Красное озеро - Кеннет Дун

А в Бостоне вы… по делам? Киф сказал, что вам требуется юрист.

– Да. Гиблое дело, но мы стараемся, как можем. Я представляю интересы вдовы Пьетро Гаспари.

Я вздрогнул. В памяти всплыла заметка из нью-гемпширской газеты, прочитанная в случайной забегаловке, и почему-то мне немедленно захотелось выйти из прокуренного бара на свежий воздух.

– Вы помните Пьетро? – печально спросил Коллинз, неверно прочитав мое выражение лица. – Прекрасный был человек, золотое сердце. И необыкновенно талантливый, конечно.

– Эээ… нет. Не помню. Я просто прочитал о его смерти несколько дней назад.

– Надо же. Даже бостонские газеты о нем написали. Впрочем неудивительно. В последние годы работы Пьетро получили известность. Две галереи в Портленде и Бангоре устроили его персональные выставки. Думаю, сейчас все по достоинству оценят талант Пьетро. Жаль, что он не дожил до настоящей славы.

– Да, очень жаль.

– Но вы говорите, что его не помните.

– Имя показалось мне знакомым. Такое, знаете ли, эффектное. Мы встречались с ним в Нью-Йорке?

– Не могу сказать. Если быть откровенным, Тео, я тоже не слишком обращал на вас внимание. Вы были скучным мужем Миранды, – Коллинз хохотнул и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще бокал вина.

Я тоже попросил повторить мне скотч с содовой.

– Как он умер? – полюбопытствовал я. – От болезни?

– Самоубийство, – мрачно ответил Коллинз. – Вскрыл себе вены в ванне.

– О, господи.

– Да. Как гром среди ясного неба. Тем более, что у него осталась молодая жена, которая ждет ребенка. Ужасно, ужасно. Конечно, его мог подломить отказ от нью-йоркской галереи Голдсмитов представлять его работы. И история с конкурсом «Талантов Новой Англии», где все уже было на мази, а потом его в последний момент выкинули из списка финалистов… Я понимаю, когда ты столько лет ждешь признания… Разочарование может стать последней каплей. Хотя его работы в последнее время неплохо продавались.

– Ну, сейчас, наверное, цены на них еще больше поднимутся. Так же работает мир искусства? Так что его вдова сможет неплохо себя обеспечить.

– В этом и проблема, вот почему я здесь. На самом деле оказалось, что дом, в котором он жил, ему не принадлежит. Он его арендовал все эти годы. И там какой-то странный контракт, который заканчивается со смертью Пьетро. То есть нельзя просто продолжать платить аренду и дальше жить в этом доме. Даже если бы у Бернадетт были деньги.

– А у нее их нет? Почему?

– Потому что по старому завещанию все его имущество и права на работы достаются брату Пьетро, какому-то ловцу креветок из Коннектикута. Он просто не успел переписать завещание на жену. Ну, не думал человек, что умрет в одночасье, вот как оно бывает.

– Да нет же, думал.

– Что?

– Он покончил с собой, так вы сказали. Дождался, пока останется дома один, потом наполнил ванну. Это же не минутное дело. Мог найти время сесть за стол и написать хотя бы на обычном листе бумаги, что хочет все оставить жене или ребенку. Хоть это завещание было не заверено, но наверняка его бы приняли в суде.

– Вы крючкотвор.

– Как и подавляющее большинство судей. Гаспари оставил предсмертную записку?

– Вроде да. Какие-то каракули о том, что его не ценят, и все в таком роде. Во всяком случае, полицию она удовлетворила.

– Видите. Значит, для предсмертной записки он сумел собрать мозги в кучу. Мог бы вспомнить и о новом завещании. Может, он узнал, что молодая жена ему изменяла, а ребенок не от него?

– Вы не знаете, о чем говорите! Бернадетт была бесконечно предана Пьетро. Вы сейчас проецируете на ситуацию историю своих отношений с Мирандой.

– Ничего я не проецирую, – холодно ответил я. – Вы правы, я в глаза не видел эту Бернадетт и совершенно не помню, что встречал когда-либо Пьетро Гаспари. И не имею права высказывать свои предположения о жизни этих людей. Возможно, он и правда был таким рассеянным художником, который, нарисовав неудачный закат, залез в ванну и полоснул себя бритвой по запястьям, забыв, что оставляет жену практически без средств и без крыши над головой. Просто вы описали ситуацию, а я представил себе, как бы на нее среагировал юрист. Конечно, миссис Гаспари может оспорить предыдущее завещание мужа или попробовать договориться с деверем…

– Да, Киф сказал мне то же самое. Что суд может занять много времени, а миссис Гаспари придется доказывать, что муж намеревался обеспечить ее и ребенка. Подумать только, в какое ужасное время мы живем.

Я не понимал, как ужасное время, в котором нам довелось жить, связано с затруднительным положением, в которое попала миссис Гаспари. Элвуд Коллинз говорил еще минут пятнадцать, пока не прикончил третий бокал вина, но рассказывал он так путано и непоследовательно, что я окончательно утратил нить.

Например, я не понял, почему Бернадетт Гаспари отказывается покидать дом после смерти супруга, как с этим связаны остальные жители Джаспер-Лейк и чего именно добивается Коллинз в Бостоне. Заподозрив, что за четвертым бокалом может последовать какая-то просьба о «небольшой дружеской услуге», я схватил шляпу и, сославшись на занятость, быстро ретировался.

***

Мой покойный тесть любил повторять, что любое стоящее сообщение можно уложить в три фразы. Что, мол, если человеку требуется больше предложений, чтобы собраться с мыслями, значит, либо что-то не так с ним с самим, либо с идеей, которую он излагает.

Думаю, каждый, кто заработал несколько миллионов, распихивая локтями конкурентов, в конце концов впадает в некоторое самодурство и имеет право считать, что он что-то понял в жизни, а заодно поучать других. Надо признать, сам Оскар действительно был скуп на слова. Эми говорила, что виной тому какие-то его юношеские комплексы от недостатка образования.

Ее дед Илай Коэн был нищим эмигрантом из Восточной Европы, начинавшим свой путь к американскому процветанию с одной деревянной тележкой, на которой развозил товары по фронтиру. И первые деньги заработал наглостью и склонностью к авантюрам, а затем даже кичился своим стремительным взлетом с низов. Со Среднего Запада Илай перебрался в Новую Англию, где, по его мнению, было гораздо больше простаков.

В Бостоне Илая хорошо знали как в доках Саут-Энда, так и в аристократических особняках Чарльстона и Бруклайна. Поговаривали, что Илай даже вел какие-то транспортные дела с гангстерами из Нью-Йорка и Чикаго в 20-х годах, но сумел выйти из этого бизнеса без потерь, что вообще-то было редкостью в то время.

Другое дело Оскар, его единственный сын. Он унаследовал отцовскую хватку и деловое чутье, но с самого начала собирался делать бизнес по-крупному, покупать, продавать