Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг

Грегор подумал, что это могла быть только Франческа. Только она знала, где он находится, поэтому, еще заспанный, он схватил телефонную трубку.

— Шебу Ядин убили! — закричала в трубку Франческа. Голос ее был громок и звучал очень взволнованно.

— Что? — Грегор приподнялся и посильнее прижал трубку к уху. — Шебу?

— Убили! Ее труп нашли в здании института профессора де Луки. Мне страшно, когда я думаю о том, что носилась вчера по городу в обличье Шебы Ядин. Алло, ты здесь?

Грегор уставился в пустоту затемненной комнаты. Гардины в номере все еще были задернуты. Как и во всех гостиничных номерах мира, здесь пахло кондиционером, пылесосом и испарениями ванной комнаты. И как во всех гостиничных коридорах мира, в коридоре за дверью царил такой же утренний ажиотаж, какой обычно встречаешь на вокзале: носильщики, служащие, громкие звуки и возгласы, призывавшие поторопиться, бесконечно болтающие горничные. Нет, это был не сон, это была реальность!

— Да, — тихо ответил он, — извини. Мне это нужно переварить. Уже известно, кто за этим стоит?

— За решетку посадили пока только синьору Сельвини. Но она все отрицает. Сегодня она предстанет перед судьей, занимающимся проверкой законности содержания под стражей.

— Ты веришь в то, что это она ее убила? В том смысле, ты ведь успела пообщаться с ней немного.

Франческа глубоко вздохнула:

— Что я могу сказать, Грегор? Синьора Сельвини, конечно, ведьма та еще. А ведьмы злые, но они никого не убивают, по крайней мере не таким профессиональным способом.

— Что значит «не таким профессиональным способом»?

— Газеты пишут, что Шеба умерла от смертельной инъекции хлорфенвинфоса.

— Хлорфенвинфос. О мой Бог! По-видимому, Шеба должна была умереть, так как слишком много знала. Странно, как я до сих пор жив.

— Я думаю, что старая змея Сельвини заодно с этой загадочной организацией. Она знала о ценности образцов, представленных для анализа, и я подозреваю, что нам она подсунула нам подделку. Мне кажется, что те образцы, что ты спрятал в гостиничный сейф, — всего-навсего муляжи.

— Ты действительно так думаешь? — Грегор разочарованно вздохнул. — Кажется, все было напрасно. Мы имеем дело с такой организацией, которая выходит далеко за рамки наших представлений о ней. Ты, я, все мы, кто хоть в малейшей степени затрагивает их интересы, находимся под постоянным контролем с их стороны. А они просто развлекаются, наблюдая, как какой-то наивный профессор, для которого мораль и этика все еще остаются высшими ценностями, предпринимает смешные попытки уличить их. Я постепенно начинаю спрашивать себя: зачем все это? Зачем?

Франческа почувствовала, что Грегору срочно нужно утешение. Поэтому на его речь она ответила вопреки своим убеждениям:

— Ты не можешь сдаться сейчас. Ведь ты уже так близко подошел к решению этого дела, твоего дела. Речь идет о тебе и твоей жизни. Если потребуется, я буду рядом, буду помогать, сколько смогу. Я люблю тебя!

Это неожиданное объяснение в любви пришло к Гропиусу в такой ситуации, в которой его голова меньше всего была способна на реорганизацию чувств и наведение в них порядка. Находясь в состоянии покорности судьбе и слабости, он был совершенно невосприимчив к проявлениям симпатии.

— Давай поговорим об этом в другой раз, — ответил Гропиус, ни в коем случае не отвергая ее, — пожалуйста, пойми меня.

— Извини, я не хотела тебе говорить. У меня просто сорвалось с языка! — Это внезапное откровение изрядно удивило и саму Франческу. Немного подумав, она сказала:

— В газете написано, что Шеба Ядин, умирая, оставила знак, предположительно указание на убийцу. Она пальцем написала на столе, на который ее положили, три буквы: IND. Что бы это могло значить?

— IND? — Это сокращение показалось Гропиусу знакомым. — «IND? Не называлась ли так фирма, от имени которой Родригес расплатился кредитной картой за гостиничный номер в Мюнхене? Ну конечно!» — Теперь он вспомнил совершенно точно. — «Родригес!»

— Ты права, Франческа, — ответил Грегор, — сдаваться нельзя. Возможно, что сейчас я намного ближе к решению, чем думал. А что касается остального… Я бы хотел еще к этому вернуться.

* * *

Встав под душ, Гропиус попеременно включал то холодную, то горячую воду и лил ее себе на голову, как будто хотел направить мысли в верное русло. При этом любовное признание Франчески не шло у него из головы, ведь Фелиция Шлезингер все еще играла в его жизни очень большую роль.

Весь мокрый, обернувшись банным полотенцем, Гропиус раздвинул занавески — молочное утреннее марево обещало солнечный день. Он подошел к телефону и набрал номер Фелиции.

Она ответила через силу и, скорее, из вежливости поинтересовалась:

— Где ты пропадаешь?

— В Турине, я прилетел из Израиля, и у меня есть важные новости!

— Угу. — В ее голосе не чувствовалось и намека на участие. — Если в этих новостях речь идет о прошлом Шлезингера, у меня нет к этому интереса. Я тебе уже не раз говорила об этом!

Гропиус чувствовал, что между ними возникла непреодолимая стена. Холодность, с которой Фелиция в последнее время встречала Гропиуса, зародила в нем сомнение в том, а была ли она вообще когда-нибудь близка ему. Да, они спали друг с другом, и в этом смысле у Грегора были связаны с ней самые наилучшие воспоминания. Но секс и любовь — это две разные вещи, и в противоположность сексу, любовь так и остается нередко лишь в планах. Может быть, они слишком усердно планировали свою любовь — она была в тот момент так кстати, так нужна им.

— Случилось ужасное, — вновь начал Грегор, — убили Шебу Ядин, здесь, в Турине.

Некоторое время на другом конце телефонного провода царило гробовое молчание, потом он услышал голос Фелиции:

— Я надеюсь, ты не ожидаешь от меня, что я сейчас разрыдаюсь от горя?

— Конечно же, нет. Я только хотел, чтобы ты об этом знала.

— Ее убили? — Казалось, что Фелиция только сейчас поняла всю важность этой новости. — Убийца уже пойман?

— Нет. Но что еще ужаснее, Шеба Ядин умерла от того же яда, что и твой муж. От инъекции хлорфенвинфоса.

— А что говорит полиция?

— Пока ничего, полиция вообще не знает о связи между смертью Шебы и о пациентах, которым проводилась трансплантация.

— Ты должен рассказать им все.

— Да. Может быть, ты права. И в связи с этим у меня к тебе вопрос: ты не припоминаешь, упоминал ли Арно Шлезингер когда-нибудь аббревиатуру IND?

— IND? А что это означает?

— Я бы тоже хотел знать. Шеба Ядин написала эти буквы на столешнице. Возможно, это указание на убийцу.

— Да, конечно! IND! Во время кремации Шлезингера принесли венок с лентой. На