Дальний билет - Михаил Сидорович Прудников

class="p1">— Мы, несомненно, договоримся с вами. Мы, несомненно, останемся друзьями.

Если бы Вальтер оставался на грани дозволенного и недозволенного, может быть, его акция увенчалась бы недолгим успехом. Но люди его пошиба, порой сами не отдавая себе отчета, теряют чувство меры, играют с огнем.

Писатель, сетуя на то, что от него отвернулись многие вчерашние знакомые, одновременно заверил Вальтера, что не изменившие ему люди — как раз те, которые Вальтеру нужны. Залежавшаяся без сбыта в дипломатических подвалах антисоветская литература могла найти адрес, и Вальтер решил не упускать удобного случая, с чем и был пойман за руку.

Во время следствия он пытался отговориться неосведомленностью, контакты с писателем объяснял личной инициативой, клялся в непричастности к каким-либо специальным органам. Но… был остановлен фактами. В числе этих фактов ему привели и послевоенную деятельность в Западном Берлине. После очной ставки с Круминьшем Вальтер стал давать показания.

* * *

Но тогда, в сорок пятом году, нас больше интересовал Клюгге.

Путешествия Виктора и Круминьша по берлинским фотографиям результата не давали. Красномордый не появлялся, и мы, задержав Круминьша, если и приблизились к тайному складу боеприпасов, последнего шага все же никак не могли сделать.

Параллельно разрабатывалось дело о мыле, и пока ничто не говорило о том, что две эти истории срастутся.

Все решила встреча Вознесенского с Мартином. Из показаний Круминьша можно было сделать вывод, что Мартин и Красномордый — одно лицо.

Получить фотографию Мартина было нетрудно, и наша догадка подтвердилась.

То, что Красномордый знает адрес Клюгге, было лишь одним из наших предположений. Но и оно, и другие версии заставили решать вопрос: что делать с Мартином? Мы не знали, насколько разговорчивым он окажется после ареста, и стали искать иные способы вызвать его на откровенность.

Так родилась идея инсценировать продажу тола. По ней мы рассчитывали также получить в свои руки Розена, но гауптман оказался осторожен и послал вместо себя Карла. Это обстоятельство было непредвиденным и заставило на ходу изменять план.

Однако и в измененном плане оставались два «но». Мы не могли быть уверены в искренности Мартина, назвавшего отель, в котором обитал Клюгге, а кроме того — осведомленность Мартина могла оказаться устаревшей либо просто ошибочной.

На допросах Мартин пока что молчал, а у нас не было времени дожидаться его разговорчивости. Обеспечение мирной обстановки в районе требовало немедленных действий.

Нужно было идти на риск. Мы тщательно обсудили детали и разработали варианты.

Так началась еще одна операция нашего немецкого друга, Карла Фрейнда.

* * *

Генрих Клюгге, он же Антиквар, он же… Впрочем, не будем перечислять многочисленные имена и клички сорокапятилетнего ветерана специальных гитлеровских служб. Генрих Клюгге спокойно спал в номере берлинского отеля.

Происходящее в мире не касалось Генриха Клюгге. Что бы ни случалось на планете, он не терял, а приобретал. Он твердо знал — у империализма всегда будет спрос на шпионаж и диверсии, а значит, его звезда не закатится. Он считал — если бы все гестапо провалилось в тартарары, ему удалось бы стать исключением. Потому что он — профессионал самой высокой пробы. Такие не проигрывают, был уверен Клюгге, а если проигрывают их хозяева, то всегда можно найти новых, которые станут платить не хуже.

Ему не о чем было беспокоиться — он еще нигде не оставил улик. Конечно, он понимает, почему его не перевезли через океан сразу, — сейчас то время, когда можно показать себя на деле. Ну что ж, он с честью выдержит этот своеобразный испытательный срок.

Организованный им диверсионный отряд оснащен мощным складом, количество ВВ на котором растет с каждым днем, и скоро, очень скоро начавшиеся у союзников противоречия отзовутся эхом взрывов и мир поймет, что фашизм по-прежнему существует.

А он, Генрих Клюгге, как всегда, останется в стороне.

Наверное, ему снились сладкие сны, потому что он очень неохотно проснулся от стука в дверь.

— В чем дело? — спросил он недовольным, но твердым голосом.

— Срочная телеграмма, — ответили ему через дверь, и что-то зашевелилось в его памяти. Он понял — что, когда открыл дверь.

На пороге стоял его минский сотрудник Карл Фрейнд.

— Вам кого? — спросил Клюгге.

— Вас.

— Кого — меня?

— Вас, шеф.

— Войдите, — жестко сказал Клюгге. — Я любопытен, и ночной визит незнакомца мне интересен.

— Я спрятал в лесу, — начал Карл, — семь машин с толом. Дорога в лагерь отрезана. Лагерь эвакуировался в неизвестном мне направлении. Адреса склада я не знаю.

— Кто это надоумил вас сообщать столь дикие сведения мирному обитателю отеля?

— Гауптман Розен.

— Откуда неизвестный мне гауптман знает мой адрес?

— Его знал Мартин.

— Что это за господа и где они сейчас?

— В лесу, возле машин.

— Почему они решили послать вас, а не явились сами, если утверждают, что знакомы со мной?

— Но это же самое утверждаю и я, — сказал Карл.

— Вот как? — «удивился» Клюгге. — Очевидно, вам свойственно делать ошибки, и вы не думаете о том, что одна из них может оказаться последней. Это я — в качестве общих рассуждений. Ну так а что, собственно, вам нужно от меня?

— Приказов. Что делать с грузом?

— Хм! — Клюгге «недоумевал». — Вообще-то могу дать совет. Кажется, вы вляпались с ним. Бросьте его.

— Его обнаружат русские. Этого будет достаточно, чтобы они забили тревогу. Даже если они собьются с нашего следа…

— Черт возьми! — перебил Клюгге. — Вы требуете от меня решать задачи, с которыми я сталкиваюсь впервые. Я любитель головоломок, но тут… Впрочем, давайте попробуем. Итак, вам надо получше спрятать товар. Вы не знаете — куда. А разве этот ваш Розен тоже не знает?

— Гауптман Розен тяжело ранен. Я оставил его в бессознательном состоянии. Он находится в нем уже третий час. Мне показалось, что он умрет, не приходя в себя.

— Не обошлись без выстрелов? — Клюгге продолжал комедию, но глаза его сузились, смотрели пристально. — Значит, Розен не в себе и, наверное, именно поэтому дал вам адрес берлинского отеля?

— Он упоминал вас в бреду, — ответил Карл. — Мы с Мартином признались друг другу, что эта фамилия нам знакома, и решили, что я направлюсь к вам.

— А кто же ранил вашего Розена?

— Розен стрелял в себя сам.

(Надо сказать, что эта фраза Карла оказалась пророческой — Розен действительно застрелился в окруженном нами лагере).

— Интересно! — сказал Клюгге. — С какой стати?

— Мы разоблачили его махинацию с оплатой товара.

— Сколько же он хотел присвоить? — спросил Клюгге.

— Что-то около миллиона.

— Ваш Розен — дурак, — зло сказал Клюгге. — Уверен, что его хозяева знали об этом миллионе и