Отстойник душ - Денис Нижегородцев

могу. Если я выдам себя, все пойдет насмарку. Важнее не конкретное покушение на конкретного царя, а работа нашей ячейки в целом. Мы служим России, и то, чем мы занимаемся, должно оставаться в тайне!

Слова Монахова звучали весомо, и остальные не могли не признать, что в них есть здравый смысл. Присутствующие были частью чего-то большего, чем заговор против Николая Второго. Да, они ратовали за передачу трона младшему брату императора, великому князю Михаилу Александровичу, а также выступали против коррупции во власти, которая в общественном сознании уже давно ассоциировалась с фигурой Распутина[27]. Но это была скорее локальная операция на фоне тысячелетней истории огромной страны.

— И что будет с нами, если нас поймают? — снова вмешался один из партизан. — Мы не сможем продолжать борьбу!

— Я понимаю ваши страхи, — ответил Монахов, — но мы должны помнить, что бывает с теми, кто идет против своих же.

Все тут же припомнили историю с бедолагой Незнамовым. Он тоже был партизаном времени, принимал активное участие в борьбе. Но в какой-то момент начал действовать по собственному усмотрению, и труп Василия Васильевича с перерезанным горлом нашли под забором.

— Мы не должны больше допускать подобного. Но тем более не должны допускать того, чтобы чьи-то действия привели к раскрытию всей ячейки, — добавил Монахов.

Участники собрания принялись перешептываться. А лидер ячейки снова и снова повторял одну и ту же мысль:

— Иногда можно пожертвовать кем-то, но только ради общего дела. Равно как и общее дело предполагает частное насилие. Вспомните Азефа[28], не мне вам рассказывать, что он творил, оставаясь агентом охранки… Или возьмите пример из мировой истории. Хоть бы даже расшифровку «Энигмы»[29], когда специалисты намеренно не сообщали врагу, что код уже взломан, позволяя немецкому флоту топить британские гражданские суда.

Относительно слов Монахова намечалось нечто вроде консенсуса, а он продолжал, довольный произведенным эффектом:

— Мы должны быть умнее. Наша цель — не только свержение царя, но и создание новой России. Мы должны действовать так, чтобы не оставлять следов, а потомки думали, что все происходило естественным образом.

Собрание продолжилось обсуждением конкретных мер. Кто-то даже предложил привлечь к общему делу репортера «Московского листка».

— Кисловского? — поморщился Монахов, как будто съел лимон целиком. — Он может быть полезен, не спорю, но ему совершенно нельзя доверять. Кроме того, пренеприятнейшая особа, скажу я вам, если не имели чести знать его лично… Хотя никогда не говори никогда. Все послужат общему делу!

Последним слово взял Каллистрат. «Малограмотный дворник» и «камердинер Ратманова» тоже оказался здесь!

— У меня только один вопрос.

— Да, Ворон, — а это могло означать, что он даже и не «Каллистрат».

— Что мне дальше делать с Ратмановым?

— Служи ему, как и раньше.

— Мне не очень нравится ситуация, в которой он оказался.

— Жалко стало человека?

— Я за справедливость. Тут ее не наблюдаю.

— Жалко стало. Повторюсь, служи ему, как раньше. И старайся не отвлекать нас частными вопросами. Мы же собрались здесь, чтобы обсудить общее направление действий. Правильно, коллеги? — спросил Монахов.

— Да! — послышалось в ответ.

И только «Каллистрат» с недовольным видом почесал в затылке.

2

В ту же ночь, только уже на рассвете, в цокольном этаже старинного московского особняка собрались и агенты Службы эвакуации пропавших во времени. Это была не просто ячейка, а группа людей, которые, как и партизаны, были связаны общей целью. Только если вольные ландаутисты шли на преступления, стремясь изменить ход истории, СЭПвВ официально провозглашала курс на противодействие таким попыткам. При этом в рядах и тех и других неизменно заседал Саша Монахов — казалось, он был вездесущ…

Обстановка в подвале была нервной. А главный вопрос, который волновал людей, — что им делать после предотвращения очередного покушения на императора? Вдобавок пересуды теперь вызывала и фигура Ратманова. Все были уверены, что 27 мая он действовал четко по указке из «центра». При этом на встречах ячейки его ни разу не видели. Видимо, потому что «Спаситель Царя и Отечества» был особенно ценным агентом! Ну а о том, что его забросили сюда не совсем по своей воле, подавляющему большинству присутствующих и вовсе было невдомек.

— Мы предотвратили покушение, — напомнил один из участников встречи. — Но что дальше? Мы не можем продолжать в том же духе. Это будет длиться бесконечно! Может, просто прикрыть ячейку партизан: закрыть всех, посадить, расстрелять? — предложил он.

После чего все, как и на сходке вольных ландаутистов, обратились к Монахову. Тот устало вздохнул — а он спал вообще?! — и назидательно проговорил:

— Нельзя этого делать. Я знаю, что среди партизан есть одиночки, которых мы еще не знаем. Поэтому не получится просто так взять и закрыть всех.

— И долго еще ждать, пока все они не окажутся под одним колпаком?

— Столько, сколько потребуется, — ответил Монахов. — Приведу только одну цифру. По заслуживающим доверия данным, на одного агента СЭПвВ в прошлом приходится до двух десятков партизан. И речь не только о ландаутистах, но и о террористах всех мастей, любителях легких денег и наемниках из текущего периода времени, которые состоят лишь исполнителями громких преступлений, тогда как заказчики — те же самые партизаны.

Коллеги загалдели. Но тройной агент охранки, СЭПвВ и вольных ландаутистов привычно продолжал говорить, воспринимая остальных не более как естественный шум:

— Таким образом, это не просто вопрос: закрыть или не закрыть чью-то ячейку. Это лишний повод объединить и наши усилия. Мы должны создать сеть доверия. И быть умнее, чем наши противники, — говорил он почти с тем же пафосом, что на предыдущем собрании партизан времени. Разве что подохрип к утру и стал экономнее на использование мимики и жестов.

А оппонентов у него хватало и здесь:

— Ты говоришь о доверии, но что, если и среди нас окажется предатель?

— Мы должны быть готовы ко всему, — спокойно парировал Монахов. — Вспомните Двуреченского. Он не просто перебежчик, он самый умный и талантливый негодяй и проходимец из всех, кого я знал! Но даже его мы не можем закрыть просто так, вернее, тело, в котором пребывал наш коллега Корнилов… Нужно действовать с осторожностью и умом, только тогда мы сможем избежать ошибок.

— А Ратманов тоже может оказаться перебежчиком? — спросил кто-то.

— Типун тебе на язык, — только и ответил Монахов. — Все. Расходимся. Мне через два часа на службу.

3

С утра Ратманова уже будил верный слуга. Каллистрат с непроницаемым лицом вошел в комнату, раздвинул шторы и приготовил для хозяина целый саквояж вещей. Оба знали, что эта поездка может быть для Георгия в одну сторону.

— Быстро же