Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

Мистер Пембертон продолжил:

— Несколько раз поговорив с вами, я осознал: вы совсем не та женщина, которую описывает досье. И тогда я решил положиться на свое чутье и позволить вам остаться.

Я вспомнила, что сказал мне мистер Локхарт в карете, — что лишь я могу помочь хозяину Сомерсета обрести то, чего не купишь за деньги. Покой.

Мистер Пембертон нахмурился, и лоб его прорезали более глубокие, чем обычно, морщины.

— Сегодня, когда вы обвинили меня в том, что я не воспринимаю смерть Одры всерьез, я жестоко отплатил вам той же монетой. И хочу пояснить: мой гнев был направлен не на вас, а на самого себя. Следовало быть к ней более внимательным, независимо от характера нашего соглашения. Мне больно при мысли о том, что она никогда не узнает, как мне жаль.

У меня наготове имелся набор подобающих для такого случая ответов, однако мистер Пембертон был слишком хорошо осведомлен о моей профессии, и, боюсь, что бы я ни сказала, все прозвучало бы неискренне. Так что я просто ответила:

— Благодарю за ваши извинения. — Но удержаться от вопроса не смогла: — Означает ли это, что вы все еще намерены провести сеанс?

Он спокойно ответил:

— Ну разумеется. Наш изначальный план не претерпел никаких изменений.

Мы пошли дальше. Тропинка сузилась, и наши руки слегка соприкоснулись.

Я заметила, что хозяин Сомерсета не упомянул о приходском констебле.

— И где же сейчас досье? — спросила я.

На лице его промелькнуло некое подобие смущения.

— Я заново упаковал все бумаги и велел доставить сегодня мистеру Локхарту. Он не знает, что я их прочел, и, возможно, как раз сейчас сам просматривает.

Меня захлестнуло облегчение. Все это время я тревожилась, что же мистер Пембертон предпримет, узнав о размахе моего преступного прошлого. Однако он не вызвал полицию, а вместо этого попросил меня остаться. В ответ на его откровенность я решила поделиться с ним сутью моей сделки с мистером Локхартом.

— Он обещал помочь меня оправдать.

Мистер Пембертон кивнул, почти не удивившись.

— Я рассудил, что досье потому и прислали. Неудивительно, что вы боялись разочаровать старика.

Тишина оранжереи следовала за нами, будто непрошеная компаньонка. Мои ботинки хлюпали на каждом шагу, но я не обращала на это внимания. Похоже, катастрофы удалось избежать. Меня не только не прогнали из Сомерсет-Парка, но и, по всей видимости, с мистером Пембертоном мы останемся союзниками. Эта мысль успокаивала.

Мы подошли к каким-то мелким цветам, высаженным в несколько рядов. Увидев табличку, я застыла как вкопанная: «Подснежники». То же самое было написано в свадебном списке Одры. Почему она так хотела включить в свой свадебный букет неприглядный цветок?

— Подснежник, — сказал мистер Пембертон, склонившись над моим плечом.

— Вид совершенно непримечательный.

— Не такие броские, как розы, зато в изобилии цветут в самых тяжких условиях. — Он сделал паузу и посмотрел на меня в свете фонаря. — Есть в этом что-то достойное восхищения.

Меня окатило жаром до самых кончиков пальцев. Это прозвучало как скрытый комплимент. Но что ему удалось выяснить из полицейского досье? Он получил полное представление о моей жизни? Может быть, он все-таки говорил лишь о цветах...

— Это любимый цветок леди Одры? — спросила я.

Его лицо вновь стало незаинтересованным и бесстрастным.

— Не имею понятия. Насколько я знал ее, она любила пышные и яркие цветы. А не столь непритязательные, как эти.

Я не упустила из виду отсутствие в его голосе тепла, но замечание вполне соответствовало тому, что я узнала об Одре. Ее комнату украшали броские цветочные узоры. Возможно, эти подснежники ничего не значат.

Я вспомнила о ее списке... Одра никогда не наденет свое прекрасное свадебное платье. Оно так и будет целую вечность висеть в ее гардеробе, дожидаясь хозяйку. Я начала осознавать, зачем мистер Пембертон старается восстановить справедливость. В каком-то смысле именно благодаря Одре мистер Локхарт в ту ночь меня спас. Я была у нее в долгу, но отплатить добром никогда не сумею.

От налетевшего порыва ветра большие стекла оранжереи задребезжали. Смирившись с тем, что нам неизбежно придется еще немного здесь задержаться, мы зашагали дальше и наконец оказались у фонтана с плачущим ангелом. Присев на бортик, я заметила в глубине чаши несколько монет и неосознанно к ним потянулась. Лишь коснувшись воды, опомнилась и отдернула руку. Старые привычки.

Мистер Пембертон опустился рядом со мной.

— Вы уже успели осмотреть местность за садами? — спросил он.

Я покачала головой. Желания взглянуть на обрыв у меня не возникло.

— Честно признаться, — начал он, — все, что меня привлекает в Сомерсет-Парке, это конюшни. Море меня никогда особенно не интересовало.

Я не могла с ним не согласиться. К тому же от моего внимания не ускользнуло, что Одру он среди достоинств Сомерсета не назвал. Я постаралась затушить крошечный огонек надежды, разгоравшийся внутри. Это было бы весьма опрометчиво. К тому же казалось, будто я поступаю вероломно по отношению к самой Одре.

— Знаете, мисс Тиммонс, — сказал мистер Пембертон, — возможно, мы здесь задержимся, так что я был бы признателен за участие в беседе.

— Да, милорд, — отозвалась я.

У него вырвался редкий взрыв смеха.

— Вы нарочно это делаете? Я уже просил вас звать меня просто по имени. К вам ведь даже некоторые из слуг так обращаются.

Я посмотрела на него — вид у хозяина Сомерсета был самодовольный. Вот он, мой шанс побольше о нем узнать.

— Когда вы смеетесь, ваш шрам становится заметнее, лорд Чедвик.

— Хм... — скованно буркнул он и пощупал место под подбородком. Мне сразу же стало неловко.

— Надеюсь, с ним связана интересная история, — продолжила я, скрывая причину своего интереса. — Я ужасно разочаруюсь, если в ней нет пиратов.

Мистер Пембертон опустил взгляд и принялся покручивать золотое кольцо.

— Барнаби упоминал, что успел вам рассказать о том, как спас мне жизнь.

— Вы не справились со своей лошадью, — подтвердила я. Мои щеки пламенели от стыда: я надеялась, его друг не присовокупил рассказ о том, как я заявила, что надо было вместо жеребца пристрелить Пембертона.

Тот кивнул.

— Когда мой отец велел избавиться от коня, мне показалось, что в глубине души я тоже умер. Возможно, то умерла моя детская наивность, — сказал он, уставившись на собственные сапоги. На скулах у него заиграли желваки. — Я заявил, что отныне и близко не подойду к лошадям. Но отец настоял и прямо на следующий день заставил меня проехаться верхом. И тогда я понял: он был прав. Он сказал, что если я буду принимать решения из страха, то никогда не проживу жизнь так, как мне предназначено. Страх толкает людей на неверный путь, где их поджидают одни лишь невзгоды. — Он резко вздохнул. — Желая убедиться, что я усвоил урок, он меня ударил. На нем был этот перстень, и камень рассек кожу.

Я даже не представляла, какова была сила удара, способного оставить такой след.

— Я получил перстень по наследству, когда умер отец, как он сам получил его и многие поколения прежде. Я не хотел нарушать традицию, отказавшись его носить. Но попросил удалить камень.

В его голосе теперь звучали другие нотки, почти смущенные.

— Понимаете, у меня и так есть каждодневное напоминание об этом наследстве.

Он улыбнулся, пусть и слабо, но я впервые увидела его улыбающимся. Это меня поразило.

— Боюсь, я не обладаю даром сочинителя, мисс Тиммонс. Я умею говорить только правду.

Я снова посмотрела на кольцо.

— Я никому об этом не рассказывал. Разве что вам сейчас, полагаю.

Похоже, мне досталась незаслуженная честь — стать его конфиденткой. Я наслаждалась комплиментом, пока меня не осенило: он мог поделиться этим лишь для того, чтобы заслужить мое доверие, и тогда я в ответ поведала бы ему собственные секреты. Этим приемом я и сама нередко пользовалась.

Должно быть, он угадал, что в душе моей идет борьба. Когда мистер Пембертон продолжил, он заговорил нерешительно, что было ему несвойственно.