Иоанна Хмелевская (Избранное) - Хмелевская Иоанна

Я твердо решила, что потрачу на отпуск столько, сколько заработала бы за два дня, и буду этим хвастаться всю свою жизнь.

К этой поездке мне кое-что подкинули также конь по кличке Хермод и провидение, которое, разъяренное моим кретинизмом, заставило меня играть на скачках расчетливо. Мне выплатили мой выигрыш — ровно тысячу.

Эту тысячу крон я беззаботно промотала в сицилийском городе Таормина.

Ничтожная стоимость моей путевки проявилась в том, что поселиться мне предстояло в «Минерве», самой дешевой гостинице. Я изумилась: гостиница стояла на горе, сам вид из окна стоил всех денег мира! Я стояла на балкончике, любовалась окрестностями, а глаза лезли на лоб: неужто это не сон?

После общения с местными жителями пришлось признать: макаронники клеят женщин всех подряд, без разбору, в этом я убедилась с первых шагов. Даже причину отгадала. Им плевать, кто я: восемнадцатилетняя мисс мира или старушка в инвалидной коляске, важно только одно: я туристка. Путешествия влетают в копеечку, следовательно, у туристов есть деньги. Роман с туристкой должен приносить финансовую выгоду.

Местные жиголо даже особенно не нахальничали — если в течение получаса женщина не реагировала на заигрывания, они не настаивали и оставляли жертву в покое.

Один все-таки прицепился как репей. Твердил, что влюбился в меня без памяти, потерял голову, лез ко мне, как дикарь, предлагая тысячу развлечений, обещал показать Таормину by night, обещал прогулку по морю и черт знает что еще. Я отбивалась, как могла, ухажер явно был не в моем вкусе — низенький, пузатый, напыщенный, весь заросший рыжим пухом. Он же гнул свое и дошел до такого чувственного безумия, что заявил: если я соглашусь пойти с ним в кабак, платить мне не придется.

На следующий день история повторилась. Он опять настаивал на свидании, увеличивая прелести нашей встречи: объявил, что финансирует все развлечения. Такое признание далось ему с трудом, он давился словами, как сырой картошкой, но вел осаду настойчиво и не ждал поражения.

Я же не оценила оказанной чести. Дело было на пляже — только там у него был шанс меня застать. Я сидела в шезлонге, он пристроился рядом, на моем полотенце. Услышав мой очередной отказ, нахал с презрением заявил:

— Non abbiate temperamento in Polonia.

Ax ты такой-сякой!.. Тут меня пробрало до печенок. Сидит рыжая сволочь на моем полотенце и кроет меня, я ж тебе, пся крев, покажу temperamento in Polonia!..

Я вскочила с шезлонга, какое там вскочила — вылетела как ракета! Топая ногами, я заорала на всех известных мне языках ругательства, какие только пришли в голову. Закончила презрительным воплем: «А ну брысь, сопляк!!!» Мой крик был слышен, наверное, и в Африке.

На пляже во время этого спектакля воцарилась кладбищенская тишина, все рожи повернулись в нашу сторону, а мой воздыхатель наконец-то обиделся. Сообщил, что я non gentila, и удалился.

Обиделся он даже не на оскорбления, скандал, возможно, ему понравился. Но дебош был публичный, и вся Таормина узнала, что он не пользуется у туристок успехом.

В довершение к воплям я швырялась направо и налево любимым польским словом, которое не цитирую,[7] сознаюсь, итальянцы могли понять это слово по-другому. Возможно, их заинтересовало, о чем таком кривом шла речь, в любом случае это не походило на ласковые нежности.

Успех я имела колоссальный, с патриотическим уклоном. Полпляжа примчалось ко мне с сияющими улыбками, отдыхающие трясли мне руку и восклицали с огромным восторгом:

— Temperamento polonico — temperamento siciliano!

Вот это и называется: защитить честь родины!

Там же, в Таормине, в гостинице «Минерва», я окончательно открыла в себе жуткий недостаток: вредный, угнетающий и непреодолимый. Выяснилось, что я не способна ничего украсть. Кошмар! Я вовсе не шучу, до сих пор не могу себе простить. В гостинице были пепельницы дивной красоты, и мне страстно и неудержимо хотелось спереть хотя бы одну из них. Препятствий не было, гостиница после завтрака пустела, вокруг ни души, а я торчала у столика, на котором высилась пирамида вожделенной добычи, я могла в них копаться, как в грушах на прилавке, внутри аж все стонало. Я знала, что пепельницы дешевые, думала — стибрю одну и оставлю большие чаевые. И фигушки: руку парализовало, стояла как столб возле пепельниц минут двадцать. Сбежала я все же без трофеев, тяжко удрученная собственной бездарностью и досадой на родную семью за идиотское воспитание.

А вообще-то отпуск в Таормине мне пошел на пользу.

В зеркало я посмотрелась, только вернувшись в Данию, потому что лампочки в гостинице «Минерва» светили очень скупо. И обалдела от своего отражения: я помолодела лет на десять и волшебно похорошела. Ну и как же после этого мне не любить Сицилию?

Алиция решилась выйти замуж за Торкиля и остаться в Дании навсегда. С замужеством, кажется, возникли проблемы. Хотя я не уверена, с заключением брака или с повторным выездом? Меня при этом не было, я торчала в Копенгагене, а все безобразия творились в Польше.

Во время своего первого пребывания в Дании я приступила к роману «Крокодил из страны Шарлотты» и тут же прикончила Алицию, чтобы написать о рысаках из Шарлоттенлунд. Естественно, мне потребовалось множество всевозможных сведений.

Вид преступления напрашивался сам, наркомания расцветала, а тогда никому еще не приходило в голову везти наркотики с востока через Польшу, так что, боюсь, я выдумала это первая. Тем не менее как с самими наркотиками, так и с внешней торговлей у меня было мало общего, мне требовалась консультация специалистов.

В первую очередь я пристала к полиции и добралась до господина инспектора Йерсиля, который занимался наркотиками, к тому же он говорил по-французски. Французский в устах датчанина не похож ни на один человеческий язык, поэтому я сразу внесла рационализаторское предложение: я буду рассказывать, а он только оценит, имеют ли какой-нибудь здравый смысл мои выдумки и можно ли так написать или, напротив, все мои фантазии — абсолютная чушь.

Господин Йерсиль охотно согласился, думаю, по той простой причине, что всякий полицейский предпочитает больше слушать, нежели говорить. Простыми словами я описала ему комбинацию с контрабандой в консервных банках, метод отправки товара и распространение его на бегах. Господин Йерсиль выслушал внимательно и спокойно, после чего осведомился:

— Откуда вы это всё знаете?

Вот холера, он меня как-то не так понял, подумала я. И начала сначала, объяснила, что я пишу детективный роман и такой вот получился у меня плод воображения.

— Да, я понимаю, — сказал господин Йерсиль. — Но вы-то откуда про это знаете?

После долгих многочисленных языковых фортелей и кульбитов я поняла, что самым обыкновенным образом и по чистой случайности попала в десятку. Придуманные мной ситуации имели место в жизни. Подозрение, будто я в этом участвую, а теперь доношу на подельников, мне удалось рассеять, от господина Йерсиля я получила информацию во всех отношениях полезную, к тому же он оказался совершенно очаровательным человеком, ибо писал мне письма, начинавшиеся с обращения «Chere Mademoiselle».

Вдохновленная успехом в полиции, я набросилась на нашу Палату внешней торговли. Я потребовала от Иоанны-Аниты (знакомой польки, много лет живущей в Дании. Ее на самом деле зовут Иоанна, в некоторых моих книжках я вывела ее под именем Аниты, что вполне понятно: Иоанна — это я), чтобы она предоставила мне самого умного и договорилась о встрече. Иоанна-Анита с радостным возбуждением всё отлично устроила.

— Слушай, я тебе нашла в самом деле наиумнейшего, — сообщила она по телефону.

Я отправилась на встречу с представительным упитанным господином, представилась, мы уселись за круглый столик, и я начала без предисловий:

— Проше пана, дело в том, что я бы хотела контрабандой переправлять в Данию наркотики, лучше всего в продовольствии — ветчина в банках или еще что-нибудь в таком роде. Но я не знаю, как это все делается, с чего начать.