Исторический криминальный детектив. Компиляция. Книги 1-58 (СИ) - Шарапов Валерий

Грозило многое, правда, по большей части самой кошке. Могла облезть шерсть, мог развиться некий аллергический отит, зубы могли обрасти камнем – тут Дмитрий представил кошку с гранитными зубами и невольно вздрогнул, – у кошки могла быть диарея или жировой гепатоз… На блохах и необходимости обязательно купить когтеточку и устроить лазательный гимнастический уголок Дмитрий решил, что хватит.

– Простите, запамятовал имя-отчество?..

– Герман Геннадьевич.

– Так вот, Герман Геннадьевич, если Ксюша здорова, то не могли бы вы мне помочь в одном деле? Видите ли, я – следователь.

Ветеринар удивился и построжел, выпрямился. Поглаживать Ксюшу, впрочем, продолжил, и кошке это явно нравилось. Мурлыкала, предательница мохнатая.

«Ну правильно, мало ревности в жизни, надо еще и кошку поревновать. Причем к врачу-то сам привел. Хм, а стерилизовать все же надо будет».

– Скажите, а вы применяете в работе миорелаксанты?

– Разумеется, – кивнул Герман Геннадьевич, – при оперативных вмешательствах.

Это Дмитрий знал. Клиническое применение миорелаксантов в большей степени зависело от квалификации анестезиолога. В общей хирургии предпочтение отдавалось миорелаксантам средней и короткой продолжительности действия, ввиду их высокой управляемости и предсказуемости клинического эффекта. В ветеринарной… Вот этого несостоявшийся врач-психиатр Дмитрий не знал. Что не мешало записать в подозреваемые еще и ветеринаров.

– А какие вы препараты предпочитаете?

– Цисатракурия бесилат. Он характеризуется отсутствием влияния на систему кровообращения, – авторитетно заявил ветеринар. – Но к чему такие вопросы?

Ксюша нагло мурлыкала и вопросы одобряла.

– Да так, любопытствую. И где же ветеринары берут препараты?

– В ветеринарной аптеке, разумеется. Видите ли, это препараты строгого учета.

«Но если потрындеть с фармацевтом, то можно и не строго учесть», – привычно дополнил Дмитрий, принимая из рук кошачьего доктора Ксюшу. Проверять всех ветеринаров, которые брали миорелаксанты, представлялось утомительным занятием, но опере же надо было чем-то заняться. Впрочем, и его роль здесь еще не закончилась. Зачем сваливать на других работу, которую он мог сделать сам, да еще находясь прямо в нужном месте? Незачем.

– Строгого учета, – повторил Дмитрий, поглаживая Ксюшу так же, как это только что делал ветеринар. Кошка урчала под пальцами, и было не очень понятно, стоило ревновать или нет. С одной стороны – урчит же. С другой – урчит с кем угодно, то есть ей все равно. – Что же, Герман Геннадьевич, придется вам меня еще немного потерпеть. Где, говорите, хранится журнал учета?..

Журнал учета был потрепанной тетрадкой, залитой глицерином. Поверх глицерина кто-то обвел размытые буквы фломастером, и получилось дикое месиво из латыни, цифр и подписей. Разобраться в этом было почти невозможно, и наверняка, когда будут актировать квартал, весь штат станет лихорадочно вспоминать, сколько и в кого вкололи анестезии.

Ветеринар пугался, путался и клятвенно обещал восстановить все по картам пациентов.

«Половину придумает, остальное впишет в карты задним числом».

В сущности, такие поиски вели в никуда. Наверняка в каждой мелкой, да и крупной клинике было точно так же. И каждая обещала сожрать тонну времени с неочевидными результатами.

«Препараты строгого учета, ну да, ну да».

Уходя, Дмитрий не забыл договориться о визите для стерилизации. Как бы ни относился теперь к нему этот ветеринар, кошек он явно любил, и это было главным.

Прежде чем вернуться к делу профессора, Дмитрий успел отвезти притихшую Ксюшу домой. Все равно баня на улице Калинина так рано не открывалась, разве что для своих. На «свойскость» Дмитрий не претендовал, поэтому пришел к официальному открытию.

Толкнул скрипучую дверь, прошел в предбанник, из него в комнатку, где сидела и принимала деньги тетя Люда, крепкая грудастая женщина из тех, что и буяна успокоят, и в мужскую парилку зайдут, причем не ради неприличностей, а поругаться, что опять шайки не там бросили и веник в углу забыли.

– А Беньямин сегодня принимает? – поинтересовался Дмитрий, кладя в мисочку монеты.

– А как же. Только расписано у него все.

– А вы скажите, что старый ширванский друг пришел, Дмитрием кличут, – посоветовал Меркулов, кладя лишний рубль. – Может, и найдет полчасика? Поясницу ломит, сил нет. То ли потянул, то ли простыл, черт его разберет, а Беня лучше любого терапевта все поправит.

Беньямин, или Беня Сарыев, родился в Ширване в семье простого рабочего-токаря. Ходил в садик, как все, потом в школу, прошел путь от октябренка до пионера, а потом внезапно понял, что в мире есть вещи поинтереснее учебы. Например, алкоголь, красивые и раскрепощенные девушки, сигареты – причем не абы какие, а чтобы горло не драли, – такси по вызову и прочее, чего пэтэушнику и будущему подмастерью на заводе просто так никто не блюдечке не подаст. На все это требовались деньги, и немалые, но денег у Бени не было даже малых.

Решать эту проблему Беньямин начал с того, что еще школьником выпрашивал у иностранцев возле гостиниц жвачки и прочую мелочовку, которая «там» не стоила ничего, а вот здесь – очень даже.

Логичный следующий шаг, уже попозже – покупать у иностранцев что-нибудь поинтереснее жвачки, например джинсы. Выгода тут была обоюдная: Беня фарцевал, наваривая две или три цены, а иностранцы получали советскую валюту по очень выгодному для себя курсу.

Там-то его и задержали в первый раз, причем фарцовщик почти смог выкрутиться, выдавая себя за иностранца. Подвело слабое знание языка. Тогда он вымолил себе прощение, клялся, что больше ни за что и никогда – пока не попался снова буквально через неделю. Поскольку фарцевал Беня в основном мелочовкой, суд дал ему полгода, да и то условно.

Возможно, судья понадеялся на исправление спекулянта, но Дмитрий подозревал, что тот просто решил не забивать такой ерундой и без того полные тюрьмы.

А вот потом… потом грянули семидесятые, и спекуляция изменилась, заматерела. Зачем торговать мелочовкой – да и, по правде, жвачки уже перестали так уж цениться, – когда можно договориться с директором магазина или втянуть в сделку завхоза, а самому заниматься сетью продаж на черном рынке? Вот и Беня подумал: почему бы и нет? И договорился. И схему выстроил хорошую, рабочую, выгодную. Наконец-то появились деньги на все то, о чем мечталось в школе, а потом в ПТУ. А вот не жадничать фарцовщик так и не научился. Сказка длилась всего полгода.

Не взяли его тогда чисто случайно: Беня как раз шел к директору, когда того вязали. Увидел милиционеров, понял, что происходит, и домой уже не вернулся, благо привык носить деньги с собой. Исчез, с концами.

Сам Дмитрий узнал об этой истории почти случайно – когда во Владе накрыли квартиру, где делали чудного качества документы. Узнал, когда начал проверять, кому же их делали… и совершил небольшое – или большое – должностное преступление: с ведома Деда утаил часть показаний. Фарцовщик и спекулянт, пусть даже крупный – это неприятно, но за то дело, по рассуждению Дмитрия, в первую очередь отвечали директор с завхозом и бухгалтерия. И Беня в тюрьме, откровенно говоря, был бесполезен, в отличие от Бени на свободе. Потому что умение договариваться не пропьешь.

Прибыв во Владивосток, Беньямин Сарыев, теперь уже Векилов, обжился, тихо и скромно устроился на работу в общественной бане. Научился парить вениками так, что дух вышибал, потом освоил и массаж, разминая владивостокские телеса. Буквально портрет перековавшегося мошенника, хоть сейчас в газету, но… но Беня не мог удержаться, видя свободно валявшиеся на земле деньги. А умение договариваться не пропьешь. И он начал договариваться. Прошлое открыло ему прямую дорогу в криминальный мир, с этой стороны все было просто.

Уговорить директора бани тоже оказалось просто, тем более что от него требовалось всего ничего: устраивать санитарные дни не когда нужно, а когда скажут люди в татуировках, которым хочется отдохнуть душой и поговорить. Похлестать друг друга вениками вместо перьев, побалагурить за водочкой, пообщаться с красивыми девушками, которых привезут на вечерок, а потом увезут.