Мэри Поппинс. Финальный акт - Марина Серова

— Спасибо! — Лидия Павловна отпила воды из бутылки, которую я принесла и продолжила: — Мне тоже на тот момент было немало лет. Тогда ведь в двадцать семь ты уже считалась старородящей. А мне было тридцать. Ему тридцать два. А жене аж тридцать семь. Так что в ее случае все было совсем не очень. Я поверила Алесандро и стала ждать, когда же он разведется. Он обещал все сделать максимально быстро, чтобы мы с ним успели расписаться до рождения нашего ребенка. Я была счастлива тот месяц. Один месяц счастья, потому что я наконец-таки была уверена, что мы будем вместе, что у нас будет настоящая семья и я стану частью династии Дженини, принеся Алесандро долгожданного наследника.

Но в этой истории есть очень много но. Жена Алесандро сообщила ему радостную новость. Она тоже беременна и тоже ждет наследника. Ну или наследницу. На самом деле ему было не важно — сын или дочь, но, конечно, он бы отдал предпочтение сыну, потому что был одержим идеей продления династии, как я вам уже говорила. Что же было дальше? Вы, наверное, и сами можете предположить. Он предложил мне полное материальное обеспечение, но при этом я должна была уйти из театра и жить своей собственной жизнью, никак не касаясь его жизни. Я была настолько ошарашена таким развитием событий, что, не подумав, ляпнула, что если он не женится на мне, то я все расскажу его жене. Я бы, конечно, так бы не поступила. Шантаж — это не мое оружие. Я ведь любила его, и мне было бы жалко так с ним поступать. Но он меня не пожалел.

Буквально через пару дней, когда у меня был выходной и я сидела дома, у себя в квартире, ко мне ворвались милицейские, какие-то люди в штатском, скрутили, связали и отвезли в отделение. Там мне предъявили обвинение в том, что я обокрала сейф Дженини в театре. Мне приписывали кражу огромной суммы и каких-то драгоценностей. В моей квартире произвели обыск в мое отсутствие и, естественно, нашли все это, спрятанное чуть ли не под матрасом. Конечно, я пыталась оправдаться, но отец Дженини — итальянец, а с итальянской мафией шутки плохи. На самом деле его отец был выдающийся театральный деятель. Про мафию я пошутила, разумеется. Так что мои слова против их связей, знаменитых адвокатов, денег и прочего… Ну, вы понимаете… Мне дали четыре года. Я ничего не оспаривала, у меня был номинальный адвокат, предоставленный государством, во мне как будто что-то умерло. Мне было все равно, сколько я буду сидеть в тюрьме, что я буду делать, когда выйду, — ничего меня не интересовало. Я потеряла ребенка еще во время всех этих судов. Случился выкидыш на нервной почве… Но еще страшнее для меня тогда было предательство любимого человека.

Когда я вышла, я была просто сломана. Мне не хотелось жить. Один раз я чуть не наложила на себя руки. В те времена еще не было так популярно ходить к психотерапевтам, пить антидепрессанты, диагностировать депрессию. Сейчас я понимаю, в какой глубокой яме я находилась много лет. Я забросила актерскую карьеру. После работы с Алесандро я не могла представить себя с другим режиссером. А если бы и могла, то кто бы взял к себе в труппу сидевшую, да еще и по такому делу. Наверное, были люди, которые подозревали, что что-то здесь не чисто. Но меня не интересовала возможность попробовать продолжать играть.

Я просто существовала долгие годы. Работала там, куда брали. Мыла посуду в кафе, убиралась, возила документы курьером. Боль потихоньку отступала, на смену ей пришло равнодушие. Правда, когда родилась племянница, а потом племянник, я немного воспряла. Ведь своих детей я иметь больше не могла. Потому что ребенка я потеряла, уже будучи в СИЗО, а условия там не ахти. Пока пришел местный врач, пока вызвали скорую, ну вот как-то так. — Лидия Павловна вздохнула, потом грустно улыбнулась и делано бодрым тоном сообщила: — Ну а теперь самое интересное!

Жила я себе и жила, потихоньку забывала весь этот ужас, пока ко мне в гости не пришла племянница и не рассказала, что она устроилась «на работу» в такой вот замечательный театр. А я как раз работу искала, да и нашла вроде даже. Отзывы писать за деньги. Сиди себе дома да пиши. Она меня кинулась убеждать, что тут работа отличная, зарплата тоже и работать-то будем, дескать, в одном месте, а так веселее. Не хотелось мне в театр возвращаться, наверное, вы поймете почему. После блистательных премьер сидеть вахтершей — это как-то уж слишком тяжко. Поэтому поначалу я отказалась.

Но племянница моя не унывала и сделала второй заход, сообщив, как у них весело и какая команда замечательная. Потом стала рассказывать про всех, включая режиссера. Вот я и села мимо стула. Я думала, что все, что меня отпустило, что я прожила все это и забыла. Но не тут-то было. Меня такой волной злости, ярости и ужаса окатило, что я сама испугалась. Думала, посижу, подожду, пройдет, но нет. Пошла и устроилась сюда вахтершей.

Посмотрела я на сыночка-наследника, из-за которого своего ребенка потеряла. Такой же, как и папаша, — высокомерный и чванливый бабник, хоть и гений. Точнее, гений был его папаша, а этот-то так себе, не совсем дурак, тянет, но до Алесандро ему далеко. Долго ждала, смотрела, изучала. Кто когда ходит, куда ходит, с кем ходит. Прикинешься полоумной, поговоришь про призраков — и вот уже тебя и всерьез не воспринимает. «Да, это же та жирная бабка с вахты, чего с нее взять!» Да вот, оказалось, что не такая уж и полоумная.

Когда узнала, что мюзикл этот выходит и что будут все эти крепления в ходу, потихоньку родился план. Смотрела, как этот придурок вечно под потолком болтается, и поняла, что хочу, чтобы он так же рухнул с небес, как я в свое время. Алесандро-то в Италии засел. Мало того что до него не добраться, так и смысла нет особого, в его-то годы. Репутацию как-то подпортить, что ли, так не интересно, да и ему было бы не так обидно, скорее всего. А вот ударить по больному: по драгоценному и единственному сыночку… У Алекса-то детей еще нет, а папаша его ведь грезил о династии, о продолжении театрального рода, а как бы Алешенька рухнул с потолка, да переломался бы как следует, вряд ли потом у