Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

она извинится перед Максимом за то, что дед испортил ему жизнь и карьеру, она справится. Только надо заставить себя двигаться и думать. Самое главное то, что Елизавета Павловна её поняла и простила.

Нужно двигаться дальше. Она обвела глазами огромную гостиную, в которой сидела, забившись в самый дальний угол. Темнота пугала, словно она опять маленькая девочка, но и зажечь свет она не могла — тогда вспоминался яркий свет допросной.

Катя снова сжалась в комок, укрываясь пледом с головой. Город за стенами квартиры продолжал жить, не зная каких сил стоило Кате добраться из больницы до дома и не сгореть от страха и стыда.

В Муроме, когда сорвалась помолвка с Максимом, ей было легче — она тогда знала, что ни в чем не виновата. Сейчас груз предательства давил на плечи, заставляя прятаться. Она даже презрение из-за огненного змея пережила бы — знала, на что шла и ради кого… Нет, ради чего — тогда она думала, что спасает Отчизну. Собственное предательство пережить труднее. Нести его в сердце и идти при этом с гордо поднятой головой у неё не получалось.

Шорохи в доме затихали. Соседи ложились спать. Катя вздохнула, пытаясь выпрямиться. От этой квартиры придется отказаться — не с её жалованием тут жить. Значит, надо искать новое жилье и потихоньку начинать собирать вещи. Теперь от много придется отказаться. Госпожа Даль не может себе позволить привычную жизнь.

Одно утешает — чин коллежского асессора она заслужила сама. Его не отберут. Она осталась дворянкой, а вот её детям придется трудно — начинать почти с низов этой жизни… Разночинцев общество не уважает. Впрочем, какие дети, она и замуж-то не собиралась — безродных, отрекшихся от предков замуж не берут. Кому они нужны — те, от кого даже родственники отвернулись? Обществу все равно, что Катя сама отказалась. Она знала: дед упрямый и упорный. Он убедит свет, что это он отказал Кате в праве на имя.

В дверь позвонили. Так не вовремя — Катя не была готова кого-то видеть. Ей не до гостей сейчас. Горничную она рассчитала еще днем, когда приехала из больницы, так что никто не пойдет и не откроет дверь. Кати дома нет. Под дверью кто-то потоптался, потом раздался шум удаляющихся шагов. Все правильно.

Снова воцарилась тишина.

Время замерло: от мысли забиться и ни о чем не думать до мысли наконец-то встать, включить свет и двигаться пролегла целая вечность.

В дверь опять позвонили. Дверной звонок противно визжал, ударяя по ушам. Катя ладонями их закрыла, но визг проникал и ввинчивался в мозг даже через них.

И снова тишина. Катя только убрала ладони от ушей, как дверь вздрогнула под дробью ударов. Потом присоединился голос — встревоженный, слишком громкий для этого вечера:

— Екатерина Андреевна! Откройте! Я знаю — вы дома! Я уточнял у дворника — вы приехали из больницы! Считаю до трех и выбиваю эту грешную дверь!!!

И откуда в педантичном, умеющим скрывать свои чувства Максиме взялась такая экспрессия?

— Катя! Раз!

Она заставила себя встать и держать осанку.

— Два!

Только такой мелодрамы в её новой жизни и не хватало. Она дошла до двери и открыла её под грозное:

— Три!

Максим в своей голубой форме жандарма, весь какой-то всклокоченный и совсем не напоминавший лощеного офицера, зажав букет с розами под мышкой, шагнул в комнаты и почему-то обнял Катю, крепко прижимая к себе. Дверь захлопнулась за ним с оглушающим грохотом. Как водевильно и глупо.

— Сейчас… Пару секунд, Катюша… И я возьму себя в руки. Только сейчас вырвался со службы. Весь день был как на иголках — мне Громов все о тебе рассказал. Думал, с ума сойду, пока доживу до вечера.

Она обмякла в его руках, словно стержень, заставлявший держать гордо плечи, из неё выдернули.

— Максим… Яковлевич…

Его руки были такими нужными сейчас, но она помнила — он отказался от неё, когда она была княжной, сейчас она вообще никто. Он шептал:

— К черту все! Катенька, я рядом, я по-прежнему люблю тебя и никогда не забуду. Позволь мне быть рядом с тобой — хотя бы сейчас, когда тебе сложно.

— Максим, я же «Катеринка».

Он буквально прорычал в потолок, окончательно теряя самообладание:

— Да когда ты уже поймешь, что я так не мог тебя назвать!

— Дед…

— Твой дед, когда я пришел свататься, с порога мне заявил, что не таким нищим крысам, как я, просить руки княжны Дальногорской. Что зуд в штанах зудом, прости за такие подробности, а княжну мне не прокормить и вообще её не для меня растили. Я же сказал, что ты не «катеринка», которую думают кому удачнее сунуть, а взрослая и самостоятельная барышня, которая сама может решать свою судьбу. Полагаю, тебе сказали совсем иное. Катенька…

Она призналась куда-то ему в грудь:

— А я от рода отказалась. Я теперь никто. Я еще и Елизавету Павловну предала. Я теперь никому не нужна.

— Я знаю одну нищую крысу, которой ты всегда будешь нужна. Только скажи «да!»

Она кивнула, потом заставила себя сказать:

— Да!

* * *

Огненные боевые шары повисли в небе, разгоняя мрак ночи. Они издавали неприятное шипение, нервируя даже Лизу, шагавшую вслед за Сашей к Шульцу. Опричники, закованные в боевую форму, щедро расшитую серебром, с масками, скрывающими их лица, окружили поляну, чтобы Шульц не вздумал бежать. Впрочем, он даже не пытался — удивленно встал с бревна, на котором сидел у костра и смотрел, как что-то весело варится в котле, подвешенном над огнем.

— Добрый вечер, господа. Это же вы тогда вернули линорма? Чем обязан?

Лиза заметила — тревоги в его взгляде не было, только удивление. Даже сидевший рядом с Шульцем Тиль Кросс лишь приподнял брови вверх, а потом принялся что-то утешающе говорить мелкому, только кожа да кости светловолосому мальчишке лет семи-восьми, не больше. Вот мальчик как раз испугался и замер, успокоившись только в объятьях Кросса. Черная опричная форма многих пугает.

Странно, тогда в «Змеевом доле» Шульц ни слова не сказал о мальчике. Сыне? Воспитаннике? Слуге? На Шульца мальчик не был похож ни капли. Скорее уж на Кросса, но тот слишком молод, чтобы иметь ребенка.

Саша поздоровался в ответ и сказал, тоже с интересом рассматривая мальчика:

— У нас к вам, господин Шульц, множество вопросов. Начиная с того, что вы спешно уехали, даже не успев заверить свои показания…

Шульц бросил на мальчика косой взгляд и подошел ближе к Саше и Лизе: