999,9… Проба от дьявола - Юрий Гайдук

Питая к начальнику УБЭПа невольную симпатию, секретарша молча кивнула.

— Передайте ему, что буду.

Обозначенный Вячеслав Евгеньевич, как поговаривали в городе злые языки, составлял порой мэру компанию для «выезда» на природу, а также при игре в преферанс. Вызов к начальнику Воронцовского ОВД не предвещал ничего хорошего, и Рыбников не ошибся в своем предчувствии. Сидя за столом и не поднимая головы от лежащей перед ним кипы официальных бумаг, Цыбин молча указал на стул, заставил подполковника выждать, пока закончит просматривать очередной документ, чтобы поставить на нем росчерк своего пера, и только после этого поднял глаза. Долго сверлил тяжелым взглядом, словно желал убедиться, действительно ли перед ним сидит тот самый мудак, накуролесивший черт знает как в Лепешках, и наконец выдавил из себя:

— Ты хоть понимаешь, что натворил?

Его голос был глухим от злости, однако слово «что» он произнес с таким нажимом, что казалось, зубы начнут крошиться.

Спокойно выдержав испепеляющий взгляд полковника, Рыбников, уже готовый к подобному накату, ответил:

— Простите, я не понимаю, о чем вы.

— Не понимаешь, значит? — Лицо Цыбина побелело, и он взорвался криком: — Ты из себя дурочку-то не строй! Не строй! И вообще, кто, спрашивается, позволил тебе проводить эту зачистку? Причем ночью! С захватом частных владений и со стрельбой!

Цыбин кричал что-то еще и еще, пока Рыбников не осадил его спокойным голосом:

— Ну, во-первых, я не понимаю, к чему подобный тон, а во-вторых, вы позволите наконец-то и мне слово сказать?

— Что-о-о? Да ты еще и в позу встаешь? — искренне возмутился Цыбин. Хотел было рявкнуть еще что-то громовое, однако Рыбников уже не слушал его.

— А теперь по существу заданных вами вопросов. — Подполковник был предельно вежлив, спокоен и корректен. — Никакой зачистки не было, и вообще кое-кому в нашем городе пора бы исключить это словечко из своего лексикона, когда дело касается задержания или ареста наркоторговцев и прочей оккупировавшей городские рынки швали. Далее…

— Да ты… ты хоть понимаешь, что говоришь? — вскинулся Цыбин, и его лицо, обычно воспаленно-красное, стало белым как мел.

— Я-то хорошо понимаю, а вот кое-кому неплохо было бы и мозги свои прочистить.

Тяжелое, угрюмое молчание — и вдруг хрип зашедшегося в гневе человека:

— Ты… о ком это?

«Господи, какой же он дурак!» — пронеслось в голове Рыбникова, однако надо было что-то отвечать, и он, пытаясь оставаться максимально сдержанным, спокойно произнес:

— Послушайте, Вячеслав Евгеньевич, мы давно знаем друг друга, давно вместе работаем, и поэтому прошу вас, не надо устраивать этот цирк, хотя бы со мной.

На этот раз Цыбин сумел сдержать себя и только прошелся по лицу подполковника пронзительным взглядом.

— Почему эта операция прошла без моего ведома? — сквозь зубы процедил он.

— Так уж сложилась оперативная обстановка. И если бы мы протянули с задержанием еще пару часов, то можно было бы и не выезжать в Лепешки.

— И что, это задержание шло с ведома Ярового?

Этот вопрос Цыбин задал как бы походя, однако тут же отвел в сторону настороженный взгляд, и этого не мог не заметить Рыбников.

«Ах ты ж, сучонок продажный! — пронеслось у него в голове. — Вот, значит, чего боятся твои корешки-приятели!»

Но вслух вынужден был соврать:

— С чего бы это в наши дела соваться Следственному комитету России?

Цыбин, видимо, тоже догадался, что допустил оплошность, но не выдержал, проворчал:

— А он, этот самый комитет, теперь во все дырки суется. Будто без них, мудрецов гребаных, наши следаки справиться не могут. — Замолчал было, тяжело дыша, однако не выдержал и вновь уставился на Рыбникова пронизывающим взглядом: — А что за стрельбу вы устроили? Мне мэр только что звонил, он в бешенстве. Ему уже куча жалоб посыпалась, и еще неизвестно, чем все это закончится.

— Даже так? — искренне «удивился» Рыбников. — А ему, собственно, чего волноваться? Лепешки — это уже область, и не в его компетенции соваться туда со своим уставом. Он бы лучше разобрался на городских рынках с теми, кто без российской регистрации там ошивается да дурью торгует.

— Ну это, положим, не твоего ума дело, — повысил голос Цыбин, — а вот что касается твоих действий, стрельбы и прочего… Придется рапорт писать, ну а там уж видно будет, в какую сторону оглобли повернутся.

— Можно, конечно, и рапорт, — согласился с ним Рыбников, — только я не думаю, что это поможет мэру в расправе со мной. Кулаев спустил с цепи своего пса, и, когда тот завалил на землю находящегося сейчас в больнице омоновца, эту озверевшую тварь вынуждены были пристрелить. Да и то она ему кисть руки успела прокусить и уже к горлу подбиралась.

— Ну, об этом ты на комиссии расскажешь, — перебил Рыбникова Цыбин, — а сейчас пиши рапорт.

В его глазах появился недобрый блеск, он не смог сдержать своей неприязни к слишком самостоятельному и принципиальному подполковнику.

— Короче, до окончания полного разбора нынешнего ЧП и вынесения решения относительно твоей персоны я отстраняю тебя от работы. Попрошу сдать все дела.

Рыбников молча смотрел на Цыбина и не верил своим ушам.

«Он даже не понимает, что творит. Господи, ну почему все так? Недаром говорят, что на Руси две главные беды, которые невозможно победить, — дураки да плохие дороги, и вот один из них сидит перед ним, раскрываясь в полной своей красе».

Впрочем, не надо было заканчивать Высшую школу милиции, чтобы понять, что уже многие годы творится в Воронцово. Черное золото, неиссякаемым потоком уходившее с золотой фабрики, вконец развратило души городской «элиты», имевшей к этому корыту доступ, и теперь они творили, что хотели, возомнив себя полными хозяевами жизни.

Да, все было именно так, и от понимания этого становилось очень грустно.

— Премного извиняюсь, — с ехидцей в голосе произнес Рыбников, — только не могу я вам сдать свои дела, как говорится, не волен, да и вы, товарищ полковник, не в той компетенции, чтобы принимать их у меня. Для этого потребуется как минимум специальное указание Ярового, в оперативно-следственной бригаде которого я задействован, а он вряд ли согласится с вынесенным вами приговором.

Цыбин молча слушал Рыбникова, и его лицо превращалось в меловую маску.

«Как бы кондратий мужика не хватил, а то ведь припишут и это».

Цыбин между тем продолжал сверлить глазами подполковника.

— Считай, что ты уже уволен! — наконец процедил он. Затем добавил чуть громче: — И могу тебя заверить, что никакой Яровой тебе уже не поможет.

И он кивком головы указал на дверь.

Почти всю ночь, пока в Лепешках