Метод чекиста - Валерий Георгиевич Шарапов

— Возможно. Хотя тогда лучше было бы где-нибудь в городе инсценировать разбой с летальным исходом. И вопросов не было бы.

— Значит, той стороне доклад был нужен срочно.

— Не знаю. Но узнаю…

— Может, не будем тянуть и арестуем Бельша? Пока он всю лабораторию не вынес и не продал.

— Оснований маловато, — поморщился я. — И мы не можем по нашему хотению снимать такие фигуры с доски и тормозить Проект.

— Вот и найдутся основания в процессе работы. Миндальничать с ним не будем.

— Уверенность надо иметь, — возразил я. — На сто процентов.

В принципе, мы могли просто пристрелить втихаря фигуранта без суда и следствия. Или произвести тайное изъятие — мол, пропал человек, где — неизвестно, а он в подвалах Лубянки. Это нам дозволено, потому что мы не прокуратура и милиция, для нас законность далеко не на первом месте. Мы на войне и живем по ее законам. Но для таких акций нужна уверенность даже не на сто, а на тысячу процентов, иначе спросят очень строго.

— Не имеешь уверенности? — спросил полковник.

— Пока не имею.

— Даю тебе неделю, чтобы определиться. И так уже ситуация запущена до безобразия. До терактов дожились на режимном объекте. Двое человек потеряли. Поднажми, Ванюша, ты же можешь. Или уже не можешь? — Начальник пристально, с ленинским прищуром, посмотрел на меня.

— Ну да, я могу только семьи разрушать.

В растрепанных чувствах я вернулся в кабинет.

— Тут твой муровец звонил, — сообщил Добрынин. — Напомнил о какой-то договоренности и сказал, что ждет тебя на Киевском вокзале. В отделении милиции.

— Отлично! — Я натянул плащ, фетровую шляпу и ринулся в бой.

Будет ли польза для дела — неизвестно. Но, зная Дядю Степу, можно быть уверенным, что скучно не будет. А мне сейчас хотелось движения и накала страстей, чтобы взбодриться и стряхнуть с себя ощущение, будто меня затягивает болото…

Глава 11

Московские вокзалы. Точки пересечения тысяч путей, дорог и тропинок. Как пылесосом вбирают они в себя людей со всех краев и концов страны и мира. И вечная толчея. Водоворот человеческих тел, багажа и страстей.

Вот и Киевский вокзал сейчас бурлил и дышал вечным движением. Вроде бы уже давно я из деревень и лесов вылез, а привыкнуть к этому давлению вокзальной среды не могу. Чрезмерно много людей и слишком много движения. Искренне сочувствую местным оперативникам — глаза разбегаются, а нужно работать, выискивать вокзальную шушеру, задерживать, проверять.

Там военные строем прошли по платформе, с вещмешками. Там в толчее зала цыгане вьются и присматриваются к кошелькам. Там еще какие-то заезжие жулики просвистели и усвистели — их спугнул патруль.

Мы заняли позицию в рабочей подсобке, выходящей на платформы, прикрытые гигантским арочным навесом из стекла и металла. Оттуда была видна часть перрона. Ребята из железнодорожного уголовного розыска расставились вдоль перрона, старательно строя из себя встречающих-провожающих и к правоохранительным делам никак не относящихся.

— А он точно сегодня на охоту выйдет? — доставал я Дядю Степу занудными вопросами — не по злобе, а для порядка.

— Информация надежная, — отвечал Дядя Степа. — Но точность в нашем деле — недостижимый идеал. Надеемся. Ждем. Верим…

И дождались. Прибыл почтовый поезд Киев — Москва. Со свистом и гудком. С паром, идущим от натруженного закопченного паровоза с красной звездой на носу, похожего на старого, видавшего виды добросовестного работягу.

У меня давняя любовь к паровозным гудкам. Все кажется, что они зовут меня за собой, в новые края, где все куда светлее и правильнее. Но так не бывает. Чтобы жить в свете и тепле, нужно самому прорубить окна в стене и наколоть дров. И построить кров для начала. Вот мы и строим общими усилиями социалистический мир всеобщего счастья. Когда-нибудь построим.

Состав застыл. Залязгали открывающиеся двери и опускающиеся мостки. Из вагонов хлынули люди.

Закрутились носильщики с тележками — выглядели они солидно и массивно, с бляхами на груди и в фартуках, не хуже московских дворников. Их, как всегда, не хватало на всех, и вспыхивали жаркие споры у клиентов, кто раньше заметил, кто резче махнул рукой.

Люди обнимали прибывшую родню. Ворковали. Радовались. Слышался детский смех.

И эту милую хрустально чистую суету разбил стальным ломом отчаянный крик:

— Ограбили! Чемодан увели! Большой такой! Кожаный! Люди добрые! Что же делается! Милиция!

Пожилая прибывшая пара обнималась и ворковала с встретившими детьми. Ждали носильщика, поставив на перрон объемный чемодан. И тут как по волшебству его умыкнули.

— Как его могли спереть? — заинтересовался я, издалека глядя за разворачивающимся представлением.

— Да смотри дальше. Сейчас вместе посмеемся… Вон он, Махер! Старый вор.

— Больше на артиста провинциального театра похож.

Действительно, высокий, в приталенном дорогом пальто и в шляпе, пожилой мужчина держался благородно, даже аристократично. Прямая выправка, неторопливая походка, энергия высокомерной снисходительности к окружающей суете. Истинно артист. Он тащил в руке чемодан — большой, фибровый, с металлическими обойками по бокам. И не собирался доверять его никаким носильщикам.

— Он украл? — Я все не мог понять, что и как происходит.

— Ну да, — удовлетворенно кивнул Дядя Степа.

— А где чужой чемодан? Не этот же, что у него в руке.

— Нет.

— Но как?

— Учись, чекист, чудесам бытия. Со мной еще и не такое узнаешь. Так, смотрим дальше.

Вора остановил постовой милиционер. Козырнул:

— Предъявите документы и багаж!

— И таки у вас есть основания для такого недоверия к старому интеллигенту? — с усмешкой, совершенно спокойно осведомился вор.

— Найдутся. Выполняйте.

Дальше все понеслось вскачь. Вор оттолкнул милиционера и, позабыв про чемодан, бросился не по годам резво к краю платформы. Спрыгнет — только его и видели, растает, как паровозный дым.

К нему бежали оперативники, но были далеко. Дядя Степа, выскочив из подсобки, резко рванул наперерез. Крикнул:

— Махер! А ну застыл на месте!

Вор замер как вкопанный. И поднял руки:

— Все. Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь. Со всем уважением, Степан Степанович.

Тут же подскочили оперативники из железнодорожного отдела. И начался следующий акт комедии. Мы вернули вора к его поклаже, на которую он даже не смотрел.

— Моисей Абрамович, — почти ласково заговорил Дядя Степа. — И не стыдно уважаемому седому еврею чемоданы на вокзалах воровать?

— Что вы знаете о евреях, молодой человек? — всплеснул руками Махер. — Нам лучше всего удаются революционеры, портные и воры.

Тут он покосился на меня, нутром и многолетним опытом ощутив, кого я представляю. И добавил бодро:

— Про революционеров я со всем уважением.

Подумав, он вдруг решил начать наглеть:

— А вообще, с чего вы решили,