Сам себе приговор - Николай Иванович Леонов

менее платье, шарфик и туфли на высоком тонком каблучке внимательно рассмотрел. – Нет, я не помню ни платья, ни этих туфель. Шарфик вроде бы ее, но это не точно, – заявил он. – Если бы вы показали мне ключи от ее машины или от квартиры, кошелек или обручальное кольцо, драгоценности, которые я ей дарил, то я бы наверняка все эти вещи узнал. А вот это барахло… Нет, я не могу сказать ничего определенного.

– У супруги была своя машина? – заинтересовался Лев Иванович. Какой марки?

Он быстро прошел к столу, за которым писал показания Тарасова, и приготовился записывать новые данные.

– У Светланы была… Или есть – темно-синяя «Тойота Камри» китайской сборки.

Тарасов назвал регистрационный номер автомобиля, и Гуров записал его отдельно в блокнот, намереваясь узнать подробнее о машине от гаишников.

– Она уехала на ней, как я понял, – вопросительно посмотрел он на тренера.

– Во всяком случае, в гараже машины нет. Я проверял.

– Еще вопрос. Какая группа крови у Светланы Владимировны?

– Вторая положительная, – без запинки ответил Тарасов.

Гуров нахмурился.

– Что ж, раз по вещам вы ничего конкретного сказать не можете, то придется нам с вами проехать в морг для опознания тела.

Тарасов покраснел, потом побледнел и воскликнул, указывая Гурову на циферблат дорогих часов у себя на запястье:

– У меня важная встреча через полчаса! Давайте опознавание перенесем на завтра.

Льву Ивановичу все больше и больше не нравился этот тренер женской молодежной сборной по гандболу. Ему предлагают проехать для опознания тела, которое может принадлежать его жене, а он просит перенести опознание, ссылаясь на какую-то там, пусть даже важную для него, встречу. Ну и ну!

«Вмазать бы ему хорошенько пару раз по его смазливой физиономии», – подумалось Гурову, но он сдержал порыв. Спрятав вещественные доказательства в сейф, потом, взяв со стола какую-то нужную ему бумагу, спокойно повернулся к Тарасову спиной и направился к рыжему Чижову.

– Юра, мне нужно, чтобы ты съездил прямо сейчас по этому адресу и узнал, только аккуратно, у этой женщины, – Гуров постучал пальцем по написанному, – где сейчас находится ее брат. Его фамилия тут тоже записана. Если откроет двери женщина, спросишь, где он. И если его у нее нет, скажешь, что ты кореш ее брата, и вы вместе отбывали наказание. Пусть даст его адрес или, если он работает, название предприятия. Попроси ее не звонить ему, мол, сюрприз. А вообще действуй там по обстоятельствам. Понял?

– Понял, – ответил Чижов, изучая адреса и фамилии. – Мне этому Юркову на глаза не показываться. Правильно?

– Угу. Разве что он сам тебе откроет двери, тогда скажешь, что дверью ошибся. Фото внимательно посмотри, – снова кивнул на бумагу Лев Иванович. – А так – только узнай, где он сейчас базируется. Позвонишь мне, а дальше решим, что нам дальше делать.

– Хорошо, – Чижов быстрым шагом вышел из кабинета, а Лев Иванович, как ни в чем не бывало, повернувшись к Тарасову, сказал, потянувшись рукой к плащу, висевшему на вешалке у дверей:

– Ну что, Эдуард Никитович, едемте на опознание.

– Вы что, издеваетесь? – тихо и как-то угрожающе спросил Тарасов. – Я ведь, кажется, сказал, что у меня через… – он опять посмотрел на часы. – Через двадцать пять минут важная встреча.

– А вы позвоните и объясните тому, с кем вы должны встретиться, что можете ненадолго опоздать. Что, мол, есть подозрение, что вашу жену убили и вам нужно срочно поехать на опознание тела. Ведь это так просто – набрать номер и попросить перенести встречу на полчаса позже, – спокойно, но жестко глядя прямо в глаза Тарасову, сказал Лев Иванович.

Тарасов поджал губы и, казалось, раздумывал, как ему поступить, но потом, чертыхнувшись, достал мобильник и позвонил.

– Ирина Игоревна, это Тарасов, – отвернувшись от Гурова и подойдя к окну, заговорил Эдуард Никитович. – Вы уж меня извините, но я на полчаса или чуть больше могу опоздать на встречу. Нет. Это очень серьезная причина. Я вам потом все при встрече расскажу. Давайте перенесем встречу на полчаса хотя бы. Нет, совсем отменять не стоит. Я приеду. Да. Спасибо и до встречи.

Переговорив, Тарасов взял со стула куртку, надел ее и, не говоря ни слова, направился следом за Гуровым к дверям. Лев Иванович шел, не оглядываясь, и спиной чувствовал на себе неприязненный взгляд тренера. Но ему было все равно, как смотрит на него этот человек, который числится в деле об убийстве пока что свидетелем. Гурову было не привыкать чувствовать на себе самые разные взгляды от самых разных людей – в основном настороженные, испуганные, ненавидящие, злые и холодные… И очень редко – теплые, сочувствующие и благодарные.

Глава 11

Опознание тела прошло довольно быстро, хотя приезда следовательницы им пришлось подождать. Протокол опознания должна была написать именно она, поэтому Тарасову пришлось немного понервничать из-за задержки процедуры.

«Он бы так нервничал, когда ему сказали, что убитая может быть его женой, – злился, глядя на Эдуарда Никитовича, Гуров.

Ему, человеку, который уже много лет любит и ценит свою жену, было непонятно поведение Тарасова.

«Положим, надоела тебе жена, и к дочери ты относишься как к неродной, так разведись – и дело с концом. Никто ведь не заставлял вас жить под одной крышей, – рассуждал Лев Иванович. – Но желать смерти когда-то единственной для тебя и горячо любимой женщине… Ладно, пусть не желать, но относиться к ее смерти равнодушно или даже по-хамски – это ни в какие мои представления о человечности не входит. Подозрительный все-таки тип этот Эдуард Никитович…»

Правда, руки у Тарасова, когда он вошел в помещение морга и потом в комнату для опознания, тряслись и цвет лица постоянно был бледным, но это состояние тренера Лев Иванович больше списывал на обстановку в морге и на вид мертвого тела, чем на искренние переживания супруга.

– Нет, это не она, – облегченно выдохнув и быстро отвернувшись, заявил Тарасов, едва ему показали тело.

– Вы уверены? – следовательница, Татьяна Аркадьевна Белова, поморщилась. – Головы нет. Тело долго пролежало в мешке и потеряло, так сказать, свою форму. Вы можете ошибаться. Посмотрите еще раз и внимательней.

– Не надо мне внимательней смотреть, – с совершенно неуместным пафосом заявил Тарасов. – Во-первых, мне это неприятно – пялиться лишний раз на мертвое тело, а во-вторых – на правой ноге, на икре, нет родимого пятна. И на левой груди родинки тоже я не увидел. Не она это. Не Светлана.

Белова записала, все, что ей сказал Тарасов, и сказала:

– Что ж, можете быть пока свободны. Но