Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

— А теперь поспешите. Мне строго-настрого велели быстро сопроводить вас вниз.

Допив чай, я вернула ей чашку и открыла гардероб. Выбрала светло-коричневое платье с высоким горлом и простой кружевной оторочкой на манжетах. Его следовало ушить в талии, но сейчас тревожиться об этом было недосуг.

Флора помогла мне его надеть и застегнула пуговицы сзади. На свободе разгуливал тот, кто напал на экономку, и я снова вспомнила ту историю, что Флора начала было мне рассказывать. Возможно, это как-то связано?

— Помнишь, о чем мы говорили в тот вечер, когда нас прервала миссис Донован? — напомнила я, слегка повернувшись, чтобы хоть краем глаза видеть ее лицо.

— Вы про того мужчину, которого я застала выходящим из леса? — Флора поморщилась. — Зря я вам сболтнула. Помилуйте, такие страсти кругом творятся. Помыслить не могу, чтоб о том рассказать! Кабы со мной припадок не приключился, ежели я буду об этом думать. — Она похлопала меня по спине. — Ну вот, все застегнуто. Теперь обувайтесь-ка, да поскорее.

— Пожалуйста, Флора, — взмолилась я. — Я никому не скажу!

Я опустилась на колени, потянулась за ботинками и замерла. Их покрывала корка засохшей грязи. Тост, который я проглотила, едва не выскочил обратно. Я знала наверняка: вчера, когда я снимала ботинки, они были сухими и чистыми.

— Миссис Гэллоуэй просто вне себя, — продолжала Флора. Она достала белую шаль. — Говорит, мол, видала вокруг луны ведьмино кольцо, а призраки в кладовой воют как одурелые. Клянется, что прошлой ночью целый ряд банок взял да полопался.

Сердце так и колотилось у меня в горле; я задвинула ботинки обратно в шкаф и вместо них достала начищенные черные туфли. Девушки из пансиона мисс Крейн говорили, что боятся будить меня, когда я хожу во сне. Я могу очень сильно сопротивляться. Они осмеливались коснуться меня, только если я подходила к самому краю лестницы.

Флора усадила меня перед зеркалом трюмо и быстро заколола мне локоны. Пока она без умолку болтала, я осматривала комнату. На ковре виднелись подсохшие следы, что вели от двери к шкафу. Как кто-то мог войти, не уронив стул? Ответ был лишь один, но я не хотела его признавать.

Тесные туфли жали, и я покачнулась. Флора это заметила и слабо улыбнулась в знак одобрения.

— У вас такие красивые волосы, что никто больше ничего не заметит, — сказала она.

Когда я вошла в гостиную, мистер Пембертон и Уильям сидели в креслах, не обращая внимания друг на друга. При моем появлении оба встали. Не знаю, как мне удалось дойти до ближайшего кресла, поскольку ноги у меня будто окаменели.

— Приятно наконец увидеться с вами, мисс Тиммонс, — сказал Уильям, хотя отталкивающие интонации в его голосе свидетельствовали скорее об обратном. Он смотрел на что-то у меня за плечом. Я повернулась и увидела Флору, которая сделала книксен. Она вручила мне белую шаль, снова присела и вышла из гостиной.

Уильям откинулся на спинку кресла и продолжил:

— Сегодня Сомерсет-Парк постигла беда. Боюсь, мы не можем обеспечить вам здесь надежное убежище. — Он был чисто выбрит, одежда отутюжена, но жестокость во взгляде мистера Саттерли намекала на мрачную подоплеку. Не знаю, что он имел в виду: убежище от полиции или от того, кто напал на миссис Донован. Казалось, приятельские отношения, что зародились меж нами в комнате Одры, были забыты. Я задумалась: не выпивка ли притупила ему память о нашей беседе...

Мистер Пембертон фыркнул себе под нос.

— Никто не покинет Сомерсет, — сказал он. — Особенно мисс Тиммонс. — Он покручивал маленький золотой перстень.

По этому жесту я сразу поняла, что он тревожится, а это в свой черед заставило тревожиться меня.

Приглушенный свет серого утра придавал всему в комнате пепельный оттенок: даже золотистые обои казались бледными и выцветшими. Лепнина, что украшала потолок, и карнизы будто потрескались и грозили вот-вот обвалиться нам на головы.

Вошел доктор Барнаби и устало приветствовал собравшихся. Он опустился в кресло рядом с моим. Его светло-каштановые волосы почти стояли дыбом, а под глазами залегли тени.

— Как она? — спросил Уильям. — Когда можно будет ее навестить? — В его голосе слышалось нетерпение.

Покачав головой, доктор Барнаби ответил:

— Я дал ей успокоительное, чтобы она отдохнула. С ней была истерика.

Уильям поморщился.

— Она объяснила, как оказалась на улице среди ночи?

— Она получила анонимное послание: ее попросили встретиться снаружи и пообещали поделиться секретными сведениями об Одре. Вам известно, как миссис Донован была ей предана. И как ни глупо, она отправилась туда одна. — Доктор вздохнул и запустил руку в волосы. — Должно быть, к ней подошли сзади. Она не припоминает, что кого-то видела перед нападением. Что подтверждает ужасная шишка у нее на затылке. Но рана выглядит прелюбопытно. Не представляю, какой предмет мог оставить след такой неповторимой формы.

— Анонимное послание? — переспросил мистер Пембертон. — Это невозможно. Вся корреспонденция проходит через Бромуэлла. Если бы на конверте не было обратного адреса, это бы его насторожило.

— Хотите сказать, что миссис Донован лжет? — резко заметил Уильям.

Доктор Барнаби успокаивающе поднял руку.

— Записку подсунули под дверь ее спальни после полуночи. Миссис Донован сказала, что ее разбудил стук.

— Значит, это тот, кто вхож в дом, — хмыкнул Уильям, повернувшись в мою сторону.

Я не произнесла ни слова, предпочитая рассматривать узор кружев на манжетах. Пальцы ног в тесных туфлях ломило.

— Даже вы, доктор, — продолжил Уильям, язвительно ухмыльнувшись. — У вас все еще есть собственный ключ, если не ошибаюсь.

— Положа руку на сердце, — со вздохом ответил доктор, — полицейского сыщика из вас бы не вышло. Нынче утром до пяти часов я принимал роды в деревне. Я только добрался домой, когда ваш конюх постучал ко мне в дверь.

Мистер Пембертон с сочувствием посмотрел на друга.

— И все равно приходский констебль пожелает переговорить с каждым из нас, когда закончит опрашивать слуг.

Я положила руку на горло, представив, как его охватывает петля. Деревенский полисмен или городской фараон — они всегда меня тревожили. А теперь, когда у меня в комнате спрятана пара грязных ботинок, в особенности.

Уильям снова повернулся ко мне.

— Из надежного источника мне известно, что вчера вечером у вас с миссис Донован вышла стычка. Возможно, вы хотели должным образом сделать ей предупреждение. Вот, значит, как улаживают вопросы в вашем районе Лондона? — Он подался вперед, сверля меня взглядом.

— Прошу прощения? — переспросила я. То, что Уильям говорил обиняками, а не обвинял прямо, только сильнее приводило меня в бешенство. Трус.

— Вы не отрицаете, что прошлым вечером поссорились с миссис Донован?

Я не ответила. Не хотелось делиться сведениями, которые можно было бы вменить мне в вину.

— Ваше молчание может приравниваться к признанию, — почти торжественно объявил Уильям.

Мистер Пембертон заговорил громко, но сдержанно, в противовес пылким обвинениям Уильяма.

— Желаете заявить, что мисс Тиммонс имеет отношение к нападению на миссис Донован? В таком случае немедленно предъявите веские доказательства или бросьте это дело. И если вы подумываете внушить этот несусветный вздор констеблю, знайте: я предупредил его о ваших ритуалах ночных возлияний. Алкоголь туманит разум. Свидетельство пьяницы вряд ли сочтут достоверным.

Услышав, как он отстаивает меня, я вдруг ощутила прилив мужества. И понадеялась, что он делал это искренне.

Уильям зло поджал губы.

Доктор Барнаби подался вперед, уперевшись локтями в колени.

— Я был бы не прочь позавтракать, пока мы ждем констебля, — сказал он. — Или хотя бы выпить крепкого кофе.

Мистер Пембертон потянул за бархатный шнур в углу. Мгновение спустя в гостиную вошел Бромуэлл.

— В столовой все готово, милорд. — Он поклонился. — Констебль закончил опрашивать слуг. Где ему вас дожидаться? В библиотеке?