Ричард Касл - Жестокая жара

— Мне это не нужно; я скрытен от природы. Это не только профессиональное, у меня свои принципы. — Он заметил ее разочарование. — Но не отчаивайтесь. Ради дочери Синди я могу нарушить правила. Стану говорить в общих чертах. А отрицания мои будут весьма красноречивы. Например, на заданный вами только что вопрос могу ответить: я дал клятву не отвечать ни на какие вопросы. И это говорит вам именно о том, о чем вы хотите узнать, верно?

— Именно, — сказала Никки.

Саммерс заметил, что Рук по привычке рассеянно играл в чехарду ножом и ложкой, и укоризненно посмотрел на него. Рук прекратил свое занятие и произнес:

— Ух ты, чувствую себя участником вашего шоу. Видела, Никки? Я только что заработал Взгляд Саммерса, — и он умоляюще обратился к телевизионному дворецкому: — Скажите мне какую-нибудь характерную фразу. Ну пожалуйста, только одну. Прошу вас!

— Очень хорошо. — Саммерс приподнял бровь и высокомерно произнес: — «Какая невоспитанность».

— Великолепно, черт возьми! — Рук радостно рассмеялся, но, поймав холодный взгляд Никки, пробормотал: — Продолжайте. Пожалуйста.

Хит сформулировала свой вопрос согласно новым правилам.

— Скажем так… предположим, вы работали в этой сети… вы не можете вспомнить какие-нибудь имена врагов, в дома которых внедряли агентов?

— Если бы я действительно являлся сотрудником этой сети, я бы рискнул предположить, что не все люди, за которыми шпионили, являлись врагами Америки. Сбор разведданных — специфическое занятие; не все сведения можно получить по официальным каналам, поэтому объектами наблюдения могут быть и дипломаты, и бизнесмены, обладающие нужной информацией. Или просто друзья и знакомые врагов.

— А как насчет моей матери? Если бы вы были знакомы с ее деятельностью, вы бы знали имена «объектов», в домах которых она работала?

— Мне очень жаль. Если бы я их и узнал, то не стал бы держать в памяти. Это истинная правда. У меня хватало бы собственных забот.

— А в то лето, когда вы сфотографировались вместе в Лондоне? Она там шпионила за своими хозяевами?

— И опять же я не могу этого сказать.

— И с Николь Бернарден то же самое?

— Боюсь, что да.

Рук заговорил:

— Можно мне тоже поиграть с вами в загадки? Вы сказали, что если бы вы получили такую информацию, то не стали бы запоминать ее. Но если бы вы все-таки знали, чем занимается ваш коллега-шпион, то каким образом вы — или другие сотрудники — могли обмениваться данными?

— Ловкий ход, мистер Рук.

— У меня уже голова болит от всего этого, — отозвался тот.

— Думаю, что для шпионов, как и для любых других молодых людей в Европе, связанных дружбой, общение было очень важно. «Твиттера» тогда еще не существовало. Скорее всего, они пользовались собственной системой связи. О письмах и телефонных разговорах речи не было, поскольку все это прослушивалось и просматривалось, так что… — Он смолк и подмигнул. — Эти предприимчивые молодые люди наверняка сообщали друг другу о своем местонахождении и передавали важную информацию через секретные почтовые ящики. Будем называть их «тайниками».

— Тайник, — повторил Рук. — Вы имеете в виду нечто вроде кирпича с отметкой, сделанной мелом, который легко вынимается из стены на пустынной площади?

Знаменитый дворецкий состроил кислую гримасу.

— О, прошу вас. Мы же не в сериале «Напряги извилины».[127]

— Тогда как? — спросила Хит.

— Могу предположить, — снова подмигнул дворецкий, — что у каждого члена группы имелся свой отдельный ящик, и он (или она) находил какой-то уникальный способ сообщать о его местонахождении, чтобы плохие парни не смогли ни о чем догадаться.

Перед глазами Никки возникли перевернутые вверх дном квартира матери и дом Николь. Она вспомнила телефонный звонок Бернарденам от неизвестного мистера Сикреста, который искал пакет.

— А вдруг у моей матери или Николь были такие тайники не только в Европе? Допустим — чисто гипотетически — здесь, в Нью-Йорке?

— Этого я не могу знать. Ко времени ее убийства я бы все равно оставил работу в разведке — если бы работал там, конечно, — и он опять подмигнул.

— Когда бы это могло произойти? — спросил Рук.

— В конце девяностых, — и он с усмешкой добавил: — Предположительно.

— Но вы еще находились в Европе, когда была убита мать Никки?

— Именно там я услышал о трагедии. Да. — Саммерс обдумал вопрос и обратился к Руку: — Вы хотите узнать, есть ли у меня алиби?

Он обернулся к Никки.

— Так в этом все дело? Я попал в подозреваемые?

— Вовсе нет, — успокоила его Хит.

— А у меня возникает такое чувство. И должен сказать, что как человек, который пришел сюда из уважения к вам и который вам полностью доверяет, я оскорблен. В следующий раз мы будем беседовать в присутствии моего адвоката. Прошу прощения.

Окружающие подняли головы от фруктового салата, цыплят и вафель, а Юджин Саммерс, с грохотом отодвинув стул, направился к выходу из ресторана.

Рук наклонился и поднял с пола салфетку дворецкого. Взмахнув ею, он воскликнул:

— Какая невоспитанность!

Никки открыла блокнот на чистой странице и сделала заметку: поручить кому-нибудь проверить, где находился Юджин Саммерс в день первого и второго убийств. Просто для того, чтобы убедиться в том, что нигде слово «если» не окажется лишним.

Хит как раз припарковала свою «краун викторию» у участка на Западной 82-й рядом с другими полицейскими машинами, когда ей позвонила Лорен Пэрри.

— У тебя не найдется минутки, Никки? — говорила она каким-то странным, напряженным голосом. Что-то случилось. Хит жестом велела Руку идти в участок, а сама прислонилась к машине. — У меня плохие новости, Ник, — продолжила ее подруга-судмедэксперт. — Мне очень, очень жаль.

— Что там?

— Токсикологическая экспертиза Николь Бернарден. Тест испорчен.

— Тебе придется мне объяснить подробнее, Лорен. Никогда не слышала, чтобы анализ на токсины был испорчен. Что это значит?

— Именно это и значит. В лаборатории что-то пошло не так. Как ты знаешь, мы исследуем образцы крови, мочи и тканей на наличие определенных химических веществ и токсинов в организме покойного; при анализе содержащихся в тканях веществ используются инертные газы.

— К сожалению, имею об этом весьма смутное представление.

— Неважно; важно то, что причина провала — применяемые в лаборатории газы. Партия сжатых газов в баллонах, доставленная нам сегодня, оказалась бракованной, образцы испорчены. Это ужасно. Ничего подобного раньше никогда не случалось.

— Не казни себя, — сказала Никки. — Если, конечно, это не ты отвечаешь за поставку баллонов с газами. Нет, правда?

Лорен не засмеялась, лишь угрюмо ответила:

— Нет.

— Тогда закажите нормальные баллоны, возьми новые образцы и проведи тесты еще раз.

— Это невозможно, Никки, в том-то все и дело. Сегодня утром тело Николь Бернарден по просьбе ее родителей было кремировано и прах отправлен во Францию.

Хит, несмотря на собственное разочарование и огорчение, постаралась успокоить подругу. Она велела Лорен не принимать это близко к сердцу, сказала, что свяжется с ней позже и организует расследование странного происшествия. Выглядело оно весьма сомнительно, особенно после исчезновения перчатки.

В этот момент свободными оказались детективы Раймер и Феллер, и, добравшись до рабочего места, Хит подозвала их к столу и сказала, что хочет немедленно дать задание. Однако, заметив мигающий огонек на автоответчике, решила сначала прослушать сообщения.

Звонила Лизетт Бернарден из Парижа; женщина едва могла говорить, слова прерывались рыданиями. Никки не сразу разобрала, о чем идет речь, из-за слез и акцента, но внезапно все поняла и похолодела от ужаса. Мадам Бернарден и ее муж Эмиль хотели знать, как это могло случиться. Как, во имя всего святого, американцы могли кремировать тело их дочери без их согласия?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Каньеро подошел к Хит, чтобы поблагодарить ее за то, что она не отправила его заниматься инцидентом в судебно-медицинской лаборатории.

— Но я хочу, чтобы ты знала: несмотря на наши с Лорен отношения, я бы справился, если бы ты поручила это мне. Однако она очень гордится своей работой и сейчас жутко расстроена, просто в ярости. Так что я рад, что туда поехали Феллер и Опи. Теперь она может опереться на мое плечо, понимаешь?

— Я все понимаю, Мигель. Посмотри на меня — я веду дело об убийстве собственной матери. Мы оба прекрасно умеем забывать о личных привязанностях, когда это необходимо.

Он нахмурился.

— Я не говорил, что я это умею. Тебе можно позавидовать, — и, прежде чем уйти, он добавил: — Наверное.

Никки собрала свою команду, чтобы раздать новые поручения. Здесь были не все детективы: Гинсбург уехала в Ларчмонт, детективы Феллер и Раймер — в офис судмедэкспертизы. Но Хит стремилась в свой первый день на работе наверстать упущенное и решила не дожидаться полного состава.