Роскошная изнанка - Валерий Георгиевич Шарапов

– Ну а зачем?

– Как же, опыта набираться.

Андрюха весело спросил:

– На кой ляд мне такой опыт? Такого опыта у меня самого – во! – Он провел по горлу. – Выше крыши.

Заверин, скривившись, закурил, ничего не ответил. И все-таки некоторое время спустя проворчал:

– Вчера сказано было много лишнего.

Денискин, жуя, спросил как ни в чем не бывало:

– Чего сказано-то?

Олег, оценив его честные глаза и прямой взгляд, похвалил:

– Вот-вот, так держать. И дальше по жизни строй из себя дурачка, только не перебарщивай.

– С этим не переборщу, – пообещал Денискин, – само собой. Я тебе одежу позже верну, лады?

– Можешь себе оставить.

– Зачем, метнусь на Савеловский…

– Мечись сколько и куда хочешь. Ключи на крючке в прихожей. Как совсем будешь отваливать, так брось в почтовый ящик.

– Ну а если…

– Тогда не бросай.

Надевая пиджак (все-таки длинноват, но сойдет за моду такую), Андрюха спросил:

– Если дежурный спросит, что сказать?

– Я на поквартирном обходе, – сообщил Заверин и принялся убирать со стола.

Глава 6

Конечно, правильнее было бы дождаться Яковлева, сразу отметить командировку и махнуть обратно в Торфоразработку. И все-таки Денискин обошел стороной отделение и влез на конечной остановке в «пятый» трамвай, с чистой совестью уселся на свободное место и уставился в окно.

Смотреть там было не на что – за длинным облупленным забором дымил кирпичный завод, какие-то типы шли гуськом, в одинаковых робах, в сопровождении человека в форме – видать, где-то поблизости то ли колония, то ли СИЗО.

Внутри ощущалось неудобство почти физическое, точно выпрямился после долгого сидения согнувшись.

Опыта строить из себя дурачка и плевать на всех у Денискина было предостаточно. Совестливостью и чуткостью вообще не отличался, но наиграть все это – и деликатность, и внимание, и интерес к человеку, и искреннюю симпатию – он мог легко, не хуже, чем актер в театре. Он вообще все мог изобразить, с детства лицемерил и не попадался. Пока другие собратья по детдому выпендривались, показывали характеры, бузили – Андрюха гладко причесывался, мыл уши, чистил зубы, отлично учился и примерно себя вел – разумеется, будучи на виду у педагогов и воспитателей.

Его ставили в пример. Собратьев по «цыплятнику» это бесило, но желание «поучить» примерного мальчика поугасло после первой же попытки. Подловленный в укромном месте образцово-показательный хиляк на поверку оказался свирепым, чокнутым, как бешеный хомяк.

И всегда так получалось, что он в потаенной драке одерживал верх – а вот когда появлялись свидетели, кто из своих разнимал или появлялся кто-то из взрослых, Денискин умело пропускал пару-тройку ударов, чтобы предстать перед «спасителем» невинной окровавленной жертвой.

Очень скоро он завоевал авторитет, а поскольку ему разрешали больше других, в том числе и гулять свободнее, Андрюха быстро сколотил компанию из таких же шалопаев.

Сначала подламывали ларьки, потом пару раз брали квартиры на первых этажах – чуть не попались. Решили, что щипать безопаснее, но моментально осознали свою ошибку. Точнее, Андрюха осознал, поскольку он первым же попался. Остальные бросились врассыпную, а Денискин остался, ухваченный «клиентом» ничем не примечательным, гладко выбритым – казалось бы, лох лохом, а как ловко поймал за руку.

Однако хитроумный Андрюха быстро сообразил, как действовать в новой ситуации. Не вырывался, не ныл, не оправдывался, но безропотно выдержал приватную трепку – и, как оказалось, угадал со стратегией.

Дядя оказался порядочный и даже душевный. Закончив драть уши за гаражами, он по-доброму втолковывал:

– Лично я тебя засек, как только ты в мою сторону глянул. Но! – Он поднял палец, длинный, как у пианиста или врача. – Будь на моем месте среднестатистический гражданин, то проканало бы.

– Шутите, дяденька?

– Нет, – отрезал он, – родители есть?

– Не-а.

– Лет сколько?

– Двенадцать.

– Подходит, – одобрил дяденька, – теперь слушай сюда.

И изложил свое видение дальнейшей Андрюхиной карьеры. Он, дядька, видит его таланты, потому предлагает вместе «работать». Мальчишка изобразил непонимание:

– Кем?

Дяденька объяснил кем. И, как честный человек, предложил и другой вариант:

– Ну или пошли в ментуру. Посадить не посадят, молод, а раз поставят тебя на учет – и все, не отмоешься. А то и в коррекционный переведут, оттуда идиотиком выйдешь.

– Согласен.

Новый друг разрешил звать себя дядей Леней и объяснил, что от него требуется. Андрюха, выслушав и оценив, решил, что все ему подходит и он справится.

Далее было так. Где-нибудь в людном месте – желательно в универмаге, но можно и на рынке, в переполненном троллейбусе, трамвае, автобусе, – появлялся тщедушный, причесанный на пробор, чисто одетый голубоглазый парнишка, при красном отглаженном галстуке, с книжкой или даже папкой для нот.

Вел себя чинно, вежливо, уступал старшим места. Но вдруг внезапно закатывал глаза, с громким воплем обрушивался на землю, прямо на твердый асфальт, пусть и в лужи-грязь, или посреди салона общественного транспорта. Он задыхался, все лицо перекореживалось, зубы скрежетали, начинали выбивать дробь. Сердобольные граждане кидались на помощь, кто-то пытался поднять болезного, кто-то – разжать челюсти, кто-то требовал врача. Потом все резко заканчивалось. Несчастный эпилептик поднимал голову, оглушенный, озирался, принимался машинально отряхивать одежду, тонким голосом извинялся и вообще выглядел так, точно понятия не имеет, что только что с ним было. Как так случилось, что он только что был такой чистенький и здоровый, и вдруг очутился грязным, разбитым, и вокруг хлопочут люди? Очевидно, стесняясь происшедшего, он слабо, просительно, но твердо отказывался съездить к врачу, и удалялся, едва передвигая ноги и даже пошатываясь.

По мере удаления от места происшествия силы к нему возвращались, и вот уже он шагал вполне резво, можно сказать, поспешно. В месте, уговоренном заранее, его встречал дядя Леня, который уже держал наготове процент от заработанного.

Ведь пока несчастный ребенок бился в припадке несуществующей падучей, взрослый прощелыга терся среди неравнодушных, подчищая их карманы, сумки и более потаенные места от лишних материальных благ, которые в контексте развитого социализма вообще-то ни к чему. Андрюша брал денежки и всегда вежливо благодарил. Но как-то раз дядя Леня в шутку спросил:

– Или тебе сберкнижку открыть?

А Андрюша неожиданно заявил:

– Я только за, – и подмигнул честным голубым глазом.

Опешивший ворюга честно отправился в сберкассу и открыл сберкнижку на предъявителя. С тех пор в смысле дележки повелось по-другому: дядя Леня выдавал на руки лишь некоторую сумму, не особо крупную, чтобы можно было аккуратно припрятать и при шмоне не возникло подозрений, что это не честные сбережения примерного отличника. Большая часть шла на книжку, в обеспечение светлого будущего отдельно взятого Андрюши.

Вскоре мальчонка