Темная флейта вожатого - Владимир Волков

Толпа загудела. Кто-то издал вопль разочарования, кто-то выругался сквозь зубы.

– Во засада! – выдал «браток» и поправил повязку на голове.

– Ага! Пришел из леса! – поддержал его лидер рабочих. – Маугли чертов…

– И на фиг он такой нужен?

– Точно! Пускай обратно проваливает!

– Зачем такого вообще в лагерь взяли?

– Какого еще «такого»? – возмутилась Лидия Георгиевна. – Вы соображаете, что вы говорите? Он не человек, что ли, по-вашему?

А Женя вертел головой, цепляясь за юбку воспитательницы, мычал, маша рукой в сторону леса, и улыбался, показывая редкие зубы. Под враждебными взглядами родителей Лидия Георгиевна повела мальчика в Синий корпус.

– Почему он? – выкрикнула объемная дама. – Ну почему этот… отсталый? А моя дочь…

– Успокойтесь, женщина! У всех горе.

– Ну если один пришел, то и остальные придут!

– Ага! Держи карман шире!

– Так, замолчали все! Успокоились! Не гундим!

– Все будет. И не раз…

– Да пошли вы!

Через пятнадцать минут Женя появился на улице умытый, одетый и совершенно счастливый. Толпа родителей смотрела на ребенка с еще большей враждебностью, чем недавно на Раскабойникова.

– Пусть хоть напишет или нарисует, что ли…

– Во-во! Дорогу пускай покажет!

– Хоть какая-то польза от него должна быть!

– Не отпускать же его просто так.

– Кто-нибудь приехал за ним? – поинтересовался Стаев.

Леночка сверилась с журналом.

– Тут где-то дедушка его ходил. Утром еще был…

И тотчас откуда-то сбоку возникла сгорбленная, приземистая бочкообразная фигура в осенней куртке – то ли безбородый гном, то ли другое сказочное существо. Длинная трясущаяся рука протянулась вперед, нащупала запястье мальчика, сжала, потянула. Еще никто ничего не успел сказать, а старик в куртке уже тащил Женю в сторону ворот.

– Эй, ментура! Че смотришь? – взбеленился «зэк». – Это ж свидетель! Останови его давай. Слышь, да? Алле! Или тебе на все уже положить?

Стаев бросился за «гномом», чуть ли не насильно остановил его. Следователь долго втолковывал простоватому старику, что от него требуется, а тот только хлопал глазами и хмурился. Через пятнадцать минут Женя с угрюмым дедушкой, Стаев, Раскабойников, Яна и Лидия Георгиевна сидели в главной вожатской. Все по очереди обращались к мальчику. Пробовали заигрывать, подкупить конфетами, использовали другие педагогические средства. Но Женя только издавал поток междометий, махал рукой в сторону окна, а когда перед ним положили карандаш и чистый лист бумаги, изобразил с десяток непонятных закорючек.

– Даже писать не умеет! – возмущался Стаев. – Как он вообще в лагерь попал? Почему не в спецшколе?

– А как я его туды устрою, ежели он по доку́ментам нормальный? – ворчал дедушка. – Мамаша его покойная подкузьмила. Не захотела сыну жизнь портить. Потрындела с врачами, и все. Так его и держуть в школе из жалости. Из класса в класс переводять, и ладно. А путевка мне от завода досталась.

– Лес! – вдруг крикнул Женя совершенно отчетливо. – Лес! Лес! Лес! Иглало!

Все повернулись к мальчику. Тот таращился большими круглыми глазами и улыбался, глядя на взрослых. Лидия Георгиевна подскочила к Жене.

– Заговорил! Вы слышали? Он заговорил! – воскликнула воспитательница десятого отряда с невероятным счастьем.

– Вот и отлично! – Стаев подошел к мальчику. – Теперь пусть рассказывает. Слышишь? Говори давай! Или рисуй!

Следователь насильно вложил в руку Жене карандаш, развернул его к столу, пододвинул новый лист бумаги. Мальчик тотчас насупился, захныкал, повернулся к Лидии Георгиевне. Стаев отстранил воспитательницу и склонился над мальчиком.

– Рисуй! – снова приказал он Жене. – Или рассказывай! Никто отсюда не выйдет, пока…

Женя вдруг сжал карандаш в кулаке и яростно зачеркал по бумаге. Грифель тотчас же сломался, но мальчик продолжал водить обломком по листу туда и сюда. Бумага рвалась в клочья, на столе появлялись царапины, а Женя все работал кистью под взглядами изумленных взрослых.

– Лес, лес, лес! – повторял он.

– Ну-ка перестань! – Стаев хлопнул ладонью по столу.

Женя отбросил обломок карандаша и поднял голову. Лицо его вдруг стало совершенно нормальным – не просто мордашка идиота, а осмысленная физиономия мальчика двенадцати лет. Даже глаза больше не казались пустыми и прозрачными. Они потемнели, в них появился интеллект.

Стаев в изумлении наблюдал такую быструю метаморфозу. Ему вдруг показалось, что Женя вовсе не отсталый, что он умеет и говорить, и писать, даже прекрасно понимает, что от него требуется. Он просто притворяется слабоумным, чтобы ничего не рассказывать. С минуту следователь и мальчик смотрели друг на друга. Стаев сдался первым.

– Мерзавец! – прошипел он, отводя взгляд.

– Лес! – крикнул Женя, и лицо его снова приобрело простоватое выражение, а глаза превратились в две голубые стекляшки. – Лес, лес, лес, лес!

– Давайте на этом закончим, – продолжила Яна. – Не стоит больше мучить ребенка. Вы же видите…

– Паршивец! – процедил Стаев. – Пускай проваливает!

Отправив Женю с его дедушкой улаживать необходимые формальности, полковник и следователь вышли из душной вожатской. Раскабойников прошел через площадку с флагами, уселся на лавку, обхватил голову руками и замер. Стаев подошел и сел рядом. Они помолчали с минуту.

– Я жду продолжения истории, – сказал следователь.

Полковник молчал, как будто не слышал. Стаев открыл папку с рисунками Шайгина.

– Вот! – крикнул следователь и сунул под нос Раскабойникову пятый рисунок вожатого с изображением ворот и сосны с обломанной верхушкой. – Видите? Все сбывается! Все происходит так, как предсказал вожатый. А потом будет это! – Он выхватил два черных прямоугольника, которые казались еще черней на ярком солнце. – От черноты нас отделяет всего один рисунок. Рассказывайте дальше! Ну!

Раскабойников поднял большую голову. Под глазами полковника образовались темные круги. Казалось, он вот-вот расплачется. А за спиной Стаева вдруг выросли родители. В первых рядах стояли «жженый» и работяги, за ними – итээрщики, поодаль, как будто не при делах, топтались «браток» и религиозная пара, а в отдалении виднелась жена «профессора». «Зэка» по-прежнему не было видно. Они стояли и вдруг заговорили вразнобой.

– Это опасно. Они могут умереть!

– Нельзя нарушать естественный ход вещей.

– В прошлый раз было шибко плохо.

– Перед лагерем она приказала мне: не ищите!

– Мы вас просим. Ради наших детей! Остановитесь!

– Они вернутся. Обязательно. Только не нужно им мешать.

– И мой сурок со мною!

Следователь смотрел то на одного, то на другого, и у всех в глазах видел одно: страх и бесконечную веру в ту белиберду, которую они говорили.

– Я прикажу арестовать вас всех… – начал Стаев сквозь зубы, вращая глазами. – Вы все сообщники. Вы помогли Шайгину совершить преступление. И должны ответить перед законом.

Родители замолчали. Они стояли напротив Стаева и были готовы броситься на него. И в этот момент у Раскабойникова заверещал телефон. Полковник