Коллекция Энни Мэддокс - Шарлотта Брандиш

пальцы исколола, пока обтянула их шёлком и пришила к корсажу. Накидки испанской королевы украшала Фанни. У неё лучше всех получается стежок Гольбейна, правда, красота? – и она любовно потрогала воздух возле миниатюрной вышивки, похожей на чёрное кружево. – Балдахины вышивали мои девочки. Нам дала несколько уроков сама мисс Корриган, из Гильдии вышивальщиц. Она давняя знакомая мисс Эппл. Вот, посмотрите, это – блэкворк, а это – палестрина. Это – смирнский узор, а тут – крюил…

…Энни старательно перечисляла названия, которые ничего не говорили несведущему в рукоделии человеку, и бережно, с величайшей осторожностью прикасалась тонкими пальчиками с обкусанными ногтями к кукольным нарядам. Её лицо, обезображенное шрамом, сейчас было таким счастливым, что казалось принадлежащим ребёнку. Однако всё быстро изменилось: аккуратно взяв в руки одну из Анн в коронационном одеянии из алого бархата, она вдруг принялась выкрикивать от лица куклы, кровожадно вращая глазами:

– Виновен! Голову долой! Смерть папистам! На костёр!

От неожиданности Оливия вздрогнула. И именно в этот момент она увидела то, что заставило её позабыть и о куклах, и о загадочной леди Аннабель, с которой Филипп в своём письме настойчиво рекомендовал ей выпить чаю.

Посреди сада зияла чёрная проплешина. По периметру выгоревшего участка торчали обуглившиеся остатки стен, образующие нечто похожее на разверстую пасть скрытого в земле чудовища.

– Что там было? Домик привратника? – Оливия подошла ближе к окнам, прошлась в поисках лучшего ракурса и приникла к стеклу.

Энни тотчас прекратила свой пугающий экскурс в историю и, убрав Анну на место, подошла ближе.

– Флигель. Он сгорел из-за взрыва газовой колонки. Огонь, мисс Адамсон, стоял до неба! Мисс Эппл тогда запретила нам выходить наружу, но мы всё равно слышали, как лопаются стёкла. А потом обрушилась крыша! Вот у нас тут визгу было!.. – от воспоминаний щёки Энни разрумянились, и ни испуганной, ни сожалеющей она не выглядела.

– Надо же. Филипп ничего мне об этом не писал.

– Так это ещё осенью было, а мистер Адамсон только в январе появился. Зато у нас теперь есть собственное привидение, – похвасталась Энни, и следующие её слова стали подтверждением худших опасений Оливии: – Теперь в безлунные ночи призрак Томаса бродит по саду, и тот, кто его увидит, отправится вслед за ним прямиком в ад чертям прислуживать. Так миссис Мейси говорит. Я-то, само собой, ни во что такое не верю, – поспешила пояснить она, неверно истолковав выражение лица собеседницы.

– Господи, Энни… Ты что, хочешь сказать, у вас тут во флигеле сгорел живой человек?!.

– Всего лишь Томас, – та пожала плечами и добавила с обескураживающей прямотой, от которой у Оливии пробежал холодок по спине: – Вы даже не представляете, какой Томас был гадкий. Нет, правда! Без него намного, намного лучше, – и Энни крутанулась на каблуках, с удовольствием глядя, как раздувается её платье из лёгкого шёлка.

***

– А вот мои ученицы! – Энни раскрыла двери следующей комнаты, и вид у неё сделался замкнутый и надменный, совсем как в первые минуты знакомства с Оливией. – Входите же, мисс Адамсон!

С десяток разноцветных головок – русых, каштановых, рыжих, – вскинулись от большого круглого стола, усыпанного кусочками ткани и катушками ниток, и множество любопытных глаз – голубых, тёмно-серых, карих, – уставились на Оливию со жгучим интересом. На каждой ученице был холщовый передник и нарукавники, и все они дружно, не отставая друг от друга и на секунду, отодвинули стулья и присели в учтивом приветствии.

– Можете продолжать, – милостиво разрешила им Энни. – Я всего лишь хотела познакомить вас с мисс Адамсон, которая теперь будет у нас секретарём. Боже, Дикки, что это? – с нарочитым ужасом она выхватила у замершей от испуга рыжей девочки кусочек синего бархата. – Это же никуда не годится! Нить перетянута, рисунок поплыл… У тебя что, копыта вместо рук? Или ты слепая? А ты, Эмили, куда смотрела? – обратилась она к растерянной девочке с белёсыми косичками, жертве насмешек неведомой Присси. – Я тебя для чего назначила старшей? Чтобы ты ворон считала? Всё распороть и переделать! – она швырнула бархатный отрезок обратно на стол, и лицо её исказилось от странной смеси злобы и удовлетворения. – И никто! – голос Энни взлетел ещё выше, чем прежде, и от Оливии не укрылось, какое действие это оказало на учениц – все они вжали головы в плечи, будто хотели исчезнуть из поля зрения наставницы. – Повторяю: никто не перейдёт в старшую группу, пока не сдаст двадцать восемь образцов! И в Блэкпул летом никто не поедет, если я так скажу, поняли? Ты-то, Дикки Соммерс, уж точно никуда не поедешь, – с гаденькой улыбочкой пообещала она, не сводя взгляда с оцепеневшей от ужаса девочки. – Останешься здесь, со мной, на целое лето. Будем только ты да я – и вот уж мы повеселимся! И жаловаться, как ты это любишь, будет некому. Ты да я – вот это жизнь настанет, правда? – речь Энни всё ускорялась, а улыбка становилась всё шире, всё плотояднее – но вдруг она резко очнулась. Поправила на груди брошку, откашлялась и повернулась к Оливии с самым невинным выражением на разгорячённом лице: – Представляете, мисс Адамсон, что мне приходится терпеть?! Говоришь, говоришь – а всё без толку. Заботишься – а в ответ одни дерзости. Не представляю, что вырастет из этих упрямиц. Пойдёмте, я вас ещё кое с кем познакомлю. Пойдёмте-пойдёмте!

Покинув мастерскую, Энни вновь стала игривой и ласковой. Переход был столь внезапным, что Оливия не знала, куда глаза девать. Смотреть на Энни вовсе не хотелось, даже её прикосновения стали ей неприятны.

А та продолжала болтать как ни в чём не бывало:

– К мисс Чуточке заходить не будем. Там у неё совсем малявки, ничего интересного. И к мисс Лавендер тоже идти незачем, она жуткая задавака. К ней переходят девочки постарше, те, кто делает успехи. А тут у нас живут Три Слепые Мышки! – Энни остановилась напротив широкой двери и вновь хотела приобнять Оливию, но та наклонилась поправить ремешок на туфле.

Впрочем, этот ложный манёвр Энни только разозлил. Помрачнев, она без стука раскрыла дверь и бесцеремонно втащила за собой Оливию, схватив её за руку повыше локтя.

Три девушки повернули головы в их сторону. Их лица выражали не более чем вежливый интерес, а чуткие пальцы тем временем продолжали свою кропотливую работу. Словно мойры, терпеливые прядильщицы людских судеб, бледные девы прилежно трудились, и иглы сновали в воздухе, точно клинки в невидимой битве.

– Это балдахины для Викторий, – хвастливо пояснила Энни. – Бекки, Дороти и Луиза вышивают их уже целую вечность, – и она закатила глаза, после чего, дурачась, как испорченный ребёнок, показала