Станция расплаты - Валерий Георгиевич Шарапов

пешком они пойдут или верхом на палочке? — прорычал Трофимыч. Он сильно рассердился, а когда он сердился, начинал брызгать слюной во все стороны. Вот и сейчас его беззубый рот искривила недовольная гримаса, и при каждом произнесенном слове оттуда вылетал фонтан брызг. — Ты, я вижу, решил в начальника поиграть?

— Не кипятись, Трофимыч, — Егор попытался урезонить старшего товарища. — В жизни всякое бывает. Мой племяш сейчас на Камчатке службу несет. Что, если и он на радостях все деньги пропьет и не на чем ему будет домой вернуться?

— Если пропьет, значит, дурень бестолковый, — отрезал Трофимыч. — И нечего его жалеть. Пусть прежде головой думает.

— Ну, хватит, — оборвал Вырикова Егор. — Дело сделано, и больше об этом не будем. Хотите донести на меня почтовому начальству — дело ваше, но до Нерехты солдаты поедут с нами.

— Мы-то не донесем, — высказался более практичный Громов, — но ведь не все от нас зависит. Мало ли кто их увидеть может? И что тогда? Все трое с работы полетим, а у меня, между прочим, квартира казенная.

Егор поморщился: вечно Профессор о житейском печется. Да, Егор знал, что Громов проживает в квартире, выделенной ему почтовым начальством под ведомственное жилье. За право проживать в квадратных метрах, принадлежащих Главпочтамту, следовало отработать на почте десять лет, и тогда квартира оставалась тебе вне зависимости от места работы. Из положенных десяти Громову оставалось отработать всего два года. Егор об этом знал и сожалел, что так необдуманно подставил товарища под удар. Но что теперь он мог поделать? Исправить ситуацию уже не получится, поезд набрал ход, и следующая остановка случится только через сто двенадцать километров, а это треть пути до Нерехты.

— Ладно, виноват, — совершенно внезапно Егор пошел на попятный. — Сейчас уже ничего не поделаешь, придется ждать остановки. Но в Александрове, если вы не передумаете, я их ссажу. Такой расклад всех устроит?

— Странный вопрос, — протянул Громов. — По-моему, ты не оставил нам выбора.

Трофимыч промолчал, и Егор облегченно вздохнул.

— Значит, на том и сойдемся, — произнес он. — А теперь за работу, ребятки.

— Лежебоку будить не будешь? — вставая с места, поинтересовался Трофимыч.

— Леньку-то? Нет, пусть поспит чуток. Он сегодня славно потрудился, — ответил Егор и взялся за холщовый мешок, под завязку забитый письмами.

— Что верно, то верно, — Трофимыч в знак согласия кивнул и подцепил с пола второй мешок. — Давайте, ребятки, поработаем на благо Родины.

Эта его присказка была известна всем присутствующим. Всякий раз перед тем, как начать обработку корреспонденции, Трофимыч выдавал перл про «блага Родины», и это означало, что последующие четыре-пять часов в вагоне должна стоять гробовая тишина. Как всегда, «на правах» самого молодого, Громов начал разбирать ящики с посылками и ценными бандеролями, доставленными с Международного почтамта. Он оттаскивал посылки к багажному отсеку и складывал их штабелями в алфавитном порядке, согласно пункту назначения. При этом он не забывал отмечать распределенную корреспонденцию в толстом журнале отчетности и ставить штемпель «ПВ» на отсортированные посылки и письма, что означало «почтовый вагон».

Трофимыч вытряхнул письма из мешка прямо на пол, подобрал запечатанные в отдельный мешок письма и бандероли с объявленной ценностью и начал распределять их по ячейкам. Беззвучно шевеля губами, он читал адрес места назначения и шлепал на него штамп. Затем подходил к нужной ячейке и вкладывал туда корреспонденцию. После этого возвращался к беспорядочной куче писем и начинал все сначала.

Егор работал чуть в стороне от остальных. Он сортировал письма по своей системе: сперва раскидывал по городам, затем вносил в журнал, ставил штамп и только потом, набрав приличную стопку, раскладывал в ячейки. Так, по его мнению, работа шла быстрее, и он не единожды говорил об этом Трофимычу, но тот всякий раз отговаривался поговоркой: «Старого учить — что мертвого лечить». В какой-то степени он был прав. И вот ведь чудеса — работал Трофимыч при этом ничуть не медленнее Егора.

С момента начала работы прошло чуть больше получаса, когда дверь купе проводников открылась, и в вагон вошел Леха. При его появлении все головы повернулись к проходу. Трофимыч, выражая недовольство, покачал головой и вернулся к прерванному занятию. Иван Громов чуть заметно нахмурился и перевел взгляд на Егора, словно говоря: «Вот видишь, начинается». Егор вопросительно взглянул на Леху и произнес:

— Уговор был про купе, или позабыл?

— Нет, не позабыл, — спокойно проговорил Леха. — Нам бы только в туалет. Естественные нужды, сами понимаете.

— Полчаса подождите, — взглянув на часы, сказал Егор. Он сам не знал, почему отказывает парнишке. Должно быть, хотел показать товарищам, что держит ситуацию под контролем.

— Полчаса? Хорошо, я передам ребятам, — произнес Леха, но уходить не спешил.

Он стоял и разглядывал горы посылок, и что-то в его взгляде не нравилось Егору. Леха будто впитывал увиденное, как губка. Впитывал и запоминал. «Ну, иди же, — мысленно проговорил он. — Возвращайся в купе, здесь и без тебя жарковато». Но Леха все не уходил, и Егору пришлось вновь заговорить, нарушая негласное правило работы в почтовом вагоне.

— Еще что-то хотел? — тон Егора не оставлял сомнений в том, что назойливость незапланированного пассажира ему неприятна.

— Да нет, просто любопытно, — беспечно проговорил Леха. — Столько писем, с ума сойти можно. И как только вы во всем этом разбираетесь.

— Всего лишь опыт, — ответил Егор.

— А вон те почему на полки не ставите? — Леха указал рукой на ценные посылки из-за рубежа, которые Иван Громов ставил особняком. — Не умещаются?

— Типа того, — буркнул Громов и добавил: — Шел бы ты, парень, работать мешаешь.

— Да я ведь тихонько, — на лице Лехи отразилось искреннее удивление.

— Для тебя тихо, а для нас — как гром, — проворчал Трофимыч. — Ты вот спрашивал, как мы ничего не путаем? Так и не путаем, потому что не болтаем во время работы. Усек?

— Усек, — Леха кивнул, еще с минуту наблюдал за работой почтальонов, затем развернулся и ушел обратно в купе.

Егор слышал, как сработала защелка. «Для чего закрываться? — промелькнуло у него в голове. — Видит же, что заняты все, не до прогулок по купе. И потом, они ведь гости, значит, и закрываться им не положено». Но вслух он ничего не сказал и вскоре полностью погрузился в работу. Сортировка шла полным ходом, он распаковал очередной мешок и ссыпал конверты в деревянный ящик, которым всегда пользовался при работе с письмами. Вдруг его внимание привлек какой-то звук. Он был непривычным, выбивающимся из общего шума: шелеста газет и журналов, звонких шлепков штемпелей, глухих ударов коробок для упаковки посылок. Этот звук что-то ему напомнил, но сообразить,