Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер

— Я должна сама… сама… она моя дочь…

— Конечно, мама, ты сама, — спокойно произнесла Анфиса, беря мать под руку. — Но может, ты доверишь это мне? А сама посидишь тут с папой, хорошо? Вот тут, на диване, да? — Она показала на большой мягкий диван у витражного окна.

Но мать упрямо замотала головой:

— Нет! Я сама, сама…

— Хорошо, мама, не волнуйся, — тем же ровным тоном сказала Анфиса. — Ты будешь все решать сама, я просто постою рядом. Давайте начнем, Натан Наумович, — повернулась она к владельцу, и тот закивал:

— Конечно-конечно, я вот только распоряжусь насчет Леонида Николаевича, чтобы ему тут все с комфортом организовали, и пройдем в демонстрационный зал. — Он повернулся и очень резво для своей комплекции убежал куда-то.

Анфиса почувствовала, как мать лезет в сумку, висевшую на локте, и достает оттуда блистер с таблетками.

— Мама… тебе не достаточно ли сегодня? — негромко спросила она, но Тамара Андреевна помотала головой:

— Я не выдержу…

— Так, может, не стоит все-таки? Давай я сама.

— Нет-нет, — заталкивая таблетку в рот, пробормотала мать.

Вернулся Натан Наумович, жестом пригласил Анфису и Тамару Андреевну проследовать за ним.

Они оказались в просторном светлом помещении, очень контрастировавшем с холлом. Анфисе в первый момент стало не по себе от количества гробов, среди которых они оказались.

— Давайте начнем вот с этого. — Натан Наумович подвел их к лакированной конструкции из светло-коричневого дерева, ловко откинул крышку, и Анфиса отшатнулась. — Ну, что же вы так реагируете, Анфиса Леонидовна… там ведь пока никого нет. Смотрите… тут искусственный шелк, кружево… цвет обивки можем поменять, если не подходит. Покрывало, подушка — все в комплекте на ваш вкус. Есть еще вот такая модель. — Он провел их дальше, к гробу из более темного дерева, но Тамара Андреевна решительно вернулась к первому:

— Нет… мы берем вот этот. Только… белое уберите, пожалуйста, Олеся не любила этот цвет…

— Это отличный выбор для молодой женщины, — с энтузиазмом откликнулся Натан Наумович, и Анфису передернуло от цинизма этого комментария. — Какой тогда цвет материала предпочитаете?

— Анфиса, какой? — беспомощно оглянулась на нее мать.

— Мама, — мягко сказала Анфиса. — На похороны прилетит муж Олеси, у них в стране как раз белый является цветом траура. Может быть, все-таки лучше сделать так, как это принято там? Все-таки Олеся там много лет прожила…

— Зачем? Мы не знаем этого человека, почему должны подстраиваться под законы страны, где никогда не были?

— Мне кажется, ему так… будет легче.

— Почему?! — выкрикнула Тамара Андреевна, вцепляясь в локоть Анфисы пальцами. — Скажи — почему я должна думать о том, чтобы незнакомому человеку стало легче?! Кто подумает обо мне?!

— Хорошо, мамочка, только не волнуйся. — Анфиса погладила руку матери и спросила: — Тогда — какой цвет?

— Может, бежевый? — немного успокаиваясь, произнесла Тамара Андреевна.

— Да, мама, бежевый будет хорошо.

— Тогда бежевый… — повторила Тамара Андреевна.

Так, пункт за пунктом, они заказали все необходимое, и Анфиса даже порадовалась, что мать накачалась препаратами, потому что сделала все почти спокойно, без особой истерики и слез. И это было кстати, Анфиса чувствовала, что, если мать сейчас заплачет, она сама уже не сможет удержаться и коллективная истерика может затянуться и затормозить все намеченные на сегодня дела.

Оплатив все, они вышли на улицу, и Анфиса, набрав воздуха в грудь, с облегчением выдохнула.

— Мама… через три дня прилетает Хиро. Я сняла ему номер в отеле недалеко от вас. Думаю, нужно пригласить его до похорон на чай… или как там… И мы не спросили его мнения по поводу похорон…

— Мы похороним ее так, как принято у нас. Если его что-то не устраивает, придется смириться, — отозвался отец. — И я не хотел бы его видеть.

— Папа… но он Олесин муж, они ведь женаты официально.

— Они официально женаты в Японии.

— Какая разница? Он ее муж, он имеет право попрощаться, раз уж хоронить ее мы будем здесь. Ты понимаешь, что он не сможет к ней на могилу приходить? И что — мы лишим его возможности увидеть ее в последний раз? Мы ведь люди, папа, нельзя так.

— Она из-за него бросила сына.

— Ты не прав. Сына она бросила задолго до встречи с Хиро, — возразила Анфиса, чувствуя необходимость защитить зятя.

— Какая разница… Она могла вернуться из Америки и снова жить с Антошкой, но выбрала Японию и этого…

У отца тряслись руки, Анфиса только сейчас это заметила и немного испугалась:

— Папа… ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично! Прекрасно я себя чувствую! У меня погибла дочь, а я жив, потому чувствую себя замечательно! И ты, кстати, тоже жива! — Леонид Николаевич развернулся и пошел к лесенке, ведущей по небольшому пригорку на тротуар.

— Куда ты?

— Доберусь на трамвае! — Он даже не обернулся, но по напряженной спине Анфиса поняла, что отец взял себя в руки и до дома доберется нормально.

— Ему нужно побыть одному, — произнесла рядом негромко Тамара Андреевна. — Не обращай внимания, Анфиса, отец винит себя в том, что случилось.

— Что за ерунда? Папа-то при чем тут?

— Нет, речь не о ее смерти… речь о том, как она прожила жизнь.

«Ну, вот это как раз то, о чем я его предупреждала много лет назад. Только не Олеська его обвинила, а он сам», — подумала Анфиса, а вслух произнесла, открывая машину:

— Все, мам, поехали, прохладно уже.

Уже в машине она вдруг вспомнила фразу, брошенную отцом на прощанье — «И ты, кстати, тоже жива» — и спросила:

— Мама… почему папа и меня тоже винит в смерти Олеси?

Тамара Андреевна спокойно посмотрела на нее:

— А ты себя не винишь? Не чувствуешь, что она погибла из-за тебя?

— При чем тут я, что за бред, мама?

— Это не бред, Анфиса. Отцу рассказали, как ты получила записку с угрозами и скрыла ее от нас. Ты продолжила делать то, чего тебя просили не делать. Значит, твоя работа оказалась для тебя дороже жизни сестры? И после этого ты думаешь, что мы не вправе обвинять тебя в ее гибели? Ты могла ее спасти — и не сделала этого.

Эти слова, сказанные спокойным, ледяным тоном, показались Анфисе булыжником, прилетевшим неожиданно в лицо.

— Мама… но это ведь неправда…

— Сегодня утром мне позвонил следователь. Дело Олеси выделено из дела о двух других задушенных девушках. Ее убил кто-то другой, и я уверена, что ты знаешь, кто это был. Но не говоришь из боязни, что все узнают, какая ты на самом деле, потому и молчишь. Карьера — это все, что