Шесть масок смерти - Сюсукэ Митио

Но, как сказал Яэда, родители уже с полгода знали, чем занимается их сын. Что каждую ночь он избивает Буццати.

– По лицу тетушки Акиё я понял, что она все прекрасно знает. Чем занимается их Такая. Ничего не изменилось – следующей ночью Такая снова избил собаку во дворе.

– А зачем ты с ножом полез к ним во двор?

Вечером того дня я спала после ночной смены, когда раздался звонок в дверь. За дверью стоял Харуёси Кидзаки, его переполнял гнев. Только что Кэйскэ открыл их ворота и вломился к ним во двор, а когда Харуёси его окликнул, тот ушел как ни в чем не бывало. Когда я услышала, что Кэйскэ держал в руке нож, я оторопела. Я и представить себе не могла, что он собирался сделать. Сразу же поднялась на второй этаж и спросила его, стоя перед дверью, но, сколько ни ждала, ответа не последовало. Я вернулась в прихожую и, абсолютно не понимая, что происходит, только и могла что кланяться в знак извинения. Всё это время Харуёси не отводил от меня взгляда, будто смотрел на что-то грязное, на человека абсолютно пропащего, которого нельзя было исправить. Уходя, он даже изобразил на лице сочувствие. А сам-то знал, что его Такая проделывает с псом… Понимал, насколько странно ведет себя его сын.

Нет, у меня нет права что-либо говорить по этому поводу.

– Всякий раз, когда Такая выходил во двор, пес сначала пытался убежать. Но веревка на его шее натягивалась, и деваться ему было некуда. Поэтому я решил разрезать веревку. Если и не перерезать ее полностью, так хотя бы надрезать до такой степени, чтобы пес сам мог бы порвать ее.

– А почему ты не сказал об этом, когда произошло убийство? – спросила я, зная ответ.

– Потому что, похоже, ты меня подозревала, мама.

Я была точно такой же, как мать Эдзоэ. Которая, когда из дома пропали деньги, обвинила своего сына. Засомневалась в том, кому должна была доверять больше всех. Именно поэтому Кэйскэ и не пытался рассказать мне то, что знал. Наверняка он мне мстил. Точно так же, как шестилетний Эдзоэ, когда убежал из дома.

Я вспомнила ночь, когда произошло убийство. Когда от Такая Кидзаки поступил звонок в полицию, я была в участке, и мы с Яэдой поспешили на место преступления. Разумеется, я сказала Яэде, что происшествие случилось в соседнем со мной доме, что жертвы – люди, которых я знаю. Когда мы прибыли на место, Яэда расспросил Такая – человека, который первым обнаружил тела, – а затем пошел с опросом по домам. Он сначала выбрал Кэйскэ, потому что его окно выходило на двор соседского дома. При опросе Яэда догадался о ране на левой руке Кэйскэ. Хотя мы жили с ним вместе, я вообще не заметила этого.

Может быть, с этого момента Яэда начал подозревать Кэйскэ. Но наверняка подозрения подобного уровня следователь должен испытывать по отношению к любому человеку. Как следовало из его недавнего звонка, Яэда с самого начала подозревал Такая Кидзаки.

Только я одна подозревала Кэйскэ. Только я одна думала, что, возможно, мой сын – убийца. Раз он заходил к Кидзаки пожаловаться на громкий лай Буццати. Раз он залез к ним во двор с ножом в руках. Раз после происшествия у него была рана на руке. Раз он ничего не отвечает ни на один вопрос. Хотя мы жили с ним вдвоем, я, как ни старалась, не могла разгадать, что у него на сердце.

Так как жертвы были моими соседями, я сама попросила снять меня с расследования. Но на самом деле мне было страшно. Я думала о том, что супругов из соседнего дома мог убить мой сын, и дрожь в моем теле не прекращалась. Наступил рассвет, а я так и не уснула. Не в силах заставить себя пойти в участок, позвонила Яэде и попросила у него выходной. Яэда тут же разрешил мне, но я не знаю, насколько он сумел разгадать, что творилось у меня на душе.

После разговора с ним я отправилась в офис «Сыскного агентства домашних животных. Эдзоэ и Ёсиока». Вспомнила историю о мошенничестве и решила, что эта компания, вероятно, сможет найти Буццати быстрее, чем полиция, да еще и оставит всё в тайне. Наверное, на пропавшем с места преступления Буццати остались улики, указывающие на Кэйскэ. Нельзя, чтобы их обнаружила следственная группа. Мне нужно найти их первой. Если найду Буццати живым, то тщательно его отмою, чтобы не осталось никаких следов. А если мертвым – то тайком избавлюсь от тела.

– Правда, неудивительно, что ты, мама, стала подозревать вечно молчащего хикикомори, да еще и успевшего наломать дров в отношениях с соседями…

– Нет, не так.

– Всё так.

Когда я впервые поняла смысл слова «непоправимо»? Какая разница когда… Этому слову сопутствовал образ: что-то хрупкое разбивается в порошок. Хотя физически ничего не менялось, но эта непоправимость существовала. Тот факт, что, пусть и в течение всего нескольких дней, я подозревала сына в убийстве, никогда никуда не исчезнет. Это останется внутри Кэйскэ и внутри меня.

– Я старался начать все сначала. – Он улыбнулся одними губами и посмотрел в пол. Дождь вроде закончился, за занавеской немного посветлело, но на душе у меня было тяжело и мокро, как будто исчезнувшие с неба дождевые тучи собрались в моей груди. Тяжесть была такой сильной, что мне даже тяжело было стоять.

– Какое-то время назад, когда ты работала, я ходил в рыбацкий порт и расспрашивал рыбаков. Как они ловят рыбу, какая у них жизнь. Работающих рыбаков всегда можно найти в порту, и днем, и ночью.

– Да зачем тебе это…

– Тебе же неинтересно, скажи?

Все, что я делала, было ошибкой.

– Но, мама, хотя тебе и было неинтересно, я действовал, как мог. Недавно я попросился помочь в транспортировке морского окуня до поднятия его в порту. Вот и получил… – Глядя в пол, он показал на свою левую руку в повязке. – Я упал и попал локтем в короб с окунями.

Все казалось непохожим на правду.

– Ты, наверное, думала, что меня укусила соседская собака, но, к сожалению, дело в морском окуне. – Он даже не пытался на меня посмотреть. – Прости… прости меня…

Я почувствовала боль в глазах, как будто их проткнули; хлынули слезы. Но это ни в какое сравнение не шло с той болью, которую испытывал Кэйскэ. Сколько бы я ни просила прощения, этого было бы недостаточно. Я опустилась на колени на пол и протянула к нему руки, но потрогать его не могла