Шесть масок смерти - Сюсукэ Митио

Наверное, Такая рассказывал полицейским и Эдзоэ, что собаку можно найти в лесу или около ветеринарной клиники, поскольку боялся, что ее могут обнаружить. Совершенно точно он дал записать Эдзоэ свой голос, потому что был уверен: собака его боится. Если Буццати найдут и он вернется, пес может лаять и набрасываться на Такая. И тогда полиция начнет его подозревать. Поэтому Такая указал на места, которые были прямо противоположны тем, где Буццати гулял с его родителями. Он и не думал, что его подозревают, поэтому и намолотил такую детскую ложь.

– Господин Яэда… у вас, значит, были припасены важные улики.

Так всегда. Этот дядька всегда скрывает то, что у него есть. К тому же в этом случае я непосредственно не связана с расследованием, так что у него нет никаких обязательств что-то мне сообщать.

– Я тоже должна вам кое-что сообщить… – Я сказала, что прямо сейчас случайно нашла тело Буццати.

– Вот как? Это хорошо. Если на теле собаки остались какие-либо улики, они могут пригодиться при выдвижении обвинения Такая Кидзаки. Сейчас отправлю к тебе людей. Ты где?

Я объяснила свое месторасположение. Яэда вызвал наряд полиции, находящийся неподалеку, и внезапно замолчал. Я с легкостью могла догадаться, что он не решается мне сказать и что именно скрывает.

– Ты и вправду нашла собаку случайно? – спросил он сдавленным голосом. – Онода, ты… случаем, не сама ее разыскивала?

– С чего вы взяли? – переспросила я.

Опять наступила пауза: он подыскивал слова, но в итоге так ничего и не сказал. Я сбросила вызов и вышла из трубы, не дожидаясь следственной группы. После этого долго бродила под дождем, никак не решаясь пойти домой.

…Мокрая до нитки, я застыла перед календарем в столовой, ожидая, пока в моей груди появится решимость. Хотя я знала: сколько бы ни прошло времени, решимости во мне не прибавится.

На втором этаже заскрипел пол. Послышалось, как тихо открывается дверь. Но оттуда никто не вышел. Через некоторое время дверь снова закрылась. В груди моей так и не появилось достаточной решимости. Однако я все равно отошла от стены, шевеля не слушавшимися меня ногами. Вышла из столовой и поднялась по лестнице на второй этаж. Встала перед дверью, за которой ничего не было слышно. Внутри меня непрерывно прокручивалось имя, но я не могла его произнести.

– Входи уже.

Голос за дверью опередил меня. Сколько времени прошло с тех пор, как сын так обращался ко мне, голосом? Пять дней назад я услышала его голос, когда он отвечал на вопросы Яэды. После этого, что бы я его ни спрашивала, он не отвечал мне – сидел, запершись в своей комнате, как обычно.

Я вытянула вперед дрожащую руку и, бессмысленно постучав в дверь, взялась за ручку. Открыв ее, увидела Кэйскэ: он сидел на полу перед компьютером, по-турецки сложив ноги. Сын пристально сквозь очки посмотрел на меня, промокшую с головы до ног.

– Утром к соседям приходила полиция. – Он повернул свое бледное лицо в сторону окна, которое выходило на дом Кидзаки. На нем была футболка, которая подчеркивала его худобу.

Даже казалось, что он ничуть не изменился с тех пор, как повредил здоровье в началке и перестал ходить в школу. В то время я была занята работой и не могла быть вместе с сыном. Несмотря на то что я развелась с мужем и была сыну единственным родителем. Кэйскэ не ходил в школу, сидел один дома и сам ухаживал за собой. Но все равно, когда я возвращалась домой, встречал меня с улыбкой и приветствовал: «С возвращением!» А потом с гордостью показывал мне свои тетрадки, где красивым почерком были сделаны все задания, которые проходили в школе за этот день. Я думала, какая сильная воля у ребенка, может все делать сам… Вскоре он перешел в среднюю школу, а затем в старшую – и тут стал заботиться о себе по минимуму. Потом бросил университет, в который сумел поступить, и перестал выходить из своей комнаты. Но я верила, что когда-нибудь он сам сможет преодолеть это. Протягивать ему руку помощи было нельзя, иначе он никогда не станет самостоятельным. Так я думала.

– Это же Такая сделал, да?

Кэйскэ снова посмотрел на меня. Я скрыла свои чувства за кивком и отвела взгляд. В комнате не было того беспорядка, который я себе предполагала. С тех пор, как Кэйскэ заперся тут, и даже после происшествия в доме соседей я не могла зайти к нему. Мне было страшно, что он что-нибудь в меня кинет; помнила до сих пор, как болели руки, когда я прикрывалась ими в прошлый раз.

– Мне недавно звонил начальник, рассказал об этом.

– Тебя это удивило?

Я сделала усилие и посмотрела на него, но на этот раз он отвел взгляд.

– Уж не думал, что он настолько съедет с катушек…

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Кэйскэ замолчал на какое-то время. А затем заговорил о том, чего я не знала, как будто заранее заготовленными фразами…

Кэйскэ из своего окна видел, как Такая каждую ночь избивает Буццати во дворе.

– Он бил его по голове, по спине много-много раз. Буццати пытался убежать, но он ничего не мог сделать: к его шее была привязана веревка. Сначала он лаял тихонько, но Такая зажимал ему руками нос и пасть и бил снова, и пес переставал лаять. Поэтому муж и жена Кидзаки не замечали, что творится у них во дворе.

– Поэтому ты пожаловался жене Кидзаки, что тебе мешает лай собаки?

Я хорошо помню тот день. Я вернулась поздно вечером после дневной смены. Кэйскэ стоял в проеме двери дома Кидзаки. Я почти никогда не видела, как он выходит из своей комнаты, а тут он стоял и говорил с нашей соседкой Акиё Кидзаки. Я поспешила туда, но Кэйскэ уже ушел оттуда и открыл дверь дома. Я спросила у Акиё, о чем они говорили, и она, немного посомневавшись, ответила:

– Он сказал, что наша собака мешает ему своим лаем по ночам.

Но я никогда не слышала, чтобы кто-то лаял ночью, и никто из соседей никогда не упоминал об этом. Я была обескуражена, и Акиё Кидзаки, как мне казалось, демонстрировала те же самые чувства. Почему ему пришло в голову выдумывать дурацкие жалобы? Зачем моему сыну понадобилось врать?

– Я понимал, что сказать прямо не получится, поэтому и придумал эту историю. Думал, что в таком случае или муж, или жена проверят, что делает их собака по ночам, и тогда, наверное, узнают,