Сам себе приговор - Николай Иванович Леонов

Когда он изложил просьбу Углову, тот заметил:

– Ты же сам понимаешь, что это будет сложно сделать. Хотя попробовать можно. По какой трассе, ты говоришь, выезжала из Москвы Тарасова?

– По трассе М-4. Но, мне кажется, Баркова могла подрезать сумочку Тарасовой с документами и телефоном где-то еще в Москве, в магазине или в кафе. Может, Светлана заезжала куда-нибудь по дороге перед тем, как выехать из города.

– Хорошо, я поговорю с ребятами, пусть попробуют узнать, не появлялась ли Калинка в этот период времени на камерах в городе. Но на эту работу, сам понимаешь, нужно время. У тебя есть какие-то зацепки или мысли по поводу, куда могла пропасть женщина с ребенком? Все-таки странно, что она так неожиданно рванула от мужа.

– Реальных зацепок пока нет, а вот мысли по этому поводу есть. Сегодня Юра Чижов снова поговорил с сестрой Светланы Тарасовой – Галиной, и она вспомнила, что несколько раз видела на руках, груди и шее старшей сестры синяки. Когда она спросила, откуда взялось такое украшение, та ответила, что синяки появились от удара о стол и об косяк после неловкого падения. И это на шее-то? Наверняка муж Светланы Владимировны не раз показывал, кто в доме хозяин. И еще. Когда разговор зашел об отношении Тарасова к дочери, то Галина сначала не хотела ничего говорить, ссылаясь только на свои предположения и наблюдения, но потом все-таки сказала, что Соню Эдуард Никитович просто терпеть не мог. Девочка, по словам Галины, боялась отца, при нем замыкалась и становилась тише воды и ниже травы, хотя сама по себе она весьма общительный и подвижный ребенок.

– Он и ее бил? – нахмурился Углов.

Оперативник сам вырастил четырех пацанов, и за все время, пока они росли, он ни разу их даже пальцем не тронул, воспитывал больше нравоучениями и собственным примером. И вообще Углов слыл ярым противником физического наказания детей, считая, что такими методами можно только испортить ребенка – сделать его или озлобленным подлецом, или трусом.

– Бить, может, и не бил, – насупившись, ответил Лев Иванович, – но если Соня была свидетелем насилия отца над матерью, то такое поведение для девочки в присутствии отца будет вполне естественным. Галина Коваль в последние годы редко приходила домой к сестре, и то только тогда, когда Эдуард Никитович был в командировке или на работе. Светлана не хотела, чтобы ее муж знал, что она общается с сестрой и матерью, поэтому они если и встречались, то в основном не на квартире Тарасовых. Так что наблюдать часто поведение племянницы Галина не могла.

Гуров помолчал, раздумывая, потом добавил:

– Светлана, по словам матери, хотя и перестала ходить с ними в церковь, но была человеком верующим и старалась не жаловаться на свои сложности в отношениях с мужем и была против развода с ним. Но, по всей видимости, у нее закончилось терпение. Возможно, что Тарасов стал обижать не только ее, но и Соню. Что и стало последней каплей.

– Но почему она сбежала, а не подала на развод? – задал Углов вопрос, который все время задавал себе и Лев Иванович.

– Не удивлюсь, если бы оказалось, что Тарасов намеренно удерживал Светлану и дочку возле себя. Дело в том, что у Светланы были неплохие денежные накопления, плюс приличная сумма на счету у Сони, а еще – страховка Светланы в негосударственном фонде. Я уже узнал об этой страховке. В случае смерти матери Соня, как указанная в договоре единственная наследница, получила бы два миллиона. То есть эти деньги были бы переведены, опять же, на счет Сони. Вместе с деньгами, полученными от продажи двухкомнатной квартиры отца, которые Светлана также положила на счет дочери, получалась бы довольно-таки кругленькая сумма в двадцать миллионов рублей.

– Ого! Ничего себе. Золотой ребенок получился бы, – удивился Углов. – Так, может, Тарасов нанял кого-нибудь, чтобы убрать надоевшую ему жену, а дочку спрятал до поры до времени, чтобы, значит, правдоподобней звучало, что жена от него якобы сбежала?

– Я тоже об этом думал и даже попросил Юру Чижова узнать о связях Тарасова. Юру мне завтра надо будет вернуть. Орлов мне его только на два дня выдал, чуть ли не под расписку. Но он и сам вдруг этим делом заинтересовался, а поэтому сказал, что будет параллельно, в свободное время, добывать все необходимые сведения, – ответил Гуров и снова ненадолго задумался. – Хотя у меня есть некоторые сомнения по поводу этой версии.

– Если Калинка подрезала сумочку у Тарасовой, то в сумочке наверняка были не только документы и телефон, но и все ее карточки и наличка, – рассудил Углов.

– Не обязательно. Сейчас у современных женщин вполне может быть при себе не одна, а несколько сумочек. Скорее всего, у Тарасовой их тоже было две, или, может, она держала карты и наличку отдельно, где-то в другом месте. Что весьма разумно с ее стороны. Я запрашивал банки, в которых у нее были открыты счета, и мне сказали, что заявлений о блокировке средств в результате кражи карточек к ним не поступало. Завтра думаю уговорить следователя подать запросы в филиалы Сбербанка и «Тинькофф», нужно узнать, сколько у Тарасовой на счету, и снимала ли она деньги, и если да, то какую сумму и когда.

– По машине, на которой она уехала, ничего нового нет?

– По машине пока нет сведений. Но надеюсь, что завтра уже что-то появится. Мне обещали, как только она найдется, дать знать.

Углов встал и, потянувшись, проговорил, явно намекая Гурову на свою занятость:

– День сегодня какой-то чумной. Время уже седьмой час, а у меня еще дел невпроворот с этим Витютневым. Завтра с утра нужно везти его к следователю, а у меня еще ничего не готово. Кстати, Юркова, этого дружка Барковой, я на завтра вызвал на допрос. Спасибо, Лева, за подсказку.

– Какую подсказку? – Лев Иванович, который уже собирался выходить из кабинета, остановился. Он, если честно, совершенно забыл и о Юркове, и о его связи с Барковой.

– Ну ты же сам в записке напомнил мне опять, что Юрков может быть подельником Калинки, и его следовало бы проверить.

– Хм, – задумался Гуров, припоминая, писал ли он записку Углову или нет. Вспомнил, что не писал, но имел такой разговор с Юрой. А потому предположил: – Наверное, записку Юрка Чижов передал. Дежурный тебе ее вручил?

– Дежурный, – кивнул Илья Викторович. – Она без подписи была, я и подумал, что это ты оставил. Но не важно. Это