Убийство в подарок - Карен Дюкесс

Мы шагаем вслед за ней от реки к краю леса. И вот она, разметанная груда камней, слишком больших, чтобы их принесло сюда потоком. Кусок стены, еще один, между ними бурьян. Я кладу ладонь на камень, служивший частью материнского дома. Нужно как‐то отметить мое присутствие здесь. Я собираю маленькие камни и составляю их небольшой пирамидой наверху самого высокого обломка стены, который не доходит мне даже до пояса. Чувствую, как Эмити, Уайетт и Жермен наблюдают за мной, а потом, ни слова не говоря, начинают добавлять камешки к моей пирамиде. Мне хочется запомнить эту минуту, впечатать ее в сознание. Я вынимаю телефон и делаю фотографии. Пасторальная, мирная картина. Трудно вообразить пожар и смерть в таком тихом, безмятежном месте. Это не могила, но именно здесь погибла моя бабушка. Из мелких камешков я выкладываю имя Энн Кроули – крошечный памятник в высокой траве, посвященный бабушке, обретенной и потерянной в одно мгновение.

Глава сорок седьмая

Назад в деревню Жермен ведет нас другим путем, по дорожке, которая вьется по лесу, а потом через пастбище. Когда мы сквозь перелаз выбираемся на дорогу, я уже узнаю окрестные места. Мы у подножия холма, где живут Дев и его мать. Жермен смотрит на их дом и говорит:

– Мне нужно зайти сюда. Проведать Полли.

– Как вы сказали? – переспрашиваю я.

– Хочу навестить подругу, – повторяет она. – Ту, которую вы отвели домой.

– Пенелопу.

– Да, ее все зовут Полли.

– Мать Дева – Полли, подруга Эдвины? – Хотя я говорю вслух, слова не доходят до сознания. – Вроде бы Эдвина сказала, что Полли скончалась.

– С чего бы ей так говорить? – удивляется Жермен.

Нет, старушка так и не говорила. Она выразилась иначе: «Полли уже не с нами». Потому что у нее деменция. Теперь я осмысляю мелочи, на которые раньше не обратила внимания. Когда я провожала мать Дева домой, она положила ладонь мне на руку и сказала, что рада видеть меня. Она приняла меня за подругу, которая вернулась после долгого отсутствия. Неужели увидела во мне мою мать?

– Вы идите, – киваю я друзьям. – Я тоже загляну к Пенелопе.

Надо рассказать Деву обо всем, что я узнала, и поговорить с его матерью. Может, у нее случится миг просветления и она расскажет мне что‐нибудь. Не дожидаясь ответа приятелей, я взбегаю по холму и стучу в дверь дома.

Открывает Дев. Я тяжело дышу.

– Что с тобой?

– Все нормально. Вернее, нет. Ну, то есть мне вроде бы лучше. Я выяснила нечто невероятное. Можно войти?

Он проводит меня в гостиную. В камине тусклый, почти потухший огонь. Я на взводе и сидеть не могу. Дев складывает руки на груди, как будто опасается меня.

– Моя мать родилась в Уиллоутропе. Она жила здесь до девяти лет.

Я торопливо рассказываю ему остальное, все еще толком не веря, что это правда.

– Ты приехала сюда, чтобы разгадать мнимую тайну, а разгадала настоящую, – подводит итог Дев. – Непостижимо.

– Я еще многого не знаю. Например, почему мать так долго ждала, чтобы вернуться, и кого она здесь искала. Мне даже неизвестно, жив ли еще мой дед и, если жив, в курсе ли он, что мама умерла. Смахивает на мыльную оперу, верно?

– Есть немножко.

– Но это еще не все.

Я рассказываю Деву, что его мать когда‐то присматривала за моей и некоторое время поддерживала с ней связь.

– Мне кажется, на днях она приняла меня за мою маму. Сказала, что меня очень долго не было и она рада моему возвращению.

– Моя мама много чего говорит, Кэт. Ее разум блуждает в потемках.

– Знаю. Но тогда ее сознание на мгновение прояснилось. Можно с ней поговорить?

– Не уверен, что стоит, – качает головой Дев. – Когда мама путается, это ее расстраивает. Я не хочу, чтобы она думала о прошлом. Ее память – одни обрывки. Ничего связного.

– Но можно мне попробовать?

– Мама спит. Давай лучше я расспрошу ее позже, а потом расскажу тебе все, что она вспомнит. Но не особенно надейся на результат.

– Не буду.

Еще как буду.

Дев спрашивает, не хочу ли я присесть на минуту, но я отказываюсь. По-моему, он хочет услышать от меня что‐то еще.

– Прости, что не написала, – извиняюсь я. – У меня просто голова идет кругом.

– Тебе лучше?

– Да. Наверно, съела что‐то не то.

Я не умею врать. Дев собирается что‐то сказать, но колеблется. И все же решается:

– Знаешь, было обидно. Когда ты дала стрекача.

Именно так я всегда говорила о матери, которая то и дело давала стрекача. Постоянно находились причины для побега: отношения прокисли, любовник показал свое истинное лицо, ее организму требуется больше солнца, ей легче дышится на других широтах. Маму всегда что‐то манило, по крайней мере, она заставляла меня так думать: более привлекательное будущее, шанс, который не хочется упустить. Я сбежала от Дева совсем по другим причинам.

– Знаю. Прости. Я просто хочу сказать… – А что я хочу сказать? Что не хотела так внезапно убегать? – Мне было очень хорошо с тобой.

– Нам было хорошо вместе. – Он подчеркивает слово «было», словно принимает мой намек на то, что наши отношения – всего лишь интермедия. Ничего больше. И теперь все кончено.

Какая же я дура. Дев мог бы стать милым воспоминанием, а сейчас осталось лишь сожаление.

Глава сорок восьмая

Четверг

В эту ночь мои сновидения мечутся туда-сюда: леди Блэндерс бегает вокруг горящего дома, ища своих детей, а Гордон Пенни танцует ча-ча-ча с моей матерью в гостиной бабушкиного дома. «Смотри, как мы танцуем, раз-два-три-четыре! – кричит мать. – Мы никогда не остановимся, раз-два-три-четыре».

Сон настолько очевиден, что после пробуждения мне даже неловко. Как же я раньше не понимала? Танец – прекрасная метафора того, как мама прожила свою жизнь. Не задерживайся на одном месте, чтобы не успеть вспомнить, как судьба отлупила тебя, и чтобы не пришлось повернуться лицом к жестокой правде или отвечать на болезненные вопросы. Танцуй до смерти.

Встаю с кровати и одеваюсь. Я всегда принимала как должное, что происхожу из благополучной семьи. Бабушка Райя растила меня с любовью, о дедушке я слышала только хорошее. Бабушка Лу и дедушка Хэл из Индианы были мягкими и добрыми, никогда не забывали прислать мне открытку на день рождения и Валентинов день с долларом в конверте на «гостинцы». Я очень грустила, когда бабушка Лу умерла – мне было восемь, – а через год скончался и дедушка Хэл. Теперь у меня есть еще одна бабушка, погибшая при