Кэрол Дуглас - Кот в малиновом тумане

— Я обещаю, — прошептала она за секунду до того, как они поцеловались, — что буду очень бережной.

Глава 43

Всеобщее благолепие

Пробуждение воскресным утром было в стиле Скарлетт О’Хары[115].

Вначале Темпл некоторое время моргала, глядя на кремово-белый потолок, залитый утренним светом, постепенно выплывая из долгого, спокойного сна без сновидений.

Потом она медленно впускала в себя осознание того, где она находится — ага, в собственной постели… в то время, как ее разум начали переполнять воспоминания о том, где она была до этого.

Ее глаза сонно сфокусировались на поблескивающем беспорядке на крышке комода, затем прояснились. О, да… Ой, мамочки!.. Ура.

Валяясь в постели, Темпл перебирала удивительные и особо запомнившиеся моменты. Она улыбалась. Хихикала. Пальцы на ногах поджимались от воспоминаний под легким летним одеялом.

Внезапно ей пришло в голову, что, если бы в потолке была спрятана видеокамера, она запечатлела бы весьма достойную копию сцены из «Унесенных ветром» — ту, где Скарлетт посыпается утром, после того, как Ретт взбежал по лестнице, покрытой красным ковром, неся ее на руках.

Лестницы не было. Алого ковра тоже. Не было и Кларка Гейбла[116]. И самое прекрасное — не было никакого дурацкого подтекста, только естественные инстинкты. За исключением этого, — подумала она, сладко потянувшись и зевнув, — ее личный сценарий прошлого вечера вполне годился для фильма.

Угрюмое ворчание вторглось в ее блаженное состояние ленивой удовлетворенности. Она выглянула из-за края одеяла и обнаружила черное пятно — это был Полуночник Луи, переваливающийся через кочки на постели с крайне недовольным видом. Беспечно раскинувшись, она нарушила его покой и развалила уютное гнездовье.

Темпл бестрепетно сунула ноги на то место, которое он покинул — теплое и приятное, лениво наблюдая, как он устраивается на другом краю кровати, девственно-нетронутом.

Потом нахмурилась. Луи вряд ли потерпит добавочного партнера в постели… ну, не то чтобы появление такового было близкой угрозой… скажем так — пока что. Нет, кажется, она все-таки слегка избаловала кота.

В данный момент он возлежал на краю кровати, втягивая и выпуская когти, словно напоминая о том, как совсем недавно они ему очень пригодились для ее защиты.

Темпл села и наклонилась к коту, любуясь черным бархатом передних лап и почти стальным перламутровым блеском когтей, которые он в данный момент выпустил, вылизывая между пальцами темно-розовым языком.

— Ты тут не король, Луи, — напомнила она ему. — Ты, вообще-то, гость на моей кровати, а вовсе не хозяин. Так получилось, что ты захватил это место в период между двумя романами, но это не значит, что я должна теперь спать одна всю оставшуюся жизнь.

Он поднял голову, оторвавшись от маникюра, круглые зеленые глаза уставились на нее, точно говоря: «Разве ты одна? Я же здесь».

Темпл прикусила язык. После героического выступления Луи прошлым вечером в «Хрустальном фениксе» он не заслуживал того, чтобы ему напоминали о беспощадной реальности.

Она снова потянулась, на этот раз постаравшись не пошевелить одеяло на том краю, где устроился Луи.

Вообще-то! Кто в доме хозяин — она или кот?

Телефон на тумбочке зазвонил точно в ответ на этот вопрос, явно подтверждая последнее предположение.

Темпл обернулась на табло электронных часов, вглядываясь в алые цифры, составленные из светящихся черточек. Она не могла точно определить, который час, без очков, а очки, скорее всего, остались в ванной на раковине, венчая гору ватных шариков с остатками вечернего макияжа. Вообще-то, расплывчатые огненные знаки, кажется, свидетельствовали о том, что было ужасно рано для чьих-либо звонков утром в воскресенье. Если только это не…

Темпл схватила трубку.

— Алло! — сказала она.

— Алло, — сказал он.

Удивительно, как такие простые сочетания звуков могут передать все на свете.

Улыбка Скарлетт вернулась, играя на губах Темпл, когда она повалилась обратно на подушку, прижав трубку к уху.

— Я тебя не разбудил? — осведомился Мэтт, идеально вежливый, но явно волнующийся.

— Вовсе нет.

— Я…

Наутро после бурной ночи у всех, кроме замученных насмерть, всегда наступает неловкость, вспомнила Темпл и стала лихорадочно соображать, что бы такое сказать Мэтту, чтобы помочь ему преодолеть эту неловкость.

Но, еще до того, как она разогрела свои мозги до температуры в сорок градусов, Мэтт продолжил фразу без ее помощи:

— Я хотел спросить, не согласишься ли ты пойти сегодня со мной в одно место.

Темпл начала наматывать на палец телефонный шнур, строя догадки об этом «одном месте».

— У тебя есть конкретные предложения?

— Вообще-то, я только что вспомнил, что обещал одному человеку… сестре Стефании из прихода Девы Марии Гваделупской. Может быть, ты пойдешь со мной к утренней мессе?

К мессе! Темпл моргала, сожалея, что она без очков — в очках можно было бы яснее разглядеть последствия. Церковь уж никак не была тем «одним местом», которое пришло ей в голову. Не слишком-то романтичное приглашение. Честно говоря, католическая месса была, скорее, пугающим предприятием для такого беззаботного агностика, как Темпл.

— Который час? — спросила она, стараясь собрать разбегающиеся мысли хоть в какое-то подобие разумного решения.

Может, он чувствует вину за прошлую ночь? И потому ему срочно требуется совершить паломничество с покаянием в ближайшую католическую церковь? Конечно, прошлая ночь была весьма приятной и даже многообещающе пылкой, но в ней едва ли содержалось нечто такое, в чем нормальный взрослый человек вынужден был бы каяться. Разве что…

— Я все-таки тебя разбудил, — сказал Мэтт голосом, полным раскаяния. Впрочем, возможно, он сказал это нормальным голосом; возможно, это сама Темпл расцветила его фразу малиновым туманом собственного беспокойства.

— Нет, я просто без очков, — сказала она поспешно. Слава Богу, кстати, что прошлой ночью очков на ней не было, они бы точно пострадали.

— Восемь сорок пять, — он сообщил ей время с бесстрастностью компьютерного будильника в отеле!

— А месса во сколько?

— Следующая — в десять.

— Блин… то есть, алилуйя, мы должны поторопиться! То есть, это я должна поторопиться. Мэтт, неужели нельзя было сказать раньше?

— Я совсем про это забыл… прошлой ночью. Было как-то не до этого, — пауза еще увеличила неловкость. — Вся эта… суета с «Гридироном», — наконец, выкрутился он. — Я обещал сестре Стефании, что приду на мессу в воскресенье утром.

— Это для тебя важно, да?

Еще одна пауза, но на этот раз не такая неловкая, скорее, задумчивая.

— Мне было трудно ходить в церковь, да. Трудно быть в роли простого прихожанина. Сестра Суперстефания явно это почувствовала. И она была права. Я должен с этим справиться.

— А ты уверен, что хочешь взять меня с собой?

— Да.

— Даже несмотря на то, что я не слишком-то знакома с мессой?

— Да.

— Разумеется, я иду. Э-э-э… Мне нужно будет надеть мантилью и все такое?

— Да нет, конечно! Темпл, это все древние условности! Женщины не покрывают головы в церкви с тех пор, как в шестидесятых произошла модернизация.

— Как жалко. Я всегда мечтала надеть мантилью. Это так… драматично.

— Ты можешь ее надеть, если хочешь.

— Нет, не могу. У меня ее нет.

— По-моему, ты нервничаешь. Мне кажется, тебе не хочется идти.

— Мне хочется! И, между прочим, ты, по-моему, нервничаешь еще больше.

— В таком случае, мне требуется поддержка. Встретимся внизу в девять тридцать, хорошо?

— Хорошо, — повторила она, совсем, впрочем, в этом не уверенная.

Мэтт повесил трубку, думая о Темпл, а вовсе не о предстоящей мессе. Как всегда, она видела его насквозь: он действительно нервничал. Не из-за нее ли?

Может, ему сейчас был необходим буфер между собой и церковью? Присутствие Темпл, которая не была католичкой, могло помочь ему увидеть сакральный смысл мессы со стороны.

С тех пор, как он оставил служение, Мэтт неохотно посещал мессы. Было ли это результатом чувства вины или ревности?

Одно он знал точно: ему было очень тяжело смотреть, как кто-то другой исполняет ритуал, прочувствованный им до дна души, принятый всем сердцем так давно… На мессах, которые он посетил с тех пор, он всегда смотрел на службу словно с обратного конца телескопа — как будто стоял в дверях церкви, наблюдая вдалеке некое представление театра марионеток. Посещение мессы только усиливало в нем ощущение отделенности, даже отлученности.

Но, быть может, он хочет привести с собой Темпл в качестве соучастницы преступления? Между прочим, теперь у него была «прошлая ночь», чтобы было о чем мучиться. Вопреки самому себе, Мэтт испытывал все то же чувство вины и самобичевания, от которого страдал в старших классах, признаваясь на исповеди в сексуальных грехах. Не сказать, правда, чтобы он многое себе позволял, но мысли!.. Мысли ведь тоже… их требовалось классифицировать, как «грязные» или нет. Еще разные чувства. И ночные поллюции. Все это тщательно исследовалось, жутко переживалось, прогонялось сквозь горнило подготовки к исповеди, затем переводилось в ужасающие термины и излагалось исповеднику со стыдом и отвращением к себе.