Сумерки Эдинбурга - Лоуренс Кэрол

— Не берите в голову — просто постарайтесь не забыть об этом в следующий раз, хорошо?

— Точно так, сэр, прошу прощения, сэр.

— Ну, так как же его зовут?

— Да, точно! — возбужденно воскликнул сержант и выхватил из кармана блокнот. — Роберт Тирни, сэр. Тело опознала сестра. Увидела фотографию в газете, ну и все такое.

— Адрес его есть?

— Сестра сказала, что на Лондон-роуд жил.

— Прекрасно, — кивнул Иэн. — Сейчас закончим здесь и…

Его прервал громкий злой вопль из недр паба и раздавшийся вслед за этим грохот падающих столов и стульев. Через распахнувшуюся настежь дверь на улицу выскочил Дерек Макнайр, преследуемый по пятам пожилым мужчиной с заткнутой за воротник салфеткой, которая развевалась у него под подбородком, словно безумная пародия на деталь священнического облачения. Мальчишка помчался к центру Старого города, а его преследователь понесся следом с предельной скоростью, которую только могли развить его тощие ноги.

— Стой, ворюга! — кричал мужчина, воздевая над головой сжатые кулаки. Увидев инспектора с сержантом, он завопил: — Паршивец залез ко мне в карман!

Иэн и Дикерсон бросились следом, но тут Дерек нырнул в лабиринт виндов и клоузов, ведущих к Лонмаркетскому рынку. Отыскать кого-то в этом сплетении проулков было попросту невозможно, и все же Иэн с Дикерсоном сделали все, что могли, прежде чем признать свое поражение и вернуться к пабу по полого поднимающейся в гору улице. Там их встретил взбешенный мужчина, из-за воротника которого понуро, словно белый флаг, по-прежнему свисала белая льняная салфетка.

— Проклятый бродяжка стянул мой кошелек! — выпалил он, брызгая слюной.

— Если хотите, провожу вас в участок, и вы заявление напишете, — сказал сержант Дикерсон, задыхаясь после нелегко давшейся ему погони. Иэн тоже запыхался, и к нему вернулась головная боль.

— Не хочу я никаких заявлений писать! — Пожилой джентльмен побагровел. — Я свой кошелек вернуть хочу, и немедленно!

— Сколько там было? — поспешно спросил Иэн, боясь, что старика того и гляди хватит удар.

Тот уставился на инспектора. Взлохмаченные пучки седых волос, обрамлявшие почти совсем голую макушку, подрагивали на ветру, как крохотные серые паруса.

— Десять шиллингов и два пенса.

— Что ж, пожалуйста, — сказал Иэн, доставая из кармана монеты. Пересчитав, он вручил их изумленному джентльмену.

— Я не могу этого взять! — возразил тот.

— Считайте, что я дал вам в долг, — сказал Иэн, — до тех пор, пока мы не отыщем кошелек.

— Когда мы его отыщем — если это вообще выгорит, — там и гроша ломаного не останется, — пробормотал сержант Дикерсон, однако мужчина неожиданно широко осклабился, показав зубы не менее серые, чем остатки его шевелюры.

— Вы, сэр, ученый человек и джентльмен, — заявил он с полупоклоном, — и отныне я перед вами в неоплатном долгу.

В дверях паба появился бармен. Его лицо было багровым.

— Уши паршивцу откручу!

— Чтобы добраться до ушей, сперва надо его самого поймать, — строго заметил пожилой мужчина, прежде чем исчезнуть вслед за барменом внутри паба.

Дикерсон покачал головой, по-прежнему задыхаясь:

— Вы не сможете вечно покрывать этого маленького бандита. Я таких хорошо знаю, так что…

— Прошу вас, сержант, — прервал его Иэн, — не сейчас.

Голова раскалывалась, колени дрожали, и ему страстно хотелось как можно скорее укрыться в стенах своей квартиры — задернуть шторы, запереть дверь и остаться одному.

Повернувшись к дверям паба, Иэн услышал, как сержант Дикерсон едва слышно пробормотал что-то у него за спиной, и резко развернулся:

— Скажите-ка мне кое-что, сержант.

— Да, сэр? — Дикерсон вытаращил глаза и приоткрыл рот.

— Вам когда-нибудь приходилось жить на улице?

— Э-э… нет, сэр.

— Тогда сделайте мне одолжение и позвольте вести это расследование так, как я считаю нужным.

— Конечно, сэр… Прошу прощения, сэр.

Иэн развернулся и пошел в паб, оставив сержанта на улице среди цокота конских подков и выкриков торговцев:

— Свежий кресс-салат — два пучка на пенни!

— Фиги! Пышные и спелые! Кому фиги!

— Нипс и таттис[10] — свежей не найдешь!

Дикерсон пригладил волосы, одернул мундир и пошел вслед за Гамильтоном внутрь «Зайца и гончей».

С противоположной стороны оживленной улицы за ним внимательно проследила пара глаз — все видящих и при этом остающихся совершенно невидимыми в людском круговороте Эдинбурга.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Из паба Иэн отправился прямиком в морг, чтобы осмотреть тело Бобби Тирни. Чистый и ровный след, охватывающий шею трупа, красноречиво свидетельствовал о лигатурном удушении. Аккуратно измерив след, Иэн отметил, что он полностью соответствует тому, что остался на теле Стивена Вайчерли, — чуть меньше двух сантиметров шириной. Глубокий пурпурный след был непрерывным и ровным, а значит, в качестве орудия убийства использовался явно не ремень или какая-нибудь другая подобная вещь с пряжкой или узором, который в таком случае непременно отпечатался бы на коже.

Тирни был здоровяком — даже мертвое, его тело угрожающе бугрилось мускулами. Эдинбург был полон таких вот бобби тирни, молодых озлобленных ирландцев, которые только и искали возможности вспылить по любому поводу и отметелить обидчика. Однако на этот раз досталось ему самому — и, похоже, все произошло достаточно быстро. Осматривая тело, Иэн не нашел ни единого синяка, ссадины или пореза, которые указывали бы на продолжительную борьбу.

Глядя на белое как мел лицо Тирни в блеклом свете, проникающем сквозь высокие окна морга, Иэн внезапно почувствовал себя опустошенным. Перед ним были сила, молодость и энергия, которые в мгновение ока превратились в кусок безжизненной плоти, распластанной на каменном столе в сырых стенах городского морга. Радостное возбуждение, охватившее Иэна, когда он получил свое первое дело в качестве главного следователя, отступало тем дальше, чем глубже он проникался размышлениями о том, кто мог осмелиться лишить другого человека жизни, а кроме того как, когда и почему это случилось. Тирни был типичным громилой, которому вполне могло бы не повезти в драке с таким же, как он, забиякой, но здесь крылось что-то совсем другое. Его убийца действовал быстро, бесстрастно и, как подозревал Иэн, запланировав все заранее. Был ли Бобби загодя выбранной жертвой или ему просто не повезло?

Эти мысли не оставляли Иэна и по пути на встречу с Джорджем Пирсоном в «Белом олене» — почтенном заведении к северу от рынка Грассмаркет. В равной степени любимый и студентами, и преподавателями Эдинбургского университета, «Белый олень» был старейшей таверной Эдинбурга, впервые открытой в начале XVI века (а скорее всего, и гораздо раньше).

Царивший в помещении шум по своей плотности вполне мог соперничать с завесой табачного дыма, в клубах которого Иэн все же смог разглядеть Пирсона, усевшегося в дальнем углу с пинтой пива у локтя. Библиотекарь был всецело погружен в толстую книгу со старинного вида зеленой обложкой, а его и без того крупные глаза казались за стеклами очков в проволочной оправе еще больше.

Посетители «Белого оленя» были так же непохожи друг на друга, как и темы их разговоров. До пробирающегося мимо столов Иэна доносились обрывки разговоров о политике, спорте, бизнесе и любви. Помимо студентов и преподавателей сюда приходило и немало влюбленных парочек, занимавших столы в темных уголках зала. Несколько адвокатов в накрахмаленных костюмах обступили стол рядом с барной стойкой, горячо споря о чем-то в густом голубоватом табачном облаке.

Пирсон тоже смог разглядеть Иэна поверх голов и махнул ему рукой.

— Правду сказать, по субботам я редко сюда заглядываю — то еще удовольствие для ушей, правда? — заметил он, когда Иэн добрался до столика и уселся напротив.

— Да, шумновато здесь.

— Что с вами случилось? — спросил Джордж, взглянув на лоб Иэна.