Все матери ненавидят меня - Сара Харман

волосы за плечи. – Больно надо, чтобы моя фотография мелькала по телевизору. Мне бы коллеги покоя не дали. Главное, у тебя все хорошо, – уже серьезнее добавляет она и сжимает мою руку. – Мне очень жаль, что так получилось. Флоренс. Ты этого не заслужила.

Жгучие слезы наворачиваются на глаза. Хотя, по правде говоря, пусть Адам ужасно поступил с Мартой, а я – с Робином Секстоном, если бы не история с Алфи, мы с Дженни никогда бы не подружились. Я бы по-прежнему целыми днями смотрела реалити-шоу в одиночестве, доставляла арки из воздушных шаров и мечтала о возвращении на сцену. По-прежнему тосковала бы по былому, ходила бы в тени сожалений о прошлых ошибках и портила себе жизнь.

Конечно, случившееся с Алфи ужасно, но послушайте: возможно, безобидное похищение – не худшее, что могло случиться с избалованным богатым сынком? По крайней мере, сможет написать о своем «тяжелом испытании» во вступительном эссе. Если совсем честно, мне его не жаль. Дженни, конечно, об этом знать необязательно. Подумает еще, что я психопатка.

Сжимаю ее руку.

– Я перед тобой в долгу.

На следующий день заявляются Рисби: Клео, Ролло и Алфи, сияющие от облегчения и сопровождаемые толпой измотанных ассистентов и телохранителей. Интересно, они передумали насчет развода? Впрочем, спрашивать невежливо.

Клео то и дело смущенно запинается. Волосы у нее снова выкрашены в блонд, словно ничего и не было. Она прижимается к Алфи, не желая выпускать его из виду. Она сжимает мою руку и плачет, уткнувшись в кашемировый свитер.

– Я никогда не смогу тебя отблагодарить. Вновь обрести своего ребенка, это… Не описать.

Отвечаю кивком. Клео невдомек, но я прекрасно ее понимаю. Алфи смотрит в пол, устыдившись поведения матери.

– Давай, милый, – подталкивает Клео, и Алфи кладет мне на колени огромный букет белых лилий.

– Это вам. Ну, в благодарность за спасение.

Показалось или на веснушчатом лице промелькнула ухмылка?

– Итак! – вмешивается Ролло, источая благодарность и запах бренди. Его присутствие заполняет всю комнату, как гелий. Он трясет мою руку, словно баллотируется в мэры, не обращая внимания на мою гримасу боли. –  Наилучшие пожелания! – громыхает он, пока ассистент щелкает камерой.

– Не станем тебя задерживать, – Клео заботливо приобнимает Алфи. – Дадим мисс Граймс отдохнуть.

– Секретарь с тобой свяжется. Ну, насчет финансовой стороны вопроса, – Ролло подмигивает.

Сердце замирает. Значит, я получу вознаграждение? Я как-то об этом забыла. И тотчас вспоминаю мистера Секстона. Рисби еще не закрыли дверь, а я уже решаю: деньги я себе не оставлю. Им никогда не исправить того, что я натворила, но начнем пока с них.

На следующий день снимают гипс. Я ухитряюсь наклониться за упавшим карандашом, за что получаю аплодисменты от физиотерапевта. Команда молодых врачей решает: пора меня выписывать. Придется продолжить ходить на сеансы физиотерапии, однако Рождество я вполне могу справлять дома.

В мою последнюю ночь в больнице дружелюбная медсестра, которая ухаживала за мной в первый день, заглядывает во время обхода в сопровождении маленькой фигурки в просторной фиолетовой толстовке.

– Сказала, ваша подруга.

Прищуриваюсь. Линь с лукавой улыбкой опускает капюшон. Она не говорит, что я хорошо выгляжу, и не пытается меня обнять, только протягивает дорожную косметичку.

– Наверняка у тебя ногти хуже некуда, – усмехается она и садится на край кровати.

Где ты была? – пишу я. – Я ходила в «Ноготки», а тебя нет. Думала, Душитель похитил!

– А ты не слышала? Его поймали. Да, – вздыхает она. – Какой-то бородатый инцел из Уондсуэрта. Судя по всему, украл мобильный одной из жертв и подарил женщине, с которой познакомился в интернете. Только забыл удалить файлы из «облака». Представляешь? Так и напрашивался, чтобы поймали!

Терпеливо киваю. Нет, не понять мне увлечение Линь криминальными историями.

А была где?

– Собеседование проходила, – смущается Линь. – У дизайнера, Александра Маккуина. Всего лишь стажировка. Но как же там упахивают! Три этапа собеседований, полный рабочий день в студии, – она раскладывает инструменты на моем подносе с едой и пожимает плечами. – В общем, я справилась.

Расплываюсь в широкой улыбке, от которой лицо болит.

ПОЗДРАВЛЯЮ!

Линь с улыбкой берет мои руки и изучает ногти, как гадалка – чайные листья.

– Зеленые, – определяется она наконец. – В честь нового начала.

Линь приступает к работе, стараясь не задеть капельницу, по которой мне вводят обезболивающее.

– Кстати, у меня новая страсть, – упоминает Линь, нанося жидкость для снятия лака на ватный шарик. – Слышала о воинственных экоактивистах? Эдакая смесь движения «Просто остановите нефть» и «Фракции Красной армии».

Качаю головой.

Линь бросает влажный ватный шарик в мусорное ведро на другом конце палаты и попадает с первой попытки.

– Проще говоря, экотерроризм. Нацелены на первую десятку вредителей окружающей среды. Руководителей нефтяных компаний и так далее. Началось с мелочей – подсыпали сахар в бензобак какого-то генерального директора. Зато сейчас… – ее глаза сияют восторгом, – перешли к подрывам.

Она откупоривает прозрачную бутылочку сушки для лака и покрывает ногти плавными, ровными движениями.

– Благое дело, в общем и целом, – она закручивает крышку и отвешивает поклон. – Вуаля!

Получилось девять безупречных овалов мятного цвета.

– Пропустила палец с пульсоксиметром, – оправдывается Линь. – Ну, что скажешь?

– Нувно блекки.

– Чего нужно? – удивляется Линь, услышав мою речь.

– Блекки.

– А-а, блестки! – Линь улыбается. – Да, верно.

Я выжила. Можно и отпраздновать блестками.

51

Шепердс-Буш

Двадцать пятое декабря

Возвращаюсь домой как раз к Рождеству. В порыве жизнерадостности позволяю Дилану купить настоящую елку. Он выбирает шестифутовую пихту Нордмана в горшке. Она стоит двести пятьдесят фунтов и похожа на кустик, ну да ладно. Дилан ставит елку на почетном месте в гостиной и украшает «экологичными» гирляндами из попкорна и сушеных апельсинов – боюсь, они привлекут крыс. После знаменитого ролика о том, как высохшая елка может загореться за пять секунд и спалить всю гостиную, я поливаю нашу, как одержимая.

На первый взгляд странно возвращаться в прежнюю квартиру и каждый день входить в общую дверь, но честно говоря, ничего не изменилось. Дом есть дом, каким бы он ни был.

На Рождество Дилан с утра пораньше врывается в мою комнату и размахивает «Ред буллом», перевязанным алой бархатной лентой.

– Ха-ха, очень смешно.

Закатываю глаза, а сама радуюсь, что он вообще подумал о подарке. Дилан не верит в Санту, никогда не верил, и все равно мы спускаемся в гостиную, как положено. Я готовлю нам по кружке горячего шоколада с овсяным молоком, пока Дилан копается в куче подарков.

Брук и Джулиан проводят праздники на Сент-Люсии («Наверстываем упущенное в медовый месяц, раз уж нас прервали!»),