Убийство в доме свиданий - Сергей Васильевич Карпущенко

— Идем, — почти машинально сказал Вы-жигин, понимая, что в ее спальне говорить будет легче.

— А пива для меня возьмешь? — с трудом слезла Срезневская с колен Выжигина.

— Да почему ж не взять, — поспешил Вы-жигин вызвать к себе еще большую симпатию и доверие.

Когда две бутылки пива были приобретены, Наташа, обхватив Выжигина за шею, напевая какой-то гаденький куплет, повела сыщика к себе. Спальни проституток размещались в обоих флигелях дома, где когда-то находились службы усадьбы. Из-за дверей, покуда они шли по полукругу одноэтажной постройки, неслись чьи-то вопли, стоны сладострастия или боли, чья-то остервенелая брань, а Выжигин все шел и шел рядом с шатающейся женщиной, не имевшей в облике и в поведении своем и тысячной доли того, что обычно приписывалось дворянкам как неотъемлемые атрибуты сословия: сдержанность, воспитанность и благородство.

—..Нам сюда! — толкнула Наталья одну из дверей ногой.

Электрический свет осветил помещение с кроватью, застеленной грязным бельем. Наталья стала стаскивать с себя платье, но Выжигин тотчас остановил ее словами:

— Наташа, подожди, мне нужно кое-что тебе сказать.

— Говори, симпампон, да только побыстрее. Не ты один моего тела хочешь, — посмотрела на посетители женщина с нетрезвым удивлением во взгляде.

— Наташа, я предупредить тебя пришел. Слыхала ты, наверное, что кто-то в публичных домах убивает проституток? Все они дворянского сословия были. Не знаю, кто это делает, — возможно, человек ненормальный психически, — но думаю, что этот страшный человек сегодня к тебе придет. Могла бы ты не выходить сегодня в зал? Могла бы завтра уйти из публичного дома, все равно куда, — хоть в прачки, хоть в поломойки! Убить тебя могут!

Выжигин проговорил все это страстно, увлеченно, главное, как показалось ему, убедительно, и увидел, что по лицу женщины скользнула тень страха, но вскоре победно-нахальная улыбка заставила покривиться лицо Натальи.

— Да кто там меня убить хочет? За что ж меня убивать! За то, что я вам, кобелям поганым, приятность доставляю? Меня здесь все любят, да и я всех люблю! В поломойки, в прачки мне идти предлагаешь? Мне, царице, такое говоришь? Да знаешь, что плачут мужики над грудями моими, предлагают жениться! Брильянты обещают, лошадей дорогих, дома! Я тут царствую, а ты меня царства моего лишить хочешь, богатств моих? Никого я не боюсь, симпампон. Захочу, крикну, сразу сюда прибегут приятели мои и на тысячу кусков раздерут того, кто обидеть меня захочет!

— Наташа! — зашептал Выжигин, ощущая и презрение и сильную жалость к этой обманутой жизнью женщине. — Ведь вы же дочь дворянина потомственного! Разве происхождение свое забыли? Зачем позорите могилы предков ваших! На дворянстве, на чести Россия держится! Молю вас, уходите отсюда сейчас же! Я помогу вам!

Срезневская засмеялась, вначале тихо, с фальшивой веселостью, но потом вошла в раж, и скоро тело ее просто сотрясалось от хохота, истерического и жуткого. Но, внезапно оборвав смех, Наталья ответила зло:

— Дворянство? Могилы предков? Россия держится?! А знаешь ли ты, симпампон, что родитель мой, дворянчик хоть и старинный, но нищий, как босяк последний, сам меня двенадцатилетнюю на улицу вывел да первому встречному за двадцать рублей и предложил! Плакала я тогда, мать умершую звала, но господинчик тот и поволок меня к себе, а батюшка мой стоял да вслед мне кричал: «Ничего, Наташка, это попервой страшно, а потом совсем не боязно будет!» Вот так и видится мне мой батюшка, когда глаза закрою, — рукой машет и кричит…

Женщина упала на взбитую постель и зарА дала с той же истеричностью и надрывом, с какими смеялась две минуты назад Выжигин стоял над ней и знал, что уговорить Наташу не удастся, но спасти ее еще можно, а поэтому он вышел из спальни и двинулся по дуге коридора в главный зал. Его пошатывало. Хотелось лечь хотя бы на ту ужасную постель, накрыться тряпьем и завыть по-волчьи, оплакивая всю эту подлую страшную жизнь.

Он снова уселся за свой столик. В графинчике уже не было ни капли водки, но, осторожно посмотрев по сторонам, Выжигин убедился и в том, что Жгута среди посетителей не было тоже. Сыщик не знал наверняка, ушел ли он из борделя, выполняя его приказ, или находился сейчас в спальне какой-нибудь проститутки, но ему очень хотелось думать, что это он вынудил душегуба исчезнуть.

Наталья Срезневская вышла в зал как ни в чем не бывало — ни слез, ни следов переживаний. Кидаясь на колени к мужчине, ближе всех (вдевшему ко входу в коридор флигеля, загорланила:

— Ну что, мужички мои любезные, срамоде-лы мои нежные! Гулять хочуг Пить хочу! Пусть берет меня сегодня каждый, но только я хочу нынче плату за себя установить! Кто больше всех даст, с тем первым и пойду! Такова моя царская воля!

Мужики загудели. Многих задел этот шалый хмельной призыв, каждый хотел выказать свою спесь и гонор, показать себя человеком, и дело здесь заключалось не в прелестях Натальи — каждый знал ее. Спорили посетители за право обладать Натальей между собой, как спорят иногда на ярмарке два подгулявших покупателя из-за пустяковины, не желая лишь уступать один другому. Выжигин слышал, как остальные лроститутки, находившиеся в зале, запротестовали:

— Наташка, не по правилам это будет!

— Уймись, гулевая! — кричала толстая проститутка. — Сейчас хозяйку разбудим! Хоть и пьяная Настасья Никитична, укоротит тебя! Не отбивай клиентов!

Но посетители, все рвань, золоторотцы, в лучшем случае бухгалтеры из маленьких фабричных конторок, уже обступили стол, на который, смахнув на пол всю посуду, влезла Наталья.

Начали с двух рублей — ниже платы не было ни в одном из публичных домов Петербурга, С гонором подбрасывали по полтиннику, и с каждой новой цифрой азарт, замечал Выжиги н, мерк, линял, и, когда цена за радость оказаться в грязной спальне с царицей Натальей выросла до десяти рублей и назвавший эту сумму посетитель, с виду проворовавшийся лабазник, загнавший налево то ли гвозди, то ли доски со склада хозяина, уже тянулся к женщине руками, желая стащить ее с пьедестала, какой-то мужчина с короткой бородкой, молодой и статный, одетый в кожаную кепку, в обтертую поддевку, из-под которой торчал ворот косоворотки, сказал, что даст за Наталью не десять, а целых пятнадцать рублей. Когда Вы-жигин услышал его голос, поднялся из-за стола и подошел поближе.

Толпа притихла в ожидании.

Владелец кожаной кепки полез в карман, доставая оттуда смятые рубли. Выжигин стоял совсем рядом с этим покупателем короткой женской любви и видел, что руки, отсчитываюн щие деньги, не похожи на руки человека, который привык носить пиджак и косоворотку.