Увидеть огромную кошку - Мертц Барбара

– Ну, всё в порядке, – весело бросил Сайрус. – И теперь мне легче предложить небольшую схему, которую я разработал.

Мне пришлось прочистить горло, прежде чем я смогла произнести хоть слово. Искренняя благодарность Энид расстрогала меня до глубины души.

– А миссис Джонс вовлечена в эту схему? – поинтересовалась я.

– Вы, как всегда, правы, миссис Амелия, – заявил Сайрус. – Да, мэм, именно так. Видите ли, мне пришло в голову, что миссис Джонс останется без работы, если все пойдёт так, как мы надеялись, и что она будет готова оказать нам небольшое одолжение взамен … э-э…

– Обещания не отправлять меня в тюрьму, – спокойно подхватила миссис Джонс. – Мистер Вандергельт обсудил этот вопрос со мной, миссис Эмерсон. Это самое меньшее, что я могу сделать в обмен на вашу помощь, позволившую мне выпутаться из трудного положения, но окончательное решение, конечно же, остаётся за вами и профессором.

– Что за одолжение? – спросила я.

– Взять на себя мисс Беллингем, – ответил Сайрус. – Похоже, у полковника серьёзные трудности с поиском компании… компаньонки для этой девицы[218]. Он бы ухватился за шанс заполучить такую леди, как Кэт… как миссис Джонс.

– Что ей известно? – спросила я.

Сайрус выглядел смущённым.

– Ну, думаю, что она знает столько же, сколько и я. Все в Луксоре, ясное дело, только и говорят об этом событии, и, если вы помните, миссис Джонс была там, когда вы, ребята, выносили мумию. Она задала мне вопрос, и мы, так сказать, разговорились, ну… ну вот и всё.

– Совершенно естественно, – кивнул Эмерсон. Он казался довольным, хотя я не могла понять, почему.

– Я видела мисс Беллингем в отеле, – произнесла миссис Джонс спокойным, благовоспитанным тоном. – Она до умопомрачения избалованная молодая женщина, которой определённо нужна твёрдая рука.

– А вы в состоянии её укротить? – спросил Эмерсон, чьё удовольствие явно росло на глазах

– Я перепробовала много занятий, профессор, включая гувернантку. Я считаю, что смогу справиться с мисс Долли. Что девушке действительно нужно, так это муж.

Это утверждение само по себе было таким, которое могла бы произнести любая непросвещённая женщина[219]. Однако я обнаружила другой, менее общепринятый смысл; и, когда мой взгляд встретился с ироничными зелёными глазами миссис Джонс, она слегка кивнула, как бы говоря: «Вы меня понимаете, миссис Эмерсон».

Естественно, я поняла.

– Однако, – продолжила миссис Джонс так гладко, как будто между нами не было безмолвного обмена репликами, – если я правильно понимаю мистера Вандергельта, более важным соображением в настоящее время является уберечь её от опасности, пока не удастся поймать злоумышленника. Хорошо, я готова взяться за эту работу, но честное отношение ко мне и мисс Долли предусматривает, что я должна знать, насколько велика опасность, и с какой стороны её можно ожидать.

Но в этот миг объявили ужин, и мы заняли свои места за столом. Перерыв дал мне время обдумать неожиданное предложение миссис Джонс – в частности, задуматься о его причинах – и признать, что, чем бы она ни руководствовалась, требование о предоставлении сведений было оправданным.

Поэтому я кратко изложила ей дело Беллингема. Кое-что из моего рассказа оказалось новым для Сайруса. Обычно он поглаживал свою бородку, когда его что-то волновало или сильно интересовало. Сейчас непрерывно возраставшее волнение побуждало его непрерывно теребить несчастный пучок волос, и, когда я упомянула о злоключениях Рамзеса накануне вечером, Сайрус зашёл так далеко, что прервал меня на полуслове:

– Святой Иосафат! А теперь послушайте, ребята: я категорически отказываюсь отправлять даму в самое пекло боевых действий. Если бы я знал, что этот кусок пластыря закрывает пулевое отверстие, в жизни бы не предложил подобную идею. Я-то подумал, что молодой Рамзес попал в очередной переплёт, как обычно!

Пластырь заменил мою повязку. Я заметила это вопиющее нарушение своих приказов, но Рамзес не оставил мне времени что-либо предпринять, присоединившись к нам в экипаже лишь в последний момент; и когда я, наконец, хорошо его рассмотрела, то увидела нечто иное, что отвлекло меня от отсутствия пластыря.

Отсутствие усов.

Резкий толчок под рёбра (со стороны Эмерсона) не позволил мне сказать ни слова. Выражение лица Рамзеса не требовало комментариев: скрестив руки на груди и приподняв брови, он выглядел, как молодой султан, надеющийся найти повод отдать приказ обезглавить кого-то. Даже Нефрет не вымолвила ни слова, хотя в горле у неё что-то булькало.

Молчание нарушил Рамзес:

– Это не пулевое отверстие, мистер Вандергельт, а просто царапина. По моему мнению, миссис Джонс не подвергнется опасности оказаться под выстрелами.

– По вашему мнению, – саркастически повторил Сайрус. – И на чём же вы основываете своё мнение, если мне будет позволено поинтересоваться?

– Я рад, что вы спросили меня об этом, сэр.

Он вопросительно посмотрел на меня, и я со вздохом выдавила:

– Хорошо, Рамзес, объясни. Только кратко, если сможешь.

– Да, матушка. Я основываю своё предположение на том простом факте, что полковник Беллингем – единственный, кто применил огнестрельное оружие. Он хочет убить Даттона и воспользуется любыми средствами, имеющимися в его распоряжении. Намерения Даттона в отношении полковника, вероятно, не менее смертоносны, но у него, похоже, имеется только нож. Скаддер мог легко приобрести винтовку или пистолет, и ему предоставлялось бесчисленное количество возможностей выстрелить в полковника. Поэтому мы можем обоснованно предположить, что Скаддер хочет вступить в личное противостояние с Беллингемом.

– Господь Всемогущий! – воскликнула я. – Чтобы заставить его страдать… мучиться! Дьявольский замысел!

– Это одна из возможных интерпретаций, – продолжил Рамзес. – Вывод состоит в том, что Скаддер не имеет ни малейших намерений убивать мисс Долли. Её смерть не соответствует его целям. Он пытался использовать её только как средство, чтобы захватить полковника.

– Я согласна, – произнесла Нефрет своим мягким нежным голосом. – Ваша самая большая опасность, миссис Джонс, исходит от самой Долли. Следите за тем, что вы едите и пьёте, и старайтесь не оставаться с ней наедине на вершине утёса или на оживлённой улице.

Единственным из присутствовавших мужчин, чьё лицо не выразило потрясения и удивления, остался, конечно же, Рамзес. Он искоса взглянул на сестру, на что та ответила весёлой вспышкой голубых глаз.

– Половина неприятностей, в которые она попала, – дело её собственных рук, – продолжила Нефрет. – Она не терпит присмотра...

– Естественно, – сухо буркнула миссис Джонс, – если избавляется от своих слуг такими радикальными средствами.

– Сказать по чести, она никого не убила, – признала Нефрет. – Просто вызвала у них тяжёлую болезнь или немного искалечила.

– Боже мой, – охнул Эмерсон. – Моя дорогая девочка, ты действительно веришь, что она на это способна? У тебя нет доказательств.

– При желании я вполне могла бы их раздобыть, – холодно отрезала Нефрет. – Но зачем беспокоиться? Профессор, дорогой, вы слишком добросердечны, чтобы понимать женщин – таких, как малютка мисс Долли. У неё свои цели, и она добивается их тем или иным способом. Я полагаю, она не дошла бы до убийства, но она слишком глупа, чтобы предвидеть последствия своих действий, и слишком безразлична к чувствам других, чтобы заботиться об этих последствиях.

На лицо Эмерсона стоило посмотреть. Никто не жаждет обвинений в наивности, особенно мужчины, которые считают себя менее сентиментальными и более приземлёнными, чем женщины. Однако Нефрет была абсолютно права. Эмерсон безнадёжно наивен в отношении женщин. И у меня сохранялось неприятное ощущение, что Нефрет – равно как и миссис Джонс, и мне – было достоверно известно, почему Долли Беллингем переполняла решимость ускользнуть от бдительных стражей, которые не позволили бы ей... делать то, что она хотела.