Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова

– После того как меня в доме Пономарева упаковали, уже не очень.

Старик не стал щадить его самолюбия:

– Если бы не Айнур, сейчас бы уже в мешке лежал, в землице сырой.

– Если бы не Айнур, мы бы оба лежали, – в тон ему пробормотал Никита.

Он взглянул на девушку. Айнур сидела на своем коврике возле книжного шкафа, и лицо ее было сосредоточенным. «Мы тут как дети, которые устраивают себе убежище под столом, – подумал Маевский. – Палатка из простыни и маминой шубы».

– Айнур, а ты о чем задумалась? – позвал старик.

– Пр-р-равду говори! – выкрикнул Прохор.

Часто он промахивался со своими репликами, но иногда попадал так точно, что это вгоняло в оторопь. Айнур вздрогнула и посмотрела на птицу.

– Мне кажется, я должна вернуться к Левашовым.

Маевский и Гройс уставились на нее. Попугай запрокинул голову назад, словно пытался затылком побиться о собственную спину.

– Проша, что ты об этом думаешь? – хмуро поинтересовался старик.

Попугай молчал.

– Тогда спрошу я. Зачем ты хочешь вернуться?

Айнур задумалась, подбирая слова. Нужно объяснить так, чтобы они поняли. Всё расставлено по своим местам, безумный сумбур последних дней наконец-то упорядочен, и только в одном месте, если взглянуть пристально, – клубящаяся туча хаоса. Казалось бы: не смотри! Но Айнур не могла не смотреть.

– Селиванова убили, да? – начала она. – Мы все в этом уверены?

– Ну допустим…

– Единственное, чего мы не знаем, – кто это сделал. Все повторяют, как заведенные, что в доме никого не было, кроме Лиды и дворецкого. Но это неправда. На кухне оставался повар, в будке – охранник…

– Лида прибежала после выстрела к охраннику, и тот был на месте, – тут же сказал Никита.

– Бурдонов. Да. Но есть еще второй: Кривец. А если они были вдвоем? Кривец мог войти с черного хода, там есть слепая зона. Кто знает о таких пробелах в безопасности лучше, чем охрана! Или его впустил Бурдонов. Записи с камер можно перезаписать?

Попугай вытянул шею и вопросительно уставился на старика.

– Перезаписать можно. – Гройс вздохнул и уселся. – Но дверь в Петину комнату каким образом закрыли изнутри? Код от сейфа с оружием как выяснили?

– Левашов мог сообщить код охране…

– Сомневаюсь.

– Значит, Ирина Мукосеева разузнала, подглядела, например, и передала повару. – Айнур изобрела эту версию на ходу, но она выглядела правдоподобной. – Они же любовники. А Мукосеева отвечает за кабинеты и спальни хозяев. Горничные вообще-то всё знают.

– А вторая горничная, как ее… Романенко? – Оказалось, что Маевский запомнил фамилию Валентины. – Почему ты ее исключаешь?

Айнур развела руками:

– Я не исключаю. Просто она, ну, добрая. И к тому же любила Петра Алексеевича.

– О доброте человека после пары дней знакомства судить опрометчиво, – заметил Гройс. – А что касается любви… Петя в своих планах Романенко не учитывал. Сильный удар для влюбленной женщины.

– Откуда вы знаете?

– Дом рассчитан только на него и сына.

– И кровать-полуторка, – добавил Никита. – Кто для двоих выберет полуторку? Селиванов собирался ее заказать для себя одного.

– И еще он был с Валентиной откровенен, Айнур, а быть откровенным с влюбленной женщиной – это ненужная жестокость, и мужчину она не красит.

– Что вы имеете в виду?

– Петя мог выложить начистоту, что не рассматривает ее в качестве спутницы жизни. Романенко устраивала его как любовница, но он не хотел делать ее частью своей семьи. Семья состояла из него и сына, не уверен, что в нее был доступ кому-то еще. Во всяком случае, не его подругам.

– Она вся серая от горя! – Айнур пыталась защитить Валентину.

– Как многие женщины, убившие своих мужей. И мужья, расправившиеся с женами. Знала бы ты, сколько я видел людей, которые… – Гройс оборвал фразу на полуслове. – Похоже, мы перешли к обсуждению кандидатур потенциального Петиного убийцы.

– Потому что он в доме, Михаил Степанович! Я не знаю, каким образом он выяснил код от сейфа и запер дверь изнутри! Но это кто-то из них! В сговоре с горничными или сам по себе!

– Тише, тише, не горячись… Ну допустим. Но как ты собираешься это выяснить?

– Вы позвоните Левашовой и скажете, что нужен еще один… – Она пощелкала пальцами. – Сеанс! Еще один сеанс, чтобы окончательно изгнать плохую энергию самоубийцы. Пока я нахожусь там, попробую разговорить повара. И всех остальных тоже… попробую. Мукосееву. Романенко. Если получится, и охранников.

Никита хлопнул ладонью по полу и с сарказмом сказал:

– Огонь, а не план! «Попробую разговорить!» Михаил Степанович, Христом-богом прошу: не поддавайтесь! Повар ее там же на месте разделает и подаст Левашовым на обед. Он кореец, у них с этим запросто.

Айнур враждебно уставилась на него.

– Ты считаешь, я безмозглая? Не смогу поговорить с человеком и что-то у него выяснить? Потому что слишком тупая, да?

– Я за тебя беспокоюсь! При чем здесь тупая?!

– Ты заранее уверен, что я не справлюсь!

– Ты даже позвонить не сможешь из дома, если что-то пойдет не так.

– Не надо было тебя развязывать! Лежал бы в кладовке у Пономарева, горя бы не знал!

– В следующий раз сделай милость! Лучше уж в кладовке, чем выслушивать вот это твое все!

Оба спохватились, что свалились в склоку на глазах Гройса, и одновременно замолчали. Айнур поджала губы. Маевский отвернулся.

Гройс замер, что-то прикидывая. Смотрел он в сторону, и лицо у него стало такое, словно он позабыл и про обоих помощников, и про всё, что случилось. Никита уже собирался окликнуть его, когда старик очнулся.

– Я позвоню Левашовой. Если энергопрактик ей больше не требуется, значит, так тому и быть. Настаивать не стану. Помянем Петра Селиванова и забудем.

* * *

Возвращаешься на старое место. Туда, где без тебя все шло по накатанной, тихо и неспешно. Туда, где ничего не изменилось.

Но ты изменился, и потому первые часы после возвращения всегда странны. Ты – фигурка из «Тетриса», которая должна была точно заполнить паз, но в полете отрастила дополнительные фрагменты и теперь никуда не вмещается. Сбоку торчит угол треугольника, снизу – отросток из двух клеточек.

Именно так ощущала себя Айнур.

Для обитателей дома Левашовых прошло несколько дней. Наполненных тем же, чем и всегда: монотонной работой, обыденными разговорами. Даже макароны в холодильнике остались в том же контейнере, в который она сама переложила их из кастрюли.

Айнур, глядя на календарь, готова была согласиться на три дня. Но по внутренним часам для нее миновали месяцы, в течение которых ее запирали в подвале, били по лицу, Маевский прижимал ее ладонь в