Загадка поместья «Ливанские кедры» - Катерина Теерлинк

добавить в отвар, становится понятна перемена в его настроении. Смерть жены решала все его проблемы – после этого можно было бы купить не только ипподром, но и целый конезавод. Но не кажется ли тебе такое решение слишком глупым?

– Глупым? Для Гийома? Ничуть. Он и сам не очень умен, хоть и производит солидное впечатление. Вспомни, как ловко он за несколько лет промотал свое состояние.

– Прости, что приходится об этом напоминать, но и ты своего лишился.

– Прошу заметить, при совершенно других обстоятельствах. Мне просто не повезло, – возмутился месье де Кринье, бросив на Вивьен укоризненный взгляд.

– Хорошо, оставим это, – она примирительно накрыла его руку своей. – И давай вернемся к Гийому. На мой взгляд, несмотря на его сомнительные умственные способности, все выглядит слишком очевидно, чтобы быть правдой. И есть еще один момент, который говорит против того, что это сделал Гийом.

– И какой же?

– Он не Медичи, чтобы носить яд в перстне. Мне кажется, для отравления нужна некоторая подготовка. Если бы Гийом давно задумал нечто подобное, то сначала бы разделался со своей женой, а потом уже покупал ипподром. Но нет, он, повинуясь минутной прихоти, подписал вексель, хотя догадывался, что тетю Агнес такое решение точно не обрадует. И знаешь почему? Потому что Гийому все всегда сходило с рук. Он и раньше сорил деньгами, а тетя Агнес устраивала ему за это выволочки. Но при этом оплачивала его долги. Скорее всего, в этот раз было то же самое – она накинулась на него, но потом он принес отвар, наговорил массу приятных слов, и тетя Агнес простила его.

– Тогда ты должна подозревать кого-то другого.

– Безусловно. Я подозреваю абсолютно всех, кому эта смерть была на руку.

– Этого недостаточно.

– Ты совершенно прав. Но мне в руки случайно попала записка…

В это время на веранде неожиданно появилась Иветт. Она все так же держала в руках четки, однако во взгляде у нее уже не было того отчаяния, которое заметила Вивьен двумя днями ранее. Она мысленно перекрестилась. Леди Алертон уже начала переживать за здоровье кузины и хотела даже переговорить с Полин, не стоит ли пригласить врача. Но, похоже, молодость брала свое, душевное равновесие Иветт стало постепенно возвращаться к ней.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Вивьен.

– Спасибо, мне уже лучше. Я много молилась, и Господь утешил меня. – Мадемуазель Пиорри присела на краешек соседнего кресла и сделала слабую попытку улыбнуться.

Леди Алертон хотела узнать, нет ли вестей от месье Мельяка. Возможно, именно в этом таилась причина более спокойного состояния кузины. Но рядом находился Дидье, и в его присутствии Иветт вряд ли стала бы что-то рассказывать. Чтобы как-то поддержать разговор, Вивьен заметила:

– Ваши орхидеи не идут у меня из головы. Особенно мне понравилась та, с лепестками, похожими на перышки.

– Это хабенария.

– А еще розовая. У нее лепестки как кружева и желтая серединка.

– Каттлея.

– И такая, с множеством мелких цветов. Чем-то напоминает соцветия каштана.

– Онцидиум.

– Когда вернусь в Лондон, обязательно выпишу себе такие. Только боюсь, пока доеду, пройдет столько времени, что успею позабыть все названия. Ты не могла бы мне их записать?

– Да, разумеется, – Иветт поднялась с кресла и направилась в дом.

Дидье наблюдал весь разговор в немом изумлении. Он был настолько потрясен, что даже позабыл о шампанском.

– Я и представить себе не мог, что ты стала увлекаться цветами. Вот что с человеком делает деревенская глушь, – растревожился он. – Надо немедленно вывозить тебя из этого пагубного места. Иначе ты начнешь еще разводить капусту и доить коз.

– Не переживай за меня, – рассмеялась леди Алертон. – К разведению цветов я испытываю искреннее и безграничное равнодушие. Мне требовалось только получить образец ее почерка.

– Зачем же, позволь узнать? В записке же ясно говорилась, что письма принадлежат мадам Дюссо.

– Ах да, я же не успела рассказать, – глаза Вивьен загорелись. – Представь себе, вчера я заглянула в библиотеку и на столе под чернильным прибором нашла еще одну записку. Вернее, не записку, а рецепт. Написан он был аккуратным женским почерком. В нем указывалось множество ингредиентов, среди которых был и стрихнин.

В этот момент из дома вышел один из слуг и передал лист бумаги от Иветт. Леди Алертон внимательно изучила список растений и удовлетворенно кивнула. Когда слуга ушел, она продолжила:

– Очень похоже на ее руку. Но сказать точно я смогу, только когда вернется Стивен.

– Кстати, а где он? Я не видел его ни за ужином, ни за завтраком. Это при его-то аппетите.

– Сама ничего не понимаю. Вчера я отправила его с этим рецептом в местную аптеку узнать, можно ли указанным количеством стрихнина нанести какой-нибудь вред. А заодно выяснить, не покупал ли кто-то эти вещества.

– И каков результат?

– В том-то и дело, что пока никакого. Как ты сам заметил, Стивен пропал и никто его не видел со вчерашнего дня. Я очень переживаю, не случилась ли с ним какая-нибудь неприятность.

– Разумеется, случилась, – довольно хмыкнул Дидье. – С ним все время что-то случается.

Но только леди Алертон решила защитить доброе имя своего секретаря, как из-за угла дома появилась служанка и засеменила в сторону боковой калитки. Но это была не та девушка, вслед за которой Дидье направился в сторону деревни за день до этого. Эта была долговяза и сутула, хотя и со свежим личиком. Несмотря на то что служанку мог назвать красавицей только человек с богатейшим воображением, месье де Кринье тем не менее проявил к ней неподдельный интерес, позабыв о разговоре.

– Только умоляю, не говори мне, что тебе срочно требуется прогуляться, – насмешливо заметила Вивьен.

– Что, дорогая? – очнулся Диди.

В этот момент Монти, который мирно дремал под креслом, свернувшись клубочком, вскочил, посмотрел вслед удаляющейся фигуре, потянул носом воздух, а затем неожиданно сорвался с места. Через секунду его пятнистая фигурка с развевающимися на ветру рыжими ушами скрылась за деревьями. Леди Алертон тут же вскочила, чтобы броситься за ним вдогонку, но месье де Кринье поймал ее за руку:

– Никуда он не денется, слуги приведут. Дай собаке сделать глоток свободы, прежде чем его снова посадят на привязь.

Вивьен встала в нерешительности, не зная, как поступить. Потребовалось несколько секунд, прежде чем она опустилась в кресло и с сарказмом заметила:

– Теперь я понимаю, почему вы так друг друга любите. Родственные души.

– В твоих словах мне слышится осуждение. Но день слишком прекрасен, чтобы потратить его на бесполезные препирательства. – Благодушие Дидье не знало границ. – Мы, кажется, говорили о твоем секретаре.

– Совершенно верно. И хотелось бы заметить, ты несправедлив