Утерянный жемчуг - Крис Велрайт

— Суи, — на прощание поинтересовалась Мэйлинь, — ты не будешь против, если я сама у Жуяна спрошу о том госте?

— Конечно, спрашивай! — Суи чуть замялась, расправляя подол юбки. — Может, заодно намекнешь ему на наше будущее?

Мэйлинь тепло улыбнулась и кивнула. Пусть Суи и была немного ветреной, но любая девушка понимала, что время скоротечно, а без мужа после смерти родителей ей будет совсем тяжело в этом мире.

Глава четвертая

Перед тем, как распрощаться у ворот гостиницы, Мэйлинь и Суи какое-то время смеялись, намазывая лица друг друга сажей из печи. Хозяйка, которая заглянула на кухню, неодобрительно цокнула языком, но девушки знали, что так она проявляла наигранное неудовольствие, свойственное всем взрослым. Госпожа Ицин сама обучила их этому способу стать невидимыми для алчных и недобрых взглядов. Поэтому сейчас, когда Мэйлинь шла по вечерним улицам, единственным, кого ей стоило опасаться, это таких же простых работяг, как она сама. Подобные мужчины могли позволить себе только очень дешевых проституток, и то если повезет. Поэтому всегда был риск, что кто-то недобрый сердцем и темный на помыслы может начать приставать даже к самой жуткой замарашке. Тогда могло спасти только то, что ты принадлежишь к какому-нибудь сообществу. Например, рядом окажется сэянец, который вступится за тебя. Никто не пожелает ввязаться в ссору с целой общиной. Но несмотря на это, Мэйлинь все равно шла быстро и держала голову склоненной, пряча лицо и стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Бывали случаи, от которых не спасало ничего: когда мужчины не только насиловали, но и убивали, что давало им шанс избежать наказания, ведь если жертва мертва, то кто пожалуется?

Ноги сами привели ее к дому, о котором рассказывал господин Лиджу. Она остановилась напротив, внимательно разглядывая аккуратный порог и прочные каменные стены. Почему он приказал ей отчитываться перед ним здесь, а не в Ведомстве Безопасности? Чтобы никто не узнал, что она на него работает или ему просто стыдно иметь дело с такой, как Мэйлинь? Стоит ли ей сейчас зайти к нему и солгать, что ничего не смогла выяснить? А если он догадается, что она врет? Или, может, он и вовсе уже позабыл о ней и сам нашел преступника? Бывает же, что, когда шторм сходит с моря, улов становится лучше прежнего, так может и господин Лиджу успокоился, все обдумал и сам справился с задачей?

Мейлин так и не нашла в себе сил, чтобы подойти к дому. И когда ей показалось, что кто-то на втором этаже чуть приоткрыл занавески, она быстро развернулась и решила, что сделает это завтра.

Вряд ли там сейчас кто-нибудь есть, — она успокаивала и обманывала себя. — Это просто ветер из приоткрытого окна пошевелил легкую ткань. Скорее всего господин Лиджу еще не пришел со службы. А так как свет горел только на нижнем этаже, в пристройке для слуг, то если капитан начнет ее ругать за то, что не пришла, то она скажет, что вышла с работы слишком поздно, и никто не открыл двери.

Остаток пути до дома пролегал по самым жутким улицам бедного квартала. Но Мэйлинь повезло, и она удачно примкнула к знакомому соседу, который тащил на плечах мешок с собранными за чертой города хворостом и корой для розжига, а его сын лет девяти шагал впереди, освещая дорогу факелом. В Портовом районе не было фонарей, вдоль дорог не росли раскидистые сливы, а под ногами — только грязь. Мэйлинь подвязала край юбки узлом, чтобы подол не волочился по земле, жаль, что помочь обуви она никак не могла. В сухую погоду башмачки заметало серой пылью, а вот в дождливую приходилось проявлять ловкость, чтобы не тонуть по щиколотку в чавкающей грязи. В такие дни она останавливалась у моста, что вел в квартал Верхнего города и отмывала обувь, потому что в богатом районе на нее бы смотрели с отвращением, появись она в башмачках, облепленных глиной и комьями земли. А так как каждый торговец сам убирал территорию рядом со своими лавками, то ее легко могли прогнать с дороги метлой, как шелудивого пса. Поэтому она, как и десятки других девушек, спешащих на работу в другую часть города, носили с собой щеточку из козьей шерсти — самый дорогой и ценный подарок, который ей сделал отец.

Сосед и его сын шли молча, Мэйлинь держалась чуть поодаль. Разговаривать и приближаться даже к знакомому мужчине у сэянцев считалось распущенностью. Взгляды синторцев были более вольными, да и жизнь в городе вынуждала девушек вступать в контакты с мужчинами, но сэянцы все равно держались за свои обычаи, как за последнее, что связывало их с родиной. Поэтому они даже нашли оправдание, почему, не смотря на столь строгие взгляды, их женщины вынуждены работать наравне с мужчинами, ведя себя недостойным образом. Все дело в том, что, когда семья была в нужде, боги и духи предков прощали женщинам их отступления от правил, но в кругу семьи и знакомых они обязаны были вести себя, как полагалось сэянкам.

Мэйлинь нравились мировоззрение жителей этой столицы, женщины тут были близки по правам к мужчинам и не молчали в их присутствии по достижению возраста, когда девочка становилась девушкой. Госпожа Ицин тоже уже давно поддалась силе возможностей, которые дарила столица женщинам и не терпела, если работницы стояли молчаливыми истуканами в присутствии гостей.

Мэйлинь попрощалась кивком головы с проводниками и вошла в дом.

— Я дома, — она произнесла это по привычке.

Крохотная комнатушка с печью и тремя циновками. Под потолком висели засушенные травы, засоленная курица и несколько связок чеснока и лука. Здесь было так тесно, что произносить приветствие не требовалось, все и так видели, кто вошел.

— Умойся и помоги мне с ужином. — Мать перебирала фасоль, бережно складывая каждое зернышко на тарелку.

Отец же сидел на одной из циновок и при слабом свете лучины вырезал деревянного коня. Мэйлинь стыдилась признавать, что любила отца больше матери, что бывает редко в сэянских семьях, потому что девочка — это обуза и лишний рот, а Мэйлинь еще и родилась, когда уже никто не ждал детей в силу возраста. Она была слабой и никчемной девочкой, много болела, не могла выполнять как следует всю ту работу, что поручала ей мать. К тому же, на тот момент еще был