Человек, который не боялся - Джон Диксон Карр

– Что-нибудь увидите? – переспросил Кларк.

– Вы ведь прекрасно понимаете, что я имею в виду. Вы сказали, что видели или слышали там некие проявления. В чем они выражаются? Что именно там творится? Я уже говорила Бобу: меня не тревожат всякие там шумы, шорох мышей, стук ставень. Подобное мне привычно. Все это могу даже у себя дома услышать. Но мы что-то еще и увидим?

– Очень надеюсь, мисс Фрейзер.

– Что, например?

Дробь дождя с новой силой ударила в окна и побежала по крыше. Укрывшись в одной из множества освещенных коробок, стройными рядами выстроившихся вдоль городских улиц, мы спокойно прислушивались к звукам ненастья. Басовитое завывание дымохода нас тоже не пугало. Пятнадцатое мая представлялось отдаленной чуть ли не вечностью датой. Помню, это даже вызывало разочарование. Сколько работы придется сделать, сколько скучных недель прожить, в скольких автобусах протрястись среди городского шума и грохота, прежде чем доживем мы до романтического приключения на побережье Эссекса. Проклятье! Почему оно не могло произойти уже завтра? Проклятье! Почему оно вообще должно было произойти?

Глава третья

– Вот оно, наше пристанище на ближайшие четыре дня, – останавливая машину, объявил Энди Хантер.

Мы с Тэсс, ехавшие на заднем сиденье, приподнялись, бросая первые взгляды на Лонгвуд-хаус. Фронтальной частью он был обращен на юг. Над левым крылом дома пылал закат, пламя которого простиралось к востоку, широким розовым всполохом ложась на фасад и высвечивая все его детали.

Здание располагалось на небольшом возвышении посреди ровного участка земли, обнесенного лишь низкой, грубо сложенной из камней стеной, через которую ничего не стоило перепрыгнуть. От главной дороги она отстояла ярдов на пятьдесят. Перед ней не росло ни кустов, ни деревьев, но по ту сторону от дороги деревья были, и сквозь них проглядывала низкая горизонтальная дымчато-фиолетовая линия побережья.

У Тэсс, помню, вырвался восхищенный вздох.

Всего в два этажа, приземистый, но широкий, с пологой крышей, покрытой гонтом, и чуть выдававшимся вперед восточным крылом – Лонгвуд-хаус имел такую вот форму:

Построен он был из темных массивных бревен. Фасад украшал гипсовый орнамент, похожий на геральдические лилии. Закат играл на этом орнаменте розовым светом, превращая его в подобие герба какого-то древнего знатного рода. Широкие окна с перемычками, разделявшими стекла на четыре части, пылали розовым. Островерхую крышу над главным входом, шестиугольные эркеры на стыках двух крыльев и множество труб, двойных и тройных, которые выступали на фоне темнеющего северного неба, закат тоже не оставил своим вниманием. Дом походил на старый кряжистый дуб, но тем не менее выглядел аккуратным и ухоженным, равно как и подъездная дорожка из мелкого гравия, широким изгибом охватывающая весь черно-белый фасад.

Тэсс не отводила от дома глаз.

– Как он прекрасен! – воскликнула она.

Энди Хантер вынул изо рта трубку и повернулся к ней:

– Ну а ты чего ожидала?

– Не знаю. Наверное, какую-нибудь старую ветхую развалюху.

– Старую ветхую развалюху! – возмутился Энди. – А я, по-твоему, что здесь делал последние шесть недель?

Над Энди порой смеются из-за его медлительного ума и степенно-серьезного поведения. Он из тех, кто, прежде чем вам ответить, сперва минуту-другую обдумает ваши слова. Вот и сейчас он сидел, откинув голову, держа перед собой трубку и, судя по несколько напряженному выражению смуглого лица, размышляя, что именно он должен нам рассказать о доме.

Мне вспомнились давняя танцевальная вечеринка и двадцатилетний Энди в компании с романтичной девушкой двумя годами младше его, за которой тогда он ухаживал. Летний вечер выдался донельзя прекрасным. Они вместе стояли на балконе. И вот, проходя мимо, я услыхал, как молодая леди восхищается огромной желтой луной, а Энди самым пространным образом ей объясняет почему с научной точки зрения луна нам кажется желтой.

Людям, плохо знающим Энди – долговязого, с вечной трубкой и в галстуке выпускника непрестижного учебного заведения, – легко счесть его лишенным фантазии тугодумом, однако решительно уверяю вас: это не так. Внешность его и манеры обманчивы.

– Дом совсем не похож на такой, с которым что-нибудь там… – сказала Тэсс и, напустив на себя столь же сосредоточенный вид, как у Энди, вдруг щелкнула его по носу.

– Прекрати!

– Только, пожалуйста, не прикидывайся, будто не понимаешь. Под «что-нибудь там» я имею в виду не прохудившуюся крышу и ветхие окна. Тебе ведь ясно. Правда?

– Да неужели? – сощурился он. – Сядьте-ка оба. Я собираюсь подъехать к дому.

От заката его лицо порозовело. Во взгляде, который он кинул из-под густых, почти сросшихся бровей на Тэсс, мне почудилась воинственная невозмутимость. Он фыркнул и произнес с почти сомкнутыми губами:

– Ерунда.

– Но мистер Кларк утверждает, что в доме творится разное. Ты много времени ездил сюда день за днем. Неужели ни разу ничего не заметил, Энди?

– Нет.

– И не услышал?

Энди, не отвечая, отпустил педаль сцепления. Машина кашлянула и съехала с основной дороги на грунтовую. Тэсс пришлось сесть. Казалось, не мы приближаемся к Лонгвуд-хаусу, а сам он, древний, слегка зловещий, на нас надвигается. Теперь геральдический черно-белый щит на фасаде стал настолько различим, что мы разглядели щербины на бревнах, несколько трещинок в гипсе и свернутый перед входом садовый шланг. На аккуратно разбитых клумбах пока ничего не росло. Лужайка же зеленела безупречным ковром, до того тщательно выкошенным, что на ней виднелись ровные светлые полосы от косилки. Стоял ясный теплый безветренный вечер. Почти все окна дома были распахнуты.

Тэсс не зря восхищалась. В свете раннего тихого вечера середины мая Лонгвуд-хаус выглядел великолепно и благородно. Я потрудился узнать его историю, что, вопреки опасениям Кларка, не составляло особенного труда, тем более для практикующего журналиста. Тут даже не требовалось налаживать контакт с местным священником. Необходимые сведения мне принес сборник «Документы комиссии по памятникам истории». Удалось ли добыть его или что-то подобное Кларку, не знаю, но я сумел.

– Это место сильно изменилось в наши дни? – поинтересовался я у Энди.

– Изменилось?

Остановив машину возле парадного входа, он заглушил мотор, и наступила столь гулкая тишина, что голоса наши стали далеко разноситься в теплом вечернем воздухе, а из распахнутого окна на первом этаже мы услышали стрекот пишущей машинки.

– То есть после модернизации двадцатого года и позже, – уточнил я свой вопрос.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Комиссия по памятникам истории утверждает, что значительная часть деревянных панелей была сорвана, камины тоже сложили по новой. А ты, Энди, полагаю, повесил в столовой новую люстру.

Энди поморщился.

– Им только позволь дорваться до деревянных панелей, – произнес он с истинно архитекторским преклонением