Станция расплаты - Валерий Георгиевич Шарапов

что именно, он не успел. Звук, последовавший за первым, он узнал безошибочно. Это был выстрел. Стреляли из двустволки, и теперь стало понятно, что за звук привлек его внимание. Стрелок передергивал затвор, досылая патрон в патронник. Егор повернулся и увидел в проеме, ведущем к купе, Григория Шацкова. В руках он держал обрез, из дула которого выходил дымок.

— Всем стоять, — негромко произнес Григорий. — Руки в гору, мордой в пол. Живо!

Егор рук не поднял и на пол не упал. Вместо этого он повернулся туда, откуда шел пугающий булькающий звук. Он встретился с удивленным взглядом Трофимыча. В его горле образовалась огромная дыра, которая быстро наполнялась кровью. Именно кровь издавала тот булькающий звук.

— Что за на… — прохрипел Трофимыч и рухнул на пол. Тягучая кровь начала заливать почтовые отправления, руки Трофимыча сжали конверт, и тот стал красным от крови.

Егор повернулся к дверному проему, успев заметить, как дико таращит глаза Иван Громов, как вытягивает руки вверх, рассыпая бандероли. Егор встретился взглядом с Григорием. Тот гадко улыбнулся и махнул дулом вверх, требуя выполнить команду. Опуститься на колени Егор не успел. Из-за плеча Григория высунулась голова Лехи. От действий дружка тот ошалел не меньше Громова. С выпученными глазами он обозревал содеянное.

— Ты что творишь? — выкрикнул он. — Мы так не договаривались!

— Заткнись, салага, — оборвал его Григорий. — А ты, — он обратился к Егору, — падай на пол, если жизнь дорога.

— Послушай, так дело не пойдет, — снова вмешался Леха. — Ты сказал, мы просто их свяжем! А теперь что? Он же истечет кровью, — и Леха указал на Трофимыча.

— О нем можешь не беспокоиться, — холодно произнес Григорий. — Он нам уже не помеха. Бери веревку и вяжи вон того.

Григорий повел дулом в сторону Громова, который опустился на колени, уткнулся лицом в пол и закрыл голову руками.

— Двигайся, — поторопил Григорий Леху. — Время — деньги.

— Не буду я его вязать, — взбеленился Леха. — Я вообще в этом участвовать не стану. На «мокруху» я не подписывался.

— Ах вот оно что! — Григорий сплюнул под ноги. — Не подписывался, значит? И что же ты намерен делать? Стоять в сторонке, пока мы делаем дело?

— Толстый тоже не станет тебе помогать, — заявил Леха, закрывая проход от третьего подельника. — Он не идиот, чтобы за пару тысяч пятнарик чалить.

— За пару тысяч? — Григорий усмехнулся. — Малыш, стал бы я пачкаться, если бы не рассчитывал срубить здесь хотя бы в десять раз больше? Что уставился? Спроси своего дружка, прав ли я?

Леха перевел взгляд на Егора, но вопросов задавать не стал. По лицу почтальона он понял, что подельник недалеко ушел от истины. Егор заметил, как алчно заблестели глаза парнишки, и мозг пронзила мысль: его дни сочтены. Вот он стоит здесь, в почтовом вагоне, который десять лет был его вторым домом, а через несколько минут его не станет. Больше не будет прогулок по парку, не будет воскресных пирогов с яблоками, не будет веселого смеха дочки, ласкового взгляда жены. В сорок лет он закончит свое земное существование. «Нет! Не делай этого, прошу! Слишком быстро, я еще не пожил, не насладился жизнью, — чуть не выкрикнул он, но тут новая мысль пронзила мозг: — Ленька! Вот черт, как же Ленька!» Он украдкой бросил взгляд туда, где за перегородкой отдыхал Ленька. Движения там он не заметил и быстро перевел взгляд на Леху, боясь привлечь внимание к перегородке. «Надо что-то делать, и быстро. Иначе мы все здесь погибнем», — пронеслось в голове.

— Чего уставился? — голос Лехи прозвучал совсем иначе. Он уже взял себя в руки, и теперь в голосе появились стальные нотки.

— Я помогу вам, — спокойно проговорил Егор. — В обмен на его жизнь.

Он кивком указал на Ивана Громова, который так и лежал, уткнувшись лицом в пол. Григорий захохотал.

— Вот это я понимаю, деловой подход, — выдал он. — Только вот вопрос: чем ты можешь нам помочь?

— Я знаю, как помечают ценные посылки и бандероли, — Егор старался, чтобы его голос звучал ровно. — Без моей помощи вы провозитесь не один час, а через тридцать пять минут будет остановка в Александрове, и к нам наведается начальник поезда.

— С чего бы вдруг? — недоверчиво поинтересовался Леха. — Разве это входит в его обязанности?

— Так положено, — коротко ответил Егор.

— Что-то мне подсказывает, что ты заливаешь, — Леха испытующе вглядывался в лицо Егора. — Хочешь взять нас на понт?

— Думаешь, мне сейчас до игр? — Егор усмехнулся. — Сынок, на тебя когда-нибудь наводили обрез?

Григорий снова заржал, переломил обрез, ловко поддел использованный патрон, тот полетел на пол. Достав из кармана россыпь патронов, загнал один в патронник. Щелкнув затвором, он навел оружие на Егора.

— А ты мужик крепкий. Мне это нравится, — осклабился он. — Ладно, ближе к делу. Давай показывай, где тут у тебя особо ценные посылки.

— Покажу, но ты должен отпустить его, — Егор снова кивком указал на Ивана. — Отпустишь — уйдешь отсюда с таким наваром, о котором и не мечтал.

— Предлагаешь выкинуть его из поезда? — Григорий, казалось, всерьез рассматривал такой вариант.

— Нет, просто отпусти его. Пусть идет в купе, запрется там до тех пор, пока вы не уйдете.

— Не пойдет. Кто знает, какой финт он может выкинуть.

— Взгляни на него: разве он кажется тебе опасным? — возразил Егор.

— Тут ты прав, дружок твой в штаны наложил и вряд ли быстро оправится, — согласился Григорий. — И все же, как говорится, береженого бог бережет.

— О Боге заговорил? Забавно, — на этот раз Егор не удержался от улыбки.

— Тянешь время? — Григорий внезапно озлобился. — Думаешь, поможет?

— Время тяну не я. Не хочешь оставлять его так, пусть твои шавки его свяжут, — Егор указал на подельников Григория, и тот снова разразился неприятным смехом.

— Шавки? А ты шутник, — Григорий одобрительно кивнул. — Что ж, пусть вяжут.

Едва уловимым кивком он подал знак подельникам. Из-за спины Григория вышел тот, кого Леха назвал Толстым, хотя вес его вполне укладывался в общепринятые стандарты обычного человека. Толстый пошарил глазами по полкам, схватил моток бечевки, какой обычно перевязывали посылки, завернутые в грубую бумагу, и направился к Ивану Громову. При приближении парня Громов съежился.

— Поднимайся, придурок, — скомандовал Толстый. — Сегодня тебе амнистия вышла.

Громов не шелохнулся. Толстый с силой ударил его ногой в бок, Иван вскрикнул, но головы не поднял. Тогда Толстый нагнулся и ухватил Ивана за ворот форменной куртки. И тут произошло неожиданное: с легкостью гимнаста Громов подскочил на месте, перехватил руку Толстого и быстро заломил за спину. Прикрываясь им, как щитом, он вдруг пошел