Последняя Мона Лиза - Джонатан Сантлоуфер

обманном движении рукой в сторону нагрудного кармана, где лежала вырванная мной из дневника и привезенная в Париж страничка. Листы, найденные за картиной Вермеера, лежали в другом кармане. В результате убийца пошел по ложному следу и отнял у меня не то, что искал. Эта уловка пришла мне в голову за долю секунды; я до сих пор не мог поверить, что она мне удалась, и чертовски гордился собой.

Побродив таким образом целый час, вымокнув и продрогнув, но убедившись, что за мной никто не идет, я стал искать, где бы пристроиться. В баре, куда я заглянул через окно, было слишком людно. Пройдя еще квартал, я наткнулся на небольшое кладбище с покосившимися стертыми надгробиями. Из суеверного страха я стал обходить его по широкой дуге и забрел на глухую улочку, где заметил захолустное кафе. Задержавшись под потрепанным навесом, я отряхнулся и пригладил волосы. В баре сидели два человека, склонившись над своими стаканами. Ни один не поднял головы, когда я вошел.

Бармен предложил мне сесть за столик, но я попросил сначала показать, где туалет.

Простая лампочка на цепочке освещала унитаз, изъеденную раковину, грязный черно-белый кафельный пол. Стараясь не обращать внимания на запах мочи и аммиака, я вытер лицо бумажным полотенцем, вынул из кармана листки бумаги и развернул их. Первая же страница оказалась тем, что я так долго искал. Первая строчка на ней продолжала текст с того места, на котором я остановился.

…внимательно посмотрите на тень, которую отбрасывает рука Лизы дель Джокондо. Туда, где рука граничит с книгой. Вы увидите две крохотных отметины. На вид просто маленькие пятнышки. Но если перевернуть картину вверх ногами и посмотреть в увеличительное стекло, вы сможете разглядеть знак, которым Ив Шодрон пометил все свои поддельные копии.

Две метки – буквы Y и C. Инициалы Ива Шодрона. Этот фальсификатор осмелился подписать свои работы!

Это все, что нужно для установления подделки. Когда вы найдете картину без инициалов Шодрона, это и будет оригинал Леонардо!

Листки бумаги дрожали в моей руке. Я смотрел на эти строки и не мог поверить, что нашел ключ к тайне. Мне нужно было еще раз пойти в Лувр и посмотреть на картину, но теперь я знал, что искать. Я пробежал взглядом остальные страницы – судя по всему, они были написаны уже после того, как Перуджа вышел из тюрьмы. Я положил их обратно в карман, чтобы прочитать позже. Первую, самую важную страницу я сложил в маленький квадратик и, отыскав крошечную дырочку в кармане, протолкнул его туда, чтобы она оказалась в подкладке.

В зеркале над раковиной я увидел свое отражение: заметно отросшие усы и борода, мокрые от дождя волосы, один глаз заплыл от драки, второй искажен трещиной в зеркале. Я смотрел на свое отражение, но из зеркала на меня смотрел мой прадед.

63

Когда я вышел на улицу, дождь опять перешел в легкую изморось, все вокруг было окутано густым туманом. В лужах плавал мусор, половина фонарей не горела, магазины закрыты, в окнах домов не горел свет – не самые приятные места для столь позднего часа.

Какой-то неуклюжий оборванец вынырнул из тумана, да так неожиданно, что я вздрогнул.

– Pardonnez-moi – сказал он, заметив мой испуг. – Je ne voulais pas vous effraye.[74]

У бездомного было удивительно молодое лицо, впрочем, заросшее жиденькой бородкой и наполовину скрытое спутанными волосами.

Я порылся в кармане, вытащил несколько влажных, мятых евро и протянул ему. Он поблагодарил меня и пожелал мне «бон шанс».

Я тоже пожелал ему удачи: мне показалось, что мы оба в ней нуждаемся. Я устал, тело мое болело и ослабло, все тяготы этого дня сказались разом. К тому же я заблудился.

Спрятавшись под навес автобусной остановки, я позвонил в «Убер». Проверив, на месте ли заветный листок под подкладкой, я стал ждать. Впечатления прошедшего дня – инициалы Ива Шодрона на картинах, мертвая девушка на ступеньках, угрозы Смита – настолько занимали мои мысли, что я не обращал внимания на происходящее вокруг… пока не почувствовал сильный удар в спину. Чуть не потеряв равновесие и растерявшись, я обернулся – и получил еще один удар. Не удержавшись на ногах, я упал лицом в лужу, перед этим ударившись коленями о бетон. Подняв взгляд, я увидел того здоровяка, который дрался со мной и Смитом. Я узнал его за долю секунды до того, как он схватил меня и поднял на ноги. Приставив мне нож к горлу, он прошипел:

– У тебя есть другие бумаги.

– Я все отдал, – выдавил я, пытаясь продышаться и срочно придумать что-нибудь.

– Пора тебя убить.

– Нет, подожди. Ты прав, есть еще бумаги, но они… у меня в гостинице.

– Видно, ты совсем не дорожишь своей жизнью, – сказал он, не сводя с меня своих плоских бесцветных глаз, потом приложил мне нож к шее пониже затылка и провел им по коже. – Ну, как скажешь.

Не раздумывая больше, я ударил его в живот – он болезненно выдохнул, покачнулся, схватившись за бок, и упал. В это время я уже мчался прочь по улице, маша руками подъезжавшему такси и крича водителю, чтобы он остановился. Открыв дверцу, я упал на заднее сиденье, задыхаясь от бега и потрясения.

– Allez, allez! Вперед, поехали!

Потом я оглянулся: верзила поднимался с земли, глядя вслед отъезжающему такси.

Водитель поинтересовался, как меня занесло ночью в такой нехороший район, но я не ответил. Первым делом я нащупал спрятанный за подкладку квадратик бумаги. Потом потрогал шею сзади – на ладони была кровь. Кроме того, на руках обнаружились свежие царапины, джинсы на коленях были порваны, колени разбиты.

Трясущимися руками я нашарил карточку в кармане рубашки. Геройствовать мне совсем расхотелось. Я набрал номер и поднес телефон к уху.

64

В дверь номера я постучал ладонью – костяшки пальцев были разбиты так, что пальцы распухли и не сгибались.

Смит открыл дверь. Он был в трусах и футболке, с заспанными глазами.

– Напали, – сказал я, и у меня вдруг подогнулись колени.

Смит подхватил меня, отвел в ванную, захлопнул крышку унитаза и велел мне сесть. Он помог мне снять куртку и рубашку, намочил мочалку холодной водой и смыл кровь. «Ничего страшного, рана неглубокая». – Он открыл аптечку, достал оттуда бутылку спирта и протер мне шею, затем помог подняться на ноги.

Я вымыл руки; стекавшая с них вода была вначале красной, потом розовой.

Смит и их полил спиртом, а