Метод чекиста - Валерий Георгиевич Шарапов

уютной компактности всего вокруг — когда до неба и гор будто и рукой подать, и вместе с тем они далеки, недостижимы и величественны. Конечно, в свое время полазил вдоволь я по Карпатам, но те какие-то домашние горы и с кавказскими несоизмеримы. Здесь первозданность, величие и восхищение!

В общем, на этой площадке я мог любоваться пейзажем часами и не устать. Очень уж новые и необычные ощущения. Но долго наслаждаться жизнью мне не дадут.

А вот и долгожданные гости. Синяя «Победа» с желтой полосой на борту и надписью «Милиция».

Сержант подошел к машине, козырнул и объявил, что дорога перекрыта.

— Надо проехать, — важно объявил красивый, с пышными усами грузин в тщательнейшим образом выглаженной синей милицейской форме, с серебряными капитанскими погонами, устроившийся на переднем сиденье рядом с водителем-старшиной.

— К сожалению, нельзя, товарищ капитан. Проводятся плановые мероприятия частями пограничного округа. Допуск посторонних в зону проведения запрещен. Часа на три закрыто. Необходимость.

— Я еду на кустовое совещание с участием начальника областного МГБ! Я руководитель районной милиции! Ну-ка, вызовите старшего!

Подошел капитан-пограничник и внимательно выслушал претензии начальника милиции.

— Понятно, — кивнул он и махнул рукой в сторону штабной машины. — Пройдемте к командиру. Может, он решит, чем вашему горю помочь.

— Это у вас будет горе, если я вовремя не попаду на совещание, — спесиво объявил капитан милиции.

Вылез чинно из машины, брезгливо посмотрев в сторону бьющих баклуши военных. Что-то буркнул под нос нелицеприятное. Шагнул вперед.

И даже понять ничего не успел.

От удара в живот коленом его скрючило. Потом перед глазами возник асфальт. Руки были уже за спиной. Со щелчком закрылись наручники. И победный голос сообщил:

— Упакован!

Другие бойцы вытолкнули из-за руля водителя милицейской машины. Тот и не думал сопротивляться, хвататься за кобуру. Стоял с поднятыми руками.

Я кинул капитану-пограничнику:

— Все, снимаем оцепление.

Взревели машины и стали разъезжаться — каждая в свою сторону. А к нам подъехала зеленая «Победа», там я и устроился с задержанным. Разговор нам предстоял по душам…

Следующая точка была недалеко от прошлой. Только мы спустились вниз. Поближе к бурной горной реке.

Отсюда открывался живописный вид на плотину. Меня он эстетически радовал. А начальника милиции — не очень. А еще меньше его радовала наша дружная компания.

Ну ладно, меня он не знал и не особенно боялся. А вот на подоспевшего к укромному месту задушевного разговора полковника Лядова смотрел даже не испуганно, а как-то обреченно. Но потом взыграла горячая горская кровь, и он начал качать права:

— Товарищ полковник! На каком основании? Я ведь и сам ехал к вам!

— Вот я и решил облегчить тебе жизнь, Мамука. Приехал лично, — улыбнулся Лядов.

— Я что, арестован? Я?! За что?!

— Ну пока не арестован. Только поговорим, как добрые друзья. А дальше уже как пойдет. Сам понимаешь, результат может быть разный.

— Это произвол!

— Думаешь? Надо бы к твоему мнению прислушаться. По произволу ты у нас большой специалист.

Начальник милиции стоял, покачиваясь, недалеко от обрыва, уходящего в реку — пенящуюся, бурлящую и просто мечтающую затянуть в свою пучину и там врезать о камни какого-нибудь зазевавшегося человечишку. У горных рек развлечение такое — топить тех, кто бросил им вызов или просто мимо шел.

Мамука бросил быстрый взгляд в сторону обрыва, и Лядов, отлично его уловивший, усмехнулся:

— Если намереваешься броситься в реку — повремени. На пару вопросов ответишь — тогда и подохнешь, если захочешь.

— Я не хочу подыхать. Это самоуправство! Об этом станет известно руководству МГБ и партийным органам!

— От кого? От шофера твоего? Ой, Мамука, ты это вот так всерьез говоришь?

Как я понял, шофер был недавно завербован и тоже хотел жить. Да, если Лядов брался за дело, то противнику никакой свободы маневра не оставлял.

— В общем, Болквадзе, ты позор и своего народа. И нашего ведомства. Я бы тебя расхлопал здесь, на месте. Но могу поторговаться. Глядишь, и купишь себе жизнь.

— Это все маскарад! Везите на допрос! — криво усмехнулся начальник милиции. Он еще до конца не осознал происходящего и тешился тщетными надеждами.

Тогда Лядов просто прострелил ему ногу из своего любимого ТТ. Аккуратненько и метко, чтобы перевязать можно было.

— В следующий раз кость раздроблю. Попытка побега — иначе нельзя…

— За что? — свалившись на землю, застонал Болквадзе.

— Где Барс?

— Знал бы — давно его бы взял!

— Все ты знаешь, Мамука. Потому что давно с ним в крепкой связке. И бандитов он тебе сдавал. И по машинам вы с ним работали. Да много еще чего есть вспомнить вам за стаканчиком вина.

— Это оговор! — Голос Мамуки звучал вызывающе, но уже тоном ниже и с шипением от боли. — Я честный коммунист! И я честно служу стране! Я ранен не раз! Если надо, за партию жизнь отдам!

Обработка долго не продлилась. Лядов пер как трактор, выводя пленного, которого наскоро перевязали, из состояния равновесия и усугубляя ощущение безысходности, тупика.

Начальник областного управления вздохнул:

— Ты еще до конца всего не понял. Я не собираюсь тебя арестовывать, Мамука. Ты прекрасно знаешь, что с соответствующей санкции имею право нейтрализовать врага советской власти, особенно замешанного в бандпроявлениях. Ни судов, ни даже особого совещания. Просто сброшу тебя в реку. А санкция из Москвы у меня есть. Понял?

Болквадзе все понял. И совсем поник.

— Сдавай Барса, — посоветовал Лядов. — И я помогу тебе выжить.

— Он убьет меня! — воскликнул пленный.

— Мамука, я тебя быстрее убью. И всю твою семью сгною. Ты меня знаешь.

— Барс и семью вырежет!

— Не успеет. Если подведешь его под нас.

Для порядка Болквадзе еще поупирался, как гордый горный ишак. И сдулся.

Мне казалось, он будет упираться дольше и упорнее. Но, как я понял, у Лядова была репутация человека, который слов на ветер не бросает и излишним человеколюбием к врагам не отличается. И если он пообещал шлепнуть предателя на месте, а потом расписать в рапорте необходимость этого, то ничего не помешает ему это сделать. Тем более ногу прострелил, даже не задумываясь. Так же просто и в живот пулю вгонит. А Мамуке вдруг страшно захотелось жить. Пусть еще немного. И он категорически возражал против того, чтобы жизнь его закончилась здесь и сейчас. Тем более дурака валять смысла не было — о его подвигах уже известно, и выкрутиться не выйдет ни при каких условиях.

И еще он понял, что ему выгоднее, чтобы абрека взяли, а еще лучше — пристрелили бы к чертям. Все, не партнеры они более. И