин день. Малисон привёз вино. Хорошее вино. Я даже взяла свою долю для хозяйских нужд целиком, зная, что такое вино тут редкость. Пока мы говорили о том, о сём, Ингмар подслушивал. Купец любил поболтать и привёз из города новости и слухи. Мы сплетничали как две бабы, — мягко сказала Хильда. — А Ингмар вообразил, что купец догадался про него и теперь вынюхивает. Когда Малисон уехал, Ингмар ничего не сказал. Он всегда был скрытным, до того, как я начала воспитывать его силой. Держит, держит в себе, а потом взорвётся как бочка с порохом. Малисон уехал, и вскоре Ингмар пропал из усадьбы. С ним такое бывает изредка. Убегает, когда захочет, и бродит по полям, по лесам. С какой целью? О чём он мечтает в то время? На кого охотится? Ингмар никогда не рассказывал мне, наверное, потому что я его часто била. А руку не приложишь — испортишь ребёнка… Берёшься его расспрашивать, ничего внятного не говорит, одни уклончивые ответы. Он о чём-то думает, а о чём — не понять. Всё держит в себе. Он и с Утой так сошёлся. Добежать до города юнцу — не крюк. А речка эта наша… Что тут плыть? В жаркое лето вброд перейти, а в остальное время — лодки. Вот он и бегал из усадьбы до Спасского, а там как-то переправлялся.

Они сидели и смотрели друг на друга. Молчание сгущалось, как духота перед грозой.

— Когда Ингмар снова исчез, я ничего не заподозрила, — заговорила Хильда. — Я разозлилась и решила его выпороть. Я вся была занята насущным — сделкой, деньгами. Я вся потратилась меньше, чем за день. Проклятая Ута, а потом купец. И неизвестно, что будет дальше. Дальше было только одно беспокойство. Ингмара не было дотемна, но когда он вернулся в ночи и принёс мне деньги, я даже бить его расхотела.

— Это было честно. Он убил моего сдольщика и сорвал сделку, но деньги вернул, даже с некоторой прибылью — в кисе лежали и деньги Малисона, — что ж, я не осталась в накладе и не была в обиде. Ингмар это знал, потому и принёс. Он не возвратил мои двадцать далеров от убитой им Уты, потому что в лесу спугнул бродяга. За это я Ингмару всыпала тогда, а он урок усвоил. Ингмар всегда хорошо понимает мои побои. У меня тяжёлая рука, — похвасталась Хильда.

— А плотника Веролайнена за что?

— Ханс был в ту ночь в усадьбе и Ингмар думал, что он всё видел, только молчит. И когда случай представился, он столкнул несчастного с крыши.

— А православного священника?

— Ингмар очень боялся, что Ханс на исповеди рассказал и про Уту, и про крышу, — горькие складки возле рта управляющего углубились. — С той поры Ингмар очень напуган. Им теперь движет страх. Только страх. Он лишает юнца разума.

— Корсет ты носишь, чтобы стягивать грудь или для защиты? — спросил юстиц-бургомистр.

Хильда протяжно и отрешённо вздохнула.

— Нечего стягивать, — призналась она. — Сие одеяние из твёрдой кожи, которое зашнуровывается спереди, мне подарила хозяйка ещё в Стокгольме. Я надорвала спину, и она не переставала болеть. После смерти брата я стала её служанкой. Кем я только ни работала. Что я только ни делала. Не на грязных работах. Нет, но… Я была любимицей фру Анне, — её имя Хильда произнесла особенно нежно. — Но Хильдегард умер и… Анна Елизавета не оставляла меня никогда своим величайшим вниманием. И когда мне пришлось облачиться вот в это, — Хильда стукнула себя кулаком по груди, удар отозвался деревянным стуком. — Тогда всё изменилось. В кожаном панцире платья сделались тесны. Я начала ходить по дому в одеждах брата, что очень забавляло фру Стен фон Стенхаузен. Однажды она приказала мне одеться в мужское платье и сопроводить её в город. На мне был парик Хильдегарда и его треуголка. Я не решилась взять его шпагу. Но было и так неплохо. С нами здоровались как с мужчиной и дамой. Меня узнавали как Хильдегарда, и пришлось тогда немало изворачиваться. Фру Анне пришлось сократить тот выход, но всё произошедшее ей чрезвычайно понравилось.

— Понравилось? — с отвращением переспросил Грюббе. — Жене королевского казначея и начальника почт Ингерманландии?

— Да! — воскликнула Хильда, впервые проявив радость. — Мы были близки. Но этот случай заставил нас призадуматься над нашим совместным будущим. Если я стану появляться в таком виде на людях, а я похожа на брата, ибо мы родились в одночасье, пойдут слухи, что Хильдегард жив. Это может ввести в смущение магистрат. Могут возникнуть вопросы относительно кончины брата. Будут вопросы к пастору: кого он отпевал? — кто похоронен рядом с женой Хильдегарда Тронстейна? Для нас с Анной Елизаветой это был поистине вопрос жизни и смерти.

В дальнейшем мы предпринимали только загородные прогулки в карете. Мы таились. Но дома я всё больше обвыкалась в мужском платье. Оно всегда казалось удобнее дамского, а теперь сделалось единственно возможным.

В тридцать восьмом году нам представилась счастливая возможность перебраться в Ингерманландию. Герр Бернхард оставался в столице, и лишь изредка намеревался выбираться сюда. Тогда фру Анна Елизавета предложила мне отправиться в новое поместье в образе Хильдегарда Тронстейна, и не выходить из него больше никогда, если он так понравился нам обеим. Вот я и стала управляющим поместьем Бъеркенхольм и всеми землями Хильдегардом Тронстейном, которого знаете вы и все крестьяне. Мой прочный корсет ещё не раз выручал меня от ударов кулаками и палками. На нём можно заметить несколько зарубок от ножа.

— От ножа — это Ингмар?

— Ножевые порезы оставили мне финны из деревень, не помнящие себя в пьяном угаре. Их участь печальна и заслуживает забвения. Хозяйка всегда заступается, а за ней генерал-риксшульц герр Стен фон Стенхаузен, — Хильда вскинула голову. — Я никого не боюсь. Ингмар меня боится. Я с раннего детства сумела привить ему прочную боязнь моего кулака. И хорошо,