Кэрол Дуглас - Кот в малиновом тумане

— В общем, — сказал он, — священнослужение спасло меня от семейных демонов. Я мог спрятаться в нем от женщин и детей, при этом занимаясь ими и заботясь о них — на расстоянии. Мой родной отец исчез, мой отчим оказался чудовищем, но приходские священники были моими эрзац-отцами, и это подвигло меня на путь служения. Став одним из них, я мог сделаться идеальным, как Отец наш Небесный, перефразируя Евангелие. Никому бы не показалось странным, что я избегаю секса, потому что целибат входит в правила священства. Священство было великолепной возможностью спрятаться, и все вокруг страшно хвалили меня за мой выбор, особенно, как они говорили, потому что я такой красивый. Даже ненавистная красота становилась терпимой, раз я не должен был ее использовать.

— И когда все это развалилось?

— Я повзрослел и стал задумываться о моей способности жить в мире без насилия. Я начал анализировать не только свое духовное состояние вечной благодати и соответственные внешние проявления. И обнаружил весьма разрушительные, совсем не христианские эмоции, запрятанные очень глубоко. К тому времени, как я написал прошение об отставке, я уже выстроил собственное обвинительное заключение, найдя очевидные низменные мотивы и побуждения. Я понял, почему целибат для меня был не испытанием, а благом. Я научился избегать малейшего намека на сексуальный интерес. Многие священники в наши дни пренебрегают облачением, не носят воротнички, но я носил его всегда — это было мое обручальное кольцо, связывающее меня с Церковью, оно отпугивало женщин.

— Некоторых, наоборот, привлекало, могу поспорить. Особенно католичек.

— Только девочек-подростков и старух. Я был любимчиком у приходских дам за шестьдесят. И старался держать их на безобидном расстоянии. Последняя вещь, которую я мог сделать — это пользоваться их отношением ко мне.

— Бедняжки, — сказала Темпл, представив себе всех этих женщин с сияющими глазами, с обожанием глядящих на отца Девайна, такого хорошего, такого красивого и такого невероятно недосягаемого, благодаря своему служению и характеру… Нет, не характеру. Воспитанию.

— Это уж точно. Какое разбазаривание энергии — как их, так и моей.

— Ну, и что ты будешь теперь делать?

— Ты уже спрашивала меня об этом в такерии[114], после того, как я соборовал мисс Тайлер, и мой ответ тогда был таким же расплывчатым, как сейчас. Я пытаюсь победить мою злость на прошлое. Ты права, из-за преследовавшего меня всю жизнь страха отношений, я считаю целибат привычкой, с которой трудно расстаться. Это же дает такое ощущение безопасности, правда? Я даже чувствую некоторое превосходство над миром, особенно с появлением СПИДа.

— Но, — добавила Темпл, — мне кажется, что твои религиозные взгляды на все, что касается секса, в каком-то смысле греховны.

— Это еще одна причина, по которой я ушел из церкви. Мне было очень трудно примирить то, что делали мои прихожане — прекрасные люди, старающиеся вести достойную жизнь, — с буквой закона. Церковного закона. У американских священников с этим особенно много проблем, вот почему нас называют либералами.

— В общем, ты так и не знаешь, что будешь делать.

— Не знаю.

Он все еще держал ее за руку, и она боялась пошевелить даже пальцем. Собственно, все ее тело словно застыло, окаменев.

— Не знаю, — повторил Мэтт, пристально глядя ей в глаза. — Но теперь я, по крайней мере, знаю, что я хотел бы сделать.

Темпл с трудом проглотила комок в горле.

— Что? — спросила она тихо и так хрипло, как будто внезапно подцепила ларингит.

Он ответил ей вопросом на вопрос:

— Ты когда-нибудь думала о том, чтобы… я не знаю, как это сказать, не привык пользоваться всеми этими эвфемизмами… чтобы спать со мной? Заниматься любовью?

— Это очень легкий вопрос. Думала. Часто, — в его глазах Темпл видела больше, чем вопрос, который он задал. — Но буду ли я это делать, зависит от многого.

— От чего?

— От того, что будет дальше с тобой, со мной, с нами.

— Тебе нельзя выходить замуж?..

Она покачала головой:

— При чем тут… Я никогда не была замужем. Были какие-то надежды… Особенно с Максом. Я окончила школу девственницей, и была этим сильно разочарована. В смысле, это выглядело отсталостью, даже для девочек со среднего запада, которые не так продвинуты, как в столицах. В мой первый год в колледже нашелся парень… мы оба жаждали познать все аспекты взрослой жизни, но с нашей неискушенностью вряд ли могли помочь друг другу в таком важном деле. Но мы друг другу нравились, и все произошло, и обошлось без травм. Потом у меня были крепкие, но скучные отношения с одним мужчиной в Миннеаполисе, с которым мы, в конце концов, расстались по обоюдному согласию. А потом появился Макс.

Мэтт взял ее руку и поцеловал. От этого поцелуя вся застылость и окаменелость Темпл растаяла, точно молочный шоколад на горячей сковородке.

— Макс был твоим Настоящим Чувством, — сказал он, мягко отделяя ее от прошлого, в то время как она, в свою очередь, старалась оттолкнуть его прошлое от него.

— Или я так думала. Понимаешь… он прибыл в «Гатри» на выходные и сбил меня с ног — натурально — и увез меня оттуда так быстро, что у всей моей семьи закружилась голова. Это было так… лестно, так захватывающе, так… Бог знает — короче, я полетела. Но, если падаешь с такой высоты, бывает очень больно.

Мэтт снова поцеловал ее руку. Его карие глаза светились сочувствием, пониманием и, особенно сильно — очарованием пылкой влюбленности.

Никто никогда не видел его таким, — подумала Темпл. — Никто, кроме меня.

— Вот такие у меня проблемы, — сказала она. — Так что не только ты у нас страдалец.

— Можно подумать, я стремлюсь захватить пальму первенства, — ответил он с проснувшимся в последнее время юмором.

— Понимаешь, Мэтт, я довольно сильно злилась на себя за то, что ты мне сразу понравился. Я подозревала себя в поверхностности, в отсутствии глубины, в том, что это просто реакция на расставание с Максом… И чувствовала себя виноватой, как будто мы с Максом были мужем и женой, и я не должна была заглядываться на других мужчин. Но я заглядывалась, приходится признать, о да, и я постоянно пинала себя изо всех сил, а это, поверь, жестокое наказание, учитывая мою коллекцию шпилек… А сейчас, когда я знаю о тебе так много, я волнуюсь — вдруг ты мне интересен только потому, что ты девственник, и я смогу тобой рулить, поднимая тем самым свою самооценку, порушенную Максом… А это было бы несправедливо.

Он нахмурился:

— Да, все эти отношения — просто адский ад какой-то, правда?

Темпл рассмеялась:

— В точку. Мы все, конечно, стараемся быть честными и надеемся, что сможем всегда говорить правду, но мы всего лишь люди.

— Но, — сказал он, — ты не ответила на мой главный вопрос.

— Женщины никогда сразу не говорят таких вещей, это позволяет потешить самолюбие. Но, если говорить с позиций инстинкта, отбросив все условности… да, я буду спать с тобой, особенно, если не имеется в виду сон как таковой. К тому же, я чувствую себя обязанной сделать это.

Он выглядел шокированным впервые за эту, в общем-то, шокирующую саму по себе беседу:

— Обязанной?..

— Теперь, когда я столько о тебе знаю, мой долг — ввести тебя в реальный мир. Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой тебя совратил и бросил.

— Это акт благотворительности, что ли? Я не чувствую себя польщенным.

— Тогда мы на равных, — сказала Темпл.

— Чисто… гипотетически, — произнес Мэтт. — Я, честно говоря, не знаю, как отреагирую на какие — то интимные вещи. Там же будут сильные эмоции… ощущения… это меня несколько пугает.

— Угу. Типичный девственник. Знаешь, что? — Темпл забрала у него свою руку. Мэтт заволновался. И было отчего: ей в голову явно пришла очередная великая идея. — Почему бы нам не прыгнуть в машину времени и не вернуться в ночь после выпускного? Будем считать, что это последнее лето перед тем, как отправиться в колледж, и ничто на свете нас не волнует. А мы — парочка простых ребятишек откуда-нибудь из провинции, и у нас есть несколько простых и примитивных правил. Трогать только шею, не ниже. Только милые романтичные поцелуи — все равно все девочки от них без ума, так что ты выучишь все с самого начала, а впереди у нас целое лето практики.

— А это не будет… тяжело для тебя?

— Это будет тяжело для тебя. Ну, и для меня немного. Но так всегда делают, и никто пока от этого не умер. Мы живем в девяностые годы. Только дураки бросаются очертя голову в безудержный секс, как раньше. Кроме того, ты увидишь, постепенное погружение гораздо приятнее. Поверь мне.

И Темпл, наконец, исполнила одну из своих самых частых фантазий. Она придвинулась поближе, глядя прямо в глаза Мэтту, и обняла его за шею левой рукой. А указательным пальцем правой очертила его губы — сначала верхнюю, а потом нижнюю.