Увидеть огромную кошку - Барбара Мертц

– Ты собираешься с ней встретиться?

– Боже Всемогущий, нет! – Он скомкал записку и засунул её в карман. – Хватит и тех неприятностей, что она уже мне доставила. Интересно, как она планирует ускользнуть от своей сторожевой собаки? Но ни на минуту не сомневаюсь, что справится с этим.

– Как ты думаешь, когда она успела написать записку? – поинтересовался Давид. – Она не могла ожидать, что ты будешь здесь.

– Без сомнения, она постоянно носит её с собой, на случай столкновения с жертвой. Любой жертвой. – Рамзес вытащил часы. – Интересно, что задерживает миссис Фрейзер? Я хочу уехать отсюда до того…

Она появилась так быстро и бесшумно, что он и не заметил её, пока она не взяла его за руку.

– Это те же часы, что я подарила тебе много лет назад? – мягко спросила она. – Мне очень лестно, Рамзес, милый, что ты предпочитаешь их другим.

Рамзес рассчитывал на иное приветствие и заранее подготовил короткий достойный ответ. Но это было не то, чего он ожидал. И сама миссис Фрейзер тоже выглядела не так, как он ожидал. Розовое платье обрамляло белые плечи и мягкими складками ниспадало на пол, а лицо украшал нежный румянец.

– Э... да. Я хочу сказать – подарок от друга, пусть и незаслуженный, конечно… – Он отказался от попытки сделать изящный комплимент и вернулся к заранее подготовленной речи. – Надеюсь, я не ошибся, когда посчитал, что вы хотите поговорить со мной?

– Ты не ошибся. – Она указала на стол, наполовину скрытый растениями в горшках. – Не присядешь ли? Мне нужно многое тебе сказать.

– Вы не возражаете против Давида, не так ли? – ответил Рамзес, отодвинув для неё стул. – Он мой лучший друг, которому можно полностью доверять.

Он предполагал, что Энид станет возражать, но у неё оказались лучшие манеры, чем у Беллингема: принуждённо улыбнувшись, она пожала руку Давиду и жестом пригласила его присоединиться к ним. Часто оглядываясь через плечо, как будто боялась, что её сейчас перебьют, она рассказала ему историю, которую он позже передал матери.

– Что мне делать? – в отчаянии вопрошала она. – Он полностью в её власти; он слушает только её и подчиняется каждой её прихоти. Я боюсь за его рассудок, Рамзес. Они занимаются этим каждую ночь…– Её голос сорвался. Она поднесла к лицу платок.

– Занимаются этим? – невольно повторил Рамзес.

– Столоверчением[111], – выдохнула Энид. – Общением с этой… этой проклятой мёртвой женщиной!

Рамзес моргнул.

– Но, миссис Фрейзер...

– Пожалуйста, зови меня Энид. Я не могу думать о тебе как о мистере Эмерсоне, и не могу произносить «Рамзес», если ты не называешь меня по имени.

– Ну… э-э…спасибо. Я собирался сказать, что – прошу прощения – что вы говорите так, будто сами в это поверили.

– Согласна, выглядит именно так, – признала Энид. – Разве можно проклинать фантазию? Но для него она достаточно реальна, настолько реальна, что украла у меня его сердце, душу и... – Она закрыла лицо руками, но Рамзес успел заметить, как волна горячей крови залила её щеки.

У него появилось ужасное чувство, что он тоже краснеет. Может ли она иметь в виду... Конечно же, нет. Ни одна дама не станет упоминать такой деликатный предмет. Устыдившись злобных мыслей – которые, к сожалению, в последнее время участились – он прочистил горло.

– Миссис Фрейзер… Энид, тогда, если вы позволите… вам следует обсудить это с моими родителями. Мать еле выносит спиритуалистов, а отец терпеть их не может; у них значительный опыт разбирательства с подобными случаями, поэтому они могут повлиять на мистера Фрейзера эффективнее, чем я. Хотя, конечно, я желал бы помочь в любом возможном... э...

Энид склонила голову и пошарила в вышитой вечерней сумке.

– Отличный совет, Рамзес. Я так и намеревалась. Теперь я должна вернуться, пока меня не заметили. Благодарю тебя от всей души.

Она встала и протянула ему руку.

– Я ничего не сделал, – начал он.

– Ты выслушал, – пробормотала она. – Облегчение от того, что доверилась отзывчивому слушателю, больше, чем ты можешь себе представить. Надеюсь, мы вскоре увидимся снова.

И ускользнула, оставив Рамзеса смотреть на сложенный лист бумаги, который перед тем сунула ему в руку.

У Давида действительно было чувство юмора, хотя приёмная тётя, вероятно, не одобрила бы такое его проявление. Рамзес свирепо воззрился на него:

– Что ты смеёшься?

– Я не смеюсь, – возразил Давид. – Во всяком случае, стараюсь. Как тебе это удаётся? Два за один вечер!

Рамзес повернулся и зашагал к двери. К тому времени, как они дошли до причала, Давид счёл, что говорить безопасно.

– Прошу прощения, – сказал он по-английски. – Я не должен был шутить о даме.

– Это не шутка, – сдержанно процедил Рамзес. – Проклятая баба истощает мистера Фрейзера – то есть его состояние. Чёрт побери! Я и не предполагал, что английский язык способен на подобные двусмысленности. Миссис Фрейзер одинока, напугана, и воспринимает меня как мальчика, когда-то восхищавшегося ею. Конечно, легче открыть сердце ребёнку, но матушка лучше меня знает, как помочь ей.

Они забрались в лодку. Ночь была тихой; гребцы склонились к вёслам.

– Ты собираешься сказать матери? – спросил Давид.

– Я должен. – Он снова прочитал записку, покачал головой и вернул её в карман. – Потребуется некоторая доработка.

– Я знаю, что мне не следует спрашивать, но... Что там написано?

Рамзес вздохнул.

– Она попросила меня встретиться с ней в саду в полночь.

Давид пытался контролировать себя, но он был всего лишь человеком. И испытывал благодарность за то, что было слишком темно, чтобы увидеть лицо Рамзеса.

Эмерсон потратил весь день на свою жалкую могилу. К концу дня у него оказался набор неразборчивых записей, а у меня – разболевшаяся голова.

Пыльные и – в моём случае, по крайней мере – раздражённые, мы вернулись в дом. Я с удовольствием сообщила Эмерсону, что пригласила Сайруса на обед, но он ответил без ожидаемой язвительности:

– Ужин, ты хочешь сказать. Это мой замок, и я буду настолько неофициальным,