Суп из лопаты - Дарья Донцова

— Ну, — протянул Даня, — это даже мне ясно: не курить, приходить туда в приличном виде, не в шортах, свечки ставить.

— Верно, — улыбнулся наш клиент. — Но есть еще правила службы. В православных храмах прихожане стоят, но всегда есть скамейки и табуретки для пожилых и больных. Однако, когда звучит Херувимская песнь, встают даже те, кто на костылях. Читается молитва «Твоя о Твоих», — и народ опускается на колени. Болтать во время богослужения не следует. Да, встречаются те, у кого язык постоянно работает, но в основном люди молчат. Если вы собрались в воскресенье подойти под причастие, то исповедайтесь в субботу на вечерней службе. Сейчас батюшки не особо строги, они и в выходной день перед началом литургии грехи вам отпустят, но те, кто в церковь много лет ходит, соблюдают все названные мною правила. А вот Акулов…

Василий замолчал.

— Внимательно вас слушаем, — быстро сказал Володя.

— Он косился на тех, кто рядом, повторял их действия. Под причастие, на моей памяти, не подходил, а это для с детства воцерковленного нонсенс. Возникла мысль: да, у него документы на имя Акулова; да, он щедрый благотворитель. Но Сергей Федорович ли он? Если нет, то куда подевался настоящий бизнесмен? Понимаете ход моих мыслей?

Я кивнула, Василий продолжил:

— У руководителей большого бизнеса есть аккаунты в соцсетях, но они все недоступны простым пользователям. То, что Акулова вроде как нет в интернете, не удивляет, наоборот, было бы очень странно, сиди он в каких-то соцсетях. Но у меня возникло ощущение, что Сергей Федорович, который старательно посещал литургию, — не настоящий Сергей Федорович. Но, как я уже говорил, моя команда разбежалась. Один не способен достичь успеха в сыскной работе, поэтому я обратился к вам.

— Понятно, — кивнул Костин. — Вы нам не соврали, ищете Акулова. Просто не сообщили всю информацию, не сказали, что вы психолог, наврали про службу в архиве. Последний вопрос: что натворил Сергей Федорович? По какой причине вы его разыскиваете?

Посетитель промолчал.

— Дело обстоит так, — тихо произнес Володя, — вы нам доверяете, сообщаете всю известную информацию о бизнесмене, — и мы работаем. Или вы нам не доверяете, но тогда мы вряд ли сумеем помочь.

Василий посмотрел на бутылку с водой.

— Вы позволите?

— Конечно, пейте, — улыбнулась я. — Может, чаю, кофе?

— Спасибо, минералка лучше всего… Впервые в жизни сейчас выдам тайну клиента. От этого не по себе, но иного выхода нет, — тихо сказал Василий. — Вы знаете Генриха Альтова?

— Нет, — хором ответили мы.

— Кто это? — прибавила я.

Наш клиент начал рассказ. Северьянов всегда записывает беседы, но я постаралась не упустить ни слова из речи Светова.

Глава тринадцатая

Боря Альтов стал гениальным скрипачом уже в тринадцать лет. Если во время его выступления закрыть глаза, то подумаешь, что играет взрослый, многое переживший мужчина. Школьнику невозможно исполнить великие произведения так, чтобы слушатель «вошел в музыку».

Чтобы передать людям то, что испытывал композитор, надо самому пройти через великую радость, острую боль, удушающую разлуку, потерю мечты, а потом и ее обретение, осознать, что такое смерть, какова на вкус победа, почему жалость убивает, а ненависть способна за пару секунд трансформироваться в любовь. Есть прекрасные музыканты, виртуозно владеющие техникой игры на рояле или скрипке, но публика остается холодной. Почему? Словами объяснить очень трудно. Да, скрипач замечательно водит смычком по струнам, но чего-то нет. Чего? А вот тут-то слова и заканчиваются. Некоторые говорят, энергии, другие сетуют, что без души исполнено, третьи молчат, но на концерт музыканта больше никогда не пойдут, потому что они задремали во время его выступления. А случается наоборот: зал очарован, слушатели после завершения концерта слегка расстроены — как быстро пролетело время! И, оказывается, музыка лечит! У одного человека за время исполнения произведения прошла головная боль, другой избавился от плохого настроения.

Борис принадлежал ко второй категории. Его обожали, выступления скрипача были распланированы на несколько лет вперед. Наверное, понятно, что Генрих, его сын, в шесть лет пошел в музыкальную школу.

Увы, талант отца мальчику не достался, но паренек научился пиликать на инструменте и поступил на первый курс Консерватории. Отец старательно тянул юношу, тот всегда выступал на его концертах. Борис ставил условие импресарио: без сына он не работает! Но публика шла на старшего Альтова, Генриха меломаны мужественно терпели, снисходительно, с пониманием относились к желанию родителя продвинуть свое чадо. Вопрос: хотел ли этого юноша? Ответ: нет. Мальчик с детства мечтал стать врачом, но, когда он заикнулся о мединституте, Борис схватился за сердце, мама начала пить валокордин, а к бабушке-концертмейстеру вызвали «Скорую». И куда деваться мальчику?

К сожалению, Борис скончался, когда сыну едва исполнилось восемнадцать. Очень быстро вслед за мужем ушла и жена, а бабушка умерла за год до кончины зятя. Генрих остался один, не зная, как жить. До сих пор он не думал ни о каких бытовых проблемах, в холодильнике сама собой появлялась еда, волшебным образом оплачивались счета, стирались и гладились рубашки, менялось белье в постели. И вдруг оказалось, что это надо делать самому! Генрих растерялся, но потом вдруг сообразил: при всем плохом, что произошло, есть и хорошее. Теперь никто не сумеет запретить ему стать врачом! Он покинет ненавистную Консерваторию! Но педагоги уговорили его все же доучиться.

Василий сложил руки на груди.

— Получив диплом музыканта, Генрих поступил в медвуз. Не спрашивайте, каким образом он сумел преодолеть вступительные экзамены, не интересуйтесь, как трудно ему было сдавать сессии, важен итог: молодой мужчина получил второй диплом.

Однако за годы обучения восторг от профессии врача слегка померк. Если уж совсем честно, то практика в больнице Альтову откровенно не понравилась. Он-то представлял себя хирургом, царем операционной! «Скальпель мне! Больной будет жить!», потом аплодисменты всех присутствующих, цветы и коньяк от благодарных родственников пациента… Но в действительности все оказалось совсем не так. Генрих понял, что он не желает работать в клинике, вскрывать нарывы, слушать жалобы стариков и работать с утра до ночи за небольшую зарплату. И что делать? Ему уже двадцать семь лет! Играть на скрипке? Нет, спасибо!

Тяжелые раздумья лишили Альтова сна, но тут вдруг все стало еще хуже — у мужчины закончились деньги. После ухода родных Генрих жил беспечно, тратил, сколько хотел. И вот теперь в кармане стало пусто, накопленная родителями валюта иссякла. Правда, остались украшения бабушки и мамы, но их продажу молодой мужчина счел предательством. Альтов запаниковал, но