В клешнях черного краба - Эдуард Юрьевич Власов

врасплох раскрывшего перчатку (нет, не перчатку… Рукавицу? Ну пускай будет рукавица) Мацумото. В этот раз никаких перпендикуляров уже не было. Антрацитовая бандитская вертикаль рухнула на дорогу, а рядышком приземлилась со стуком и закачалась знакомая бейсбольная палица. Я оглянулся – из-за опрокинутого «Опеля» торчала довольная физиономия Ганина.

Он вышел из-за машины, разглядывая пальцы и дуя на них.

– Все ногти ободрал с этим багажником!.. Ты как? Жить будешь?

– Да разве это жизнь?

Я поднялся на свои многострадальные, но все еще кормящие меня ноги.

Мы с Ганиным склонились над Мацумото. Он лежал ничком с закрытыми глазами, а на лбу у него багровело круглое пятно. Я пощупал пульс на его бычьей шее, убедился, что до профессионального киллера Ганину еще далеко, и аккуратно, чтобы не разбудить отключившегося зверя, вынул из его лапы ставшую в одночасье, благодаря Ганину, не очень опасной бритву. Ганин же молча стал расстегивать ремень у него на поясе.

– Ты чего, Ганин?

– Ничего. Осима твой биту вернул, а обмоточную ленту – нет. Себе взял, наверное, – покачал головой Ганин и стянул с пояса бездыханного Мацумото дорогой кожаный ремень. – Ого! Смотри, Такуя, это кенгуру! Такой в «Мицукоси» тысяч двести стоит!

– Деньги этому краболову легко даются. Вернее, давались.

– Именно что давались.

Ганин перевернул Мацумото на живот, завел его могучие ручищи-клешни за спину и стал стягивать их на запястьях кенгуриным ремешком.

– Ты давай, Такуя, не спи, а «Опель» переворачивай скорее. Или лучше «Ленд Крузер» его подгони. Мне еще этот «Лантис» проклятый догонять.

Я побежал к джипу. Мотор работал, и ключ в замке зажигания беззаботно покачивал брелоком в виде знакомого уже черного краба. Я вскарабкался на сиденье и подвел машину вплотную к ее бывшему теперь уже владельцу. Мы с Ганиным, покряхтывая и посапывая, затащили бессознательного бугая в багажный отсек. На всякий случай Ганин стянул ему ноги буксирным тросом. Я же за это время ознакомился с рулевым управлением, ручной коробкой передач и панелью управления.

– Ну что, Такуя, доверишь мне джип? – вкрадчиво поинтересовался Ганин. – Или сам рулить будешь, как партия?

– Сам буду, Ганин, как партия. Ты уже нарулился сегодня. К тому же ты беспартийный.

– Тогда подожди секунду…

Хозяйственный Ганин нагнулся за своей любимой битой, бросил ее на левое переднее сиденье, потом подбежал к «Опелю», встал перед ним на четвереньки, пошарил в салоне и вернулся в «Ленд Крузер» с рацией в руках.

Я надавил на газ и подивился той невероятной легкости, с какой «Ленд Крузер» преодолел стокилометровый барьер. У него, наверное, и в инструкции написано: «Разгоняется до скорости 100 км/ч за 7 секунд».

У Ганина в руках запищала рация, и я доложил Осиме о нашем ратном подвиге. Осима достойно проглотил очередную порцию унизительной для него информации и сообщил о том, что он уже в Накасибецу, что аэропорт блокирован и что он дал команду вылет сахалинскому «Ану» не разрешать.

– А тело загрузили? – спросил я.

– Нет еще, – откликнулся Осима. – Таможня, как может, затягивает процедуру. Ее хватит еще минут на пятнадцать.

– Да не тяните вы резину, Осима-сан! Пускай труп грузится. Все равно сегодня самолет надо отпустить… Или вы боитесь, что «Лантис» проскочит?

– Ничего я не боюсь, Минамото-сан. Просто порядок есть порядок.

– Ну да, когда он есть…

– Что есть?

– Порядок.

– Не понял вас…

– Порядок есть порядок, когда он есть. А когда его нет – на «нет» не только порядка, но и суда нет. И подсудимых, соответственно, тоже.

– Шутите все, господин майор!

– Какие уж тут шутки… Отбой, Осима-сан! Через десять минут встретимся.

– Готовы они там или нет? – недовольно спросил Ганин.

– Вроде готовы.

– Как давеча в Окуюкюсю?

– Не знаю я, Ганин. Но Осима аэропорт блокировал, «Лантис» туда не прорвется.

– Круговую оборону, что ли, занял? Он что, обалдел? Что, «Лантис» – это атомная субмарина или стратегический бомбардировщик? Чего он его боится?

– Да никто ничего не боится, Ганин! Сейчас он его на подъезде и возьмет. Прикрытия его мы с тобой лишили, – мотнул я головой назад, в сторону багажника, где постукивало на ухабах тяжелое тело Мацумото. – Ты карту-то из «Опеля» не вытащил, случайно?

– Нет, случайно не вытащил. А чего – вон тебе город, вон поворот на аэропорт. А вон «Лантис» наш любимый скачет.

Дорога к аэропорту начинается с высокой эстакады, которая отходит налево от основного шоссе, поворачивает вправо над ним и ведет вниз к большой площади перед зданием аэровокзала, на которой одиноко маячат седаны, пикапы, минивэны и хетчбэки. На самой верхней точке эстакады, метрах в двадцати от основной трассы, я увидел пчелиное скопление родимых черно-белых машин и муравьиное движение темных фигурок в поблескивающих на тускнеющем уже предвечернем солнце шлемах. Улей-муравейник ощерился иголками карабинов, и в этот раз, я был уверен, эти вороненые жала по приказу Осимы пленных брать не будут.

«Лантис», который шел впереди нас метрах в двухстах, бесстрашно взлетел на эстакаду и понесся навстречу засаде. Я вывел джип с шоссе следом за ним, слабо понимая, на что он рассчитывает.

– Прямо как камикадзе, – прокомментировал маневр «Лантиса» Ганин.

– Камикадзе, Ганин, летали, а этот едет – все гораздо прозаичнее…

Закончить многозначительную тираду я не успел. На полной скорости «Лантис» свернул перед засадой влево, пробил ограждение и пикирующим черным соколом спланировал вниз на основное шоссе.

Что бы сделал на моем месте любой другой старший офицер полиции Хоккайдо? Подъехал бы спокойно к засаде, отдал соответствующие приказания и поехал в аэропорт пить кофе в уютном кафе и ждать донесений. Но я, майор Минамото, носитель доблестной фамилии, дающей в заковыристой ситуации всякому представителю нашего славного рода упругие ястребиные крылья, привык плевать против ветра, грести против течения и тушить костер керосином. Я краем глаза проверил, пристегнут ли Ганин, нажал посильнее на акселератор и полетел вслед за «Лантисом».

Удар об асфальт нижнего шоссе был не таким сильным, каким представило его мое разыгравшееся в последние часы воображение в те две секунды свободного парения над грешной землей, в которые колеса джипа, массивные, как его угомонившийся благодаря меткости моего друга бейсболиста-городошника хозяин, не терлись о шершавое дорожное полотно, а закручивали вокруг себя вихревые потоки начинающего остывать после короткого летнего счастья воздуха. Судя по розовощекому Ганину, ему тоже удар о шоссе не показался смертельным.

Но вот кому не повезло, так это непристегнутому в багажнике Мацумото. Его грузный корпус, находившийся несколько мгновений в состоянии невесомости, рухнул об днище с такой силой, что мы с Ганиным и без встречных комментариев поняли, что нападение сзади в течение еще двух-трех часов нам не грозит.

Но самое удивительное, что «Лантиса» впереди мы не