Смерть по частям - Риту Мукерджи

вошла, из-под густых бровей на нее уставились ясные голубые глаза. Лицо Эйбрахама Гриффина было испещрено морщинами — как у человека, который много времени проводит на солнце.

Увидев Лидию, Эйбрахам Гриффин поднялся. Рабочая рубаха из плотного хлопка была не заправлена, подтяжки спущены — он уже приготовился к осмотру.

— Здравствуйте, мистер Гриффин. Насколько я поняла, вас беспокоит кашель?

— Можете звать меня просто Эйб. Так и есть, мэм. Поначалу кашель был сухой, но на прошлой неделе я сплюнул чем-то густым, зеленоватым. А в последние несколько дней еще и одышка замучила.

— Кашля с кровью не было?

Эйб отрицательно покачал головой.

— Хорошо. Снимите, пожалуйста, рубашку, я вас осмотрю. — Лидия нагнулась, чтобы достать из саквояжа стетоскоп. — Боль в груди?

— Да у меня в груди постоянно болит.

Лидия повернулась к Эйбу — и едва не ахнула.

Его торс походил на панцирь с вытравленным узором или на мозаику. Кожа от шеи и до низа живота как будто расплавилась или на ней застыли потеки вечного воска. Кое-где рубцы были толстыми, ярко-красными, в других местах неестественно бесцветная кожа отливала перламутром и была покрыта язвами.

Такие сильные ожоги Лидии случалось видеть и раньше. Среди ее пациентов бывали жертвы несчастного случая: горничная, которая по неосторожности плеснула на себя раскаленным маслом, фабричный рабочий, ослепший из-за брызнувших в лицо коррозионных химикатов. Эйб Гриффин хотя бы мог скрыть свои раны под одеждой, но часто ужасные повреждения становились причиной бедности или одиночества. Людей, обезображенных несчастным случаем, считали негодными для работы и начинали избегать.

— Я не хотел вас напугать, — сказал Эйб. — Но вот, сами видите. Грудь у меня всегда как будто стянута. Не могу глубоко вдохнуть.

Лидия все понимала. Задубевшая кожа сдавливала легкие, будто тиски, не давая им раздуться как следует. Наверное, Эйбу дышалось словно в тесном панцире, глубокие вдохи давались ему с трудом. Этот человек был особенно уязвим для пневмонии: из-за плохой вентиляции в легких могла поселиться инфекция.

Приложив стетоскоп к груди Эйба, Лидия отметила легкие шумы в основании легкого, а при выдохе — еле слышные хрипы. Звук был размеренным, но глухим, словно доносился сквозь шерстяную ткань, сложенную в несколько раз.

— Думаю, опасности заражения нет, это хорошо, — заключила она. — А откуда у вас ожоги?

— Несчастный случай. Помню только грохот взрыва и стену огня. Очнулся от жуткой боли — никогда в жизни такой не испытывал. Произошло это двенадцать лет назад. Я тогда работал на литейном заводе Кёртиса, что у реки.

Он пришел не просто так, подумала Лидия. Эйб разыскал ее намеренно.

— Вы были с полицейскими, когда они приходили к Кёртисам расспрашивать прислугу, я вас видел. Я служу у Кёртисов.

Лидия встревожилась. Эйб наблюдал за ней. В смотровой воцарилась тишина. Лидии показалось, что Эйб стоит к ней слишком близко.

— Наверное, я сам виноват. Задержался в цеху, пытался помочь своим рабочим выбраться.

Просто чудо, что он остался жив, подумала Лидия. Пациенты с такими обширными ожогами часто умирали от глубокой гиповолемии [30], органы отказывали один за другим. А те, кому посчастливилось выжить после несчастья, мучились ужасными болями, да и риск подхватить инфекцию у них был куда выше.

— Кёртисы не любят говорить о том пожаре. Целое представление разыграли — раздавали деньги нам, выжившим, предлагали работу в доме. Как покаяние на себя наложили. А мы чтобы помалкивали.

— Как вы меня нашли? — спросила Лидия.

— Анна. Она мне говорила — еще до того, как пропала, — хорошо бы, мол, мне сходить к вам. Может, вы мне с лечением подсобите.

— Вы хорошо ее знали?

Эйб рассматривал свои руки.

— Мы с ней дружили.

Его простые слова тронули Лидию. Анна понемногу становилась призраком и теперь обреталась где-то на краю собственной истории. Живой когда-то человек, она — благодаря рассказам тех, кто знал ее, — превратилась не более чем в образ. И для каждого из этих людей Анна была иной. Для миссис Бёрт и миссис Кёртис она была образцовой служанкой, послушной и старательной. Для Иды Торнтон — самоотверженной филантропкой, которая печется о других, невзирая на собственные трудности. В глазах самой Лидии — любознательной и трудолюбивой, работающей не покладая рук, чтобы выбиться из бедности. И все эти образы казались Лидии пустыми и плоскими, предательски одномерными.

— Может быть, вам известно что-то, что могло бы помочь полиции? — спросила Лидия.

— Не знаю. Но мне нужно с кем-нибудь поговорить. — Эйб взглянул на нее. — Анна не заслужила такого конца. Такая славная девушка, всегда готова сделать добро — и ничего не потребовать взамен. Не то что другие в этом доме.

— Чем вы занимаетесь у Кёртисов?

Эйб судорожно вздохнул.

— Я камердинер мистера Кёртиса. Он своим рукам не хозяин, иногда так дрожат, что прямо беда. Доктора не могут взять в толк, в чем дело, а он ни рубашку сам застегнуть не сумеет, ни ботинки зашнуровать. Он этого ужасно стыдится. Ну а сам-то я?.. — И он широким жестом указал на собственную грудь. — Только для такой работы и гожусь. Помогаю ему одеваться. А Анна помогала одеваться миссис Кёртис. Она была любимицей хозяйки, от чего, по-моему, храни нас бог. Мы с Анной, бывало, то поболтаем, то посмеемся вместе. Как-то вечером хозяева собирались на вечер, мы их одевали. Я наводил блеск на ботинки мистера Кёртиса, Анна гладила платье. Работали мы в гардеробной, по соседству со спальней хозяев. Мистер и миссис Кёртис тогда ужасно поссорились.

— Вы не слышали, из-за чего?

— Из-за письма, которое получил мистер Кёртис. Хозяйка человек спокойный, но в тот вечер она ужасно разозлилась. Спросила, почему он раньше ничего не говорил, почему что-то от нее утаивал. Оказывается, то письмо было не первым.

— Вы его видели?

Эйб кивнул.

— Когда хозяева отбыли, мы с Анной зашли в их комнату. Миссис Кёртис уехала в слезах, мистер Кёртис пытался ее утешать. Письмо он оставил на столе. Мы с Анной в него и заглянули. Странное было письмо — ни адреса, ни имени. Просто написано: “Вы заплатите за прошлые грехи. На ваших руках невинная кровь”.

— Вы не знаете, что это могло значить?

— Только пожар, что же еще? Тогда многие говорили, что взрыв был не случайным, а такие слова не скоро забудешь.

— Анна это знала?

— Наверное. И я вот думаю — не поделилась ли она с кем-нибудь.

— Вы должны все рассказать полиции. Вдруг это важно?

— Нет, — покачал головой Эйб, и тут Лидия увидела, что он напуган. — Я не могу потерять место. Мне надо зарабатывать, ради детей. Кроме меня, у них никого нет.

Но ведь Эйб пришел к ней. Рискнул в память о своей дружбе с Анной.

— Я принимал ее дружбу как должное. Сам стал такой же, как остальные в этом доме, живу подло, только для себя, — горько проговорил Эйб. — Но вас полицейские выслушают. И, может быть, найдут того, кто ее убил.

Эйб собрался уходить. Лидия смотрела, как он одевается, — просовывая руки в рукава, он морщился от боли.

— Эйб, для вас еще не все потеряно. Новые процедуры способны сделать кожу эластичнее, — сказала она. — Шрамов они не уберут, но