В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари

maiorum, вечно готовый упрекнуть кого угодно — а в особенности Аврелия — в недостатке суровости и неуважении к древним обычаям предков. Одним словом, строгий Папиний был последним, кого Аврелий мог бы вообразить в объятиях юной и пышногрудой простолюдинки.

— О нем самом! — подтвердила Присцилла.

— Но у него уже был сорокалетний сын и целых девять внуков!

— И тем не менее он собирался жениться снова.

— На вас? — не веря своим ушам, нажал сенатор.

— На мне, — повторила девушка. — За это его и убили, чтобы он этого не сделал!

— Это тяжкое обвинение, к тому же против семьи, находящейся вне всяких подозрений, — заметил патриций.

Папиний-младший, наследник покойного, был еще большим ханжой, чем его отец, а жена его, Анния, славилась во всем Городе своим непробиваемым пуританством еще больше, чем необычайной плодовитостью.

— Тьфу! — скривилась Присцилла. — Обманщики, фальшивые, как греческий сестерций! Бессердечное племя лицемеров!

И так, несколькими безжалостными словами, девушка разделалась с одним из знатнейших родов Рима…

— У вас есть доказательства, что Папиний и впрямь решился снова связать себя узами брака? — скептически спросил Аврелий.

— Вот брачный договор! — ответила Присцилла, извлекая из-под паллы свернутый папирус.

Сенатор бросил на него быстрый взгляд: все было в порядке… за исключением одной немаловажной детали.

— Здесь не хватает печати, — возразил он.

— Он не успел ее поставить! — невозмутимо парировала девушка.

— Ну и что с того? — не слишком убежденно спросил патриций.

— Папиний сказал мне, что я должна обратиться к тебе, если с ним что-то случится.

— Ко мне? — удивился Аврелий. — Странно, я полагал, он был обо мне весьма невысокого мнения…

— Вот именно! — торжествующе объяснила Присцилла. — «Иди к Публию Аврелию, — посоветовал он мне. — Только такой безрассудный тип, как он, тебя выслушает. Любой честный гражданин поспешил бы выставить тебя за дверь, но Стаций, если я его хорошо знаю, не упустит случая насолить такой добропорядочной и богобоязненной семье, как моя!»

— Он именно так и сказал? — проворчал сенатор.

— Клянусь! — заявила девушка, сплюнув на землю жестом, который привел бы в ужас любую знатную матрону.

— Приятно пользоваться доверием коллег, — с сарказмом заметил Аврелий. — Но что я должен делать?

— Доказать, что Папиния убили, и вернуть мне наследство, — спокойно ответила Присцилла. — Вот и все.

— И не думай об этом, девушка! — покачал головой патриций. — Даже если, допустим, под этим договором и стояла бы подпись; даже если, допустим, Папиний Постумий и впрямь намеревался на тебе жениться; даже если, допустим, он успел бы преломить с тобой полбяную лепешку перед фламином Юпитера, ты все равно не имела бы ни на что права в отсутствие действительного завещания.

— Геркулес и все его подвиги! — взорвалась Присцилла. — Не могут же они так легко отделаться, оставив меня по уши в беде!

— Что ты имеешь в виду? — с любопытством осведомился Аврелий.

— Мой отец, — объяснила девушка, — был клиентом Папиниев, и после его смерти несколько месяцев назад я пришла к патрону просить о помощи. Я смирно ждала в атрии, когда мимо прошла госпожа Анния, смерив меня таким взглядом, будто увидела, как из ее кухонной печи вылезла крыса из сточной канавы. Она даже доложить обо мне отказывалась, но я так настаивала, что в конце концов Папиний меня принял — просто чтобы досадить невестке. Выслушав меня рассеянно, он пообещал найти мне мужа среди своих клиентов: сезонного рабочего, безработного или кого-то в этом роде… Но я-то прекрасно знала, чем это для меня кончится: муж целыми днями будет побираться в поисках приглашений на ужин, а в котелок пойдут лишь остатки какой-нибудь спортулы!

— Начинаю понимать, — улыбнулся Аврелий. — Решение, которое предлагал тебе Папиний, не соответствовало твоим запросам… и ты постаралась подсказать ему другое.

— О, что до этого, он легко дал себя убедить… — призналась Присцилла. — Собственно, я беременна.

— Святые боги! — простонал сенатор.

— Папиний, — продолжала девушка, — хотел убедиться в моей плодовитости, прежде чем жениться. Видел бы ты его, когда он узнал о беременности! Он, всегда такой суровый, от души расхохотался, представляя лица сына и невестки, когда они услышат эту новость. И никто не мог бы ничего сказать против нашего брака, объяснил он мне, потому что это полностью соответствовало традициям древних предков.

«Хитрый старый развратник…» — прокомментировал про себя Аврелий, вспомнив знаменитый прецедент: Катона, суровейшего поборника mos maiorum, которого невестка упрекнула в том, что он якшается со служанками, и который в ответ женился на юной плебейке, тут же родившей ему сорванца, унаследовавшего отцовское состояние наравне со знатными сводными братьями.

— Значит, Папиний хорошо воспринял новость.

— Еще как! Позавчера он составил брачный договор, заявив, что тем же вечером покажет его своим. А наутро его нашли мертвым.

— Где его копия документа?

— Разумеется, они ее припрятали. Но я не собираюсь молча сносить эту несправедливость. Я намерена подать в суд на убийц и заставить их признать мои права! — властно заявила Присцилла.

— Невозможно, моя дорогая, — разочаровал ее Аврелий. — В Риме ни один ребенок, законный или незаконнорожденный, не может претендовать на отцовское наследство. Граждане Города по завещанию решают, кому оставить свое имущество, и вправе передать его даже совершенно чужому человеку, лишив наследства собственных отпрысков. Так что, даже если тебе удастся добиться признания отцовства — в чем я сильно сомневаюсь, — ты не получишь ни единого сестерция…

— Я хочу, чтобы эти подонки заплатили за то, что сделали! — настаивала девушка.

— Ты имеешь в виду в буквальном смысле? — с явным сарказмом ответил сенатор. — Конечно, прискорбно, что родственники старого козла лишили тебя его милостей посредством гнусного преступления; однако, отстегнув тебе немного денег, они могли бы избежать обвинения в отцеубийстве…

— Именно в этом и была идея, — с бесстыдной откровенностью призналась Присцилла. — Я пришла к тебе, потому что Папиний был уверен…

— …что я достаточно безрассуден, чтобы помочь смазливой шантажистке, — заключил Публий Аврелий. — Но он ошибся. Если я выясню, кто убил моего коллегу, я немедля на него донесу, а ты все равно останешься с носом. Теперь, зная, как я думаю, ты все еще хочешь, чтобы я занялся